Алена Дашук - Всевидящая Домна [СИ]

— Ежели не справитесь, — Зоська лукаво прищурилась, — зовите, поможем.

Чуть покачиваясь, Уткин вышел из продмага. К фантазиям о бутылочке «со слезой» и тарелке с груздями прибавились другие — зефирные, — отсекаемые обычно жёсткой цензурой Домны ещё на подступах к сознанию.

Протяжно скрипнув, дверь отворилась. Мишаня шагнул через порог. Не разуваясь, потопал на кухню.

План действий: сунуть бутылку в морозильник, достать подсолнечное масло, очистить луковицу…

— Куда?! Пол только намыла!

Уткин замер, всматриваясь в погружённую во тьму прихожую.

— Домка… вернулась что ли?

Тишина. Мишаня нащупал выключатель. Повернул. Пустота была вопиющей.

Уткин заметался по квартире.

Большая комната — зала, как они величали её.

Спальня — никого!

Ванная!!

Туалет!!!

Ворвавшись на кухню, Уткин обнаружил-таки одну живую душу. На застеленном белоснежной скатертью столе, вальяжно раскинувшись, дремал Брысь.

— Чего сказал-то? — прохрипел Мишаня, чувствуя, что диалог с котом не одобрил бы ни один уважающий себя психиатр.

Котяра приоткрыл глаз, смерив хозяина оценивающим взглядом, брезгливо дёрнул усами.

— Причешись, смотреть тошно. — И снова погрузился в сон.

В голове Уткина звякнули бубенчики — весело и пусто. Осмысленные действия уступили место рефлекторным.

Сумка в руках.

В сумке водка.

Открыть холодильник…

— Не таскай ничего, обед скоро! — пресёк поползновение холодильник, едва Уткин потянул на себя дверцу.

Мишаня отпрянул, выронив пакет. Звон разбившегося стекла вывел Уткина из ступора.

Он принялся искать. Перво-наперво обшарил шкафы. Шкафы были узкие, дородная Домна не сумела бы в них втиснуться ни при каких условиях… Как и под кровать…

Под диван…

Под тумбочку!..

Кресла!!!

Постепенно чувство реальности Мишаню покинуло окончательно. К концу обыска он заглядывал под ковёр, в духовку, перебрал даже банки с крупами. Когда одна из вываленных на пол груд тряпья заговорила, уже почти не удивился.

— Теперь всё сложи как было! Нашёл каторжную убирать за тобой!

Уткин кивнул и взялся методично запихивать глаженые рубашки в отсек для обуви.

Мишаня пил тёплую водку из уцелевшей бутылки. Перемешанные с битым стеклом грузди пришлось выбросить. Изгнанный на кухню старый телевизор стенал о поруганной любви и ещё о чём-то, в чём хорошо разбираются поклонницы сериалов. Любая попытка переключить канал заканчивалась истерикой пульта ДУ.

— ОБРАТНО ВЕРНИ! — вопил сторонник отсутствующей Домны.

Угомонить несносное устройство удавалось лишь, нажав требуемую кнопку.

В зале, где стояла новенькая «плазма», дела обстояли ещё хуже. Помимо пульта, здесь нашлось множество желающих поучить Мишаню жить. Стоило поставить на журнальный столик чашку, тот требовал:

— Убери, полировку поцарапаешь!

Только Мишаня приноравливался надкусить бутерброд, диван ярился:

— Обивку маслом изгваздаешь!

Переорать взбесившиеся предметы интерьера не умел даже спортивный комментатор. Пришлось ретироваться на кухню. Здесь было спокойнее, разве сериальная героиня донимала нытьём, да текущий кран бубнил о необходимости сменить ему прокладку.

Утомлённый хоровым звучанием одного-единственного голоса, Уткин отправился в спальню.

Сквозь полудрёму, услышал знакомое до боли:

— За день наломаешься, а ты со своими глупостями. Руки убери!

