Андрей Левицкий - Эромагия

Анита так и подпрыгнула, когда смысл сказанного дошел до нее. Тихо-тихо она попятилась, выскользнула из ниши, пересекла комнату и, нырнув в проем, побежала прочь.

— Ну что, летим? — с беспокойством спросил Шон. С тех пор как рыцарь узнал, что Анита могла попасть в падишахский гарем, он слегка нервничал. Что она натворит, узнав, куда ее привели? Еще разрушит какие-то местные исторические достопримечательности, реликвии какие-нибудь, плати потом за них… Дипломатический скандал получится!

Солнце повисло в центре неба, будто круглая дырка, ведущая внутрь раскаленной печи, покрытой синей штукатуркой. Жара стояла такая, что у Руми бахрома свернулась спиральками, будто высохшие листья.

— Здесь всегда такая погода? — спросил Шон, садясь на Аладдина, который висел в полуметре над землей.

— Нет, летом теплее, — откликнулся тот.

— У! А сейчас что, зима? — удивился Тремлоу.

— Межсезонье, — сказал ковер.

Когда рыцарь взгромоздился на него, плотная ткань слегка прогнулась — Шон будто сидел на очень плотно набитой большой подушке. Прочие ковры, уже отремонтированные — или вылеченные — неутомимым Бладо, столпились неподалеку. Предводитель помахал им углом и взмыл в чистое небо.

Жара тут же обрушилась на Тремлоу — будто вымоченным в кипятке, еще парящим полотенцем шмякнули по голове. Хорошо, он был в чалме и захватил с собой флягу, полную ледяной воды, которую набрал из родника, обнаруженного в руинах.

Вскоре развалины превратились в груду коричневых камешков, лежащих посреди леса, после чего исчезли в море зелени, разлившемся под горой, на которой стоял город. Попокапетль высился над ней, как дом над собачьей будкой. Его склоны тоже заросли деревьями, сквозь которые спиралью протянулась широкая просека — след Руха.

— Он, значит, с каждым разом все ниже сползает? — поинтересовался рыцарь. — Потом возвращается к себе в кратер, а на следующую ночь опять ползет?

— Именно так, товарищ, — ответствовал ковер.

— И… и что дальше? Ну то есть: вот он ползет, ползет… а потом?

— Следующим утром достигнет города.

— И всех сожрет?

— Всю прямоходящую двуногую буржуазию, — поправил Аладдин. — Ту, что не успеет сбежать или взлететь…

— Так почему островитяне сейчас не убегают и не улетают? Могли бы на соседние острова переселиться ненадолго…

— Одурманенные враждебной пропагандой эксплуатируемые классы верят в своего падишаха.

Рыцарь поглядел на крыши домов внизу. Сейчас людей на улицах почти не было, но все же он различил нескольких прохожих, а еще — многочисленные внутренние дворики, где в тени деревьев предавались послеобеденному отдыху эксплуатируемые классы.

— При чем здесь падишах?

— Он должен сразиться с Рухом. О, эта вера рабов в повелителя, слепое подчинение, бездумная покорность!

— М-да… — Шон провел тыльной стороной ладони по лбу, отирая пот. — Я бы не стал так доверять своему начальству…

Они достигли вершины и стали подниматься вертикально, в сотне метров от Шахназарской башни. Высокий цилиндр ее казался лохматым из-за строительных лесов, подвесных люлек и канатов.

— Ремонтируют ее, что ли… — протянул Тремлоу. — Наверное, в связи с развитием туризма у вас большой приток денег в казну начался, вот они и решили.

— Ага! — Ковер удовлетворенно качнулся. — Так я и думал — на такой жаре они летать не хотят.

— Кто? — спросил Шон.

Теперь они находились чуть выше башни, но все еще в стороне от нее. Тремлоу привстал, приложил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь. На круглой крыше был навес, а под ним виднелось несколько треугольных силуэтов — ковры, которые легли так, чтобы оказаться у самого края навеса, но все же в тени от него.

— Это охрана, — пояснил Аладдин. — Отъявленные паласы-головорезы.

— А чего они треугольные?

— Были квадратными, но их разрезали напополам, от чего они умерли, а потом половинки оживили с помощью магии.

— Так они вроде эти… зомби теперь? — удивился Шон.

— Что-то вроде того. Во всяком случае, разговаривать они не умеют.

— И что же делать?

Аладдин медленно летел вокруг башни по большой дуге, чтобы не привлекать внимание паласов.

— Опущусь чуть ниже, — решил он, — и тогда подлечу, чтобы они с крыши не заметили. Дальше будем думать, товарищ.

А потом Анита попала в прачечную.

К тому моменту ее чуть не поймали — она уже слышала дыхание дервишей где-то неподалеку, затем в проходе, через который ведьма только что проскочила, мелькнула зеленая шапка из верблюжьей шерсти… и через пару мгновений, когда она распахнула дверь — одну из немногих в этом здании, — ее окутал густой белый пар.

Анита сделала еще несколько шагов, услышала хлюпанье и плеск, увидела развешанные на длинных веревках простыни, нырнула под одну из них, под вторую…

Воздух здесь был очень теплый и влажный. В белых клубах впереди что-то двигалось. Потолок ведьма различала едва-едва, а стен не видела вовсе, лишь ряды простынь. Сбоку доносилось ритмичное хлюпанье, и она пошла на звук. Из белого тумана выступил край огромной приземистой кадки, над которой колыхалась шапка пены. Пузыри лениво вспухали и лопались, в воздухе остро пахло хозяйственным мылом. Анита обогнула кадку, сделала