Кажется, на сей раз ноту протеста подала Домнина подушка…

Утро тоже оказалось недобрым.

— Восьмой час! С работы вылетишь, лапу сосать будем?!

— Я ж в отпуске… — начал, было, Мишаня, но тут же резко открыл глаза и с ненавистью уставился на будильник. — Ч-чёрт!

Уткин сел, обхватил голову, застонал. Неужто и впрямь свихнулся…

Нежиться в постели в обществе горластой подушки и подзуживающего ей будильника желания не было. Уткин потащился в ванную.

— Долго не занимай! Не один, чай, живёшь, — тявкнул в спину стоптанный тапок Домны.

На выходе из ванной комнаты, Уткина окликнула зубная паста.

— Тюбик заверни! Засохнет, ваксой будешь зубы чистить!

В покое его не оставили даже в уборной.

— Нашёл избу-читальню! Или заснул там?!

Уткин отшвырнул раскрытый журнал. С обложки на Мишаню укоризненно смотрел хмурый дядька в высокой белой шапочке. «Это знак, — обречённо подумал Уткин. — К доктору надо… Или к попу?».

Ни в поликлинику, ни в церковь Мишаня не пошёл. Признаваться в ТАКОМ незнакомым людям… Срамота! Пошёл к Кузьмичу. Кузьмич не раз выручал Мишаню дельным советом и на все случаи жизни имел «нужного человечка».

Выслушав сбивчивый рассказ, Кузьмич задумался. Потом поднялся и, бросив через плечо короткое: «Идём», двинулся в сторону Мишаниного дома.

Дверь встретила неласково.

— Ещё и дружка приволок! Распивочная что ли?!

— Дела… — Кузьмич почесал взлохмаченный затылок. — Так и бухтит всё время?

— Бухтит, — просиял Мишаня, обрадованный тем, что глас Всевидящей Домны не оказался плодом его персонального воображения. — Оно ничего бы — лает, да не кусает, — но непривычно как-то. Ругается, а самой… в натуре, так сказать… — Уткин развёл руками.

Первая внесённая Кузьмичом инициатива — негоже такие дела насухую решать — была Уткиным горячо поддержана. Сбегали. На томящуюся в полупустом отделе Зоську почти не смотрели — не до неё.

Когда в бутылке осталось не больше четверти, могучий интеллект Кузьмича породил гипотезу № 1. Судя по угрюмому выражению лица, версия была не из весёлых.

— Звонил ей? — жёстко спросил Кузьмич.

Мишаня замотал отяжелевшей головой.

— Дорого в загранку. Домка и мобилу-то брать не стала.

— На сестрин домашний звони.

Мишаня поёжился.

— Прибьёт. Говорю же, дорого! Да чего придумал-то?

Кузьмич посопел, покряхтел, потёр рот ладонью.

— Тела, значит, нет, а звук есть… — говорил он медленно, с нажимом, точно глупому ребёнку втолковывал. — Что это может быть?

— Радио?

Кузьмич досадливо отмахнулся.

— Смотри, вроде как, нет их, а на поверку выходит — есть… Про тайны разные, про сокровища рассказывают…

— Экстрасенсы?

— Почему экстрасенсы-то?! Говорю ж, НЕТ ИХ!

— Да леший разберёт! — Мишаня добродушно крякнул. — Я экстрасенсов этих самых не видал, так, по мне, их, вроде, и нет. А по телеку — полно. Только на кой они мне? У нас сокровищ-то блоха на аркане, да вошь в стакане.

— О призраках я тебе талдычу! — потерял терпение Кузьмич. — О бесплотном!

— Это Домна-то моя бесплотная?! — возмутился Уткин, вспоминая монументальные формы супруги. — Сам ты… — Вдруг осёкся. — Погоди…

— Всяко бывает. Третьего дня сосед у меня рыбой траванулся. Не помер, правда, но вполне мог. Говорил я ему, в гараже закусь не держи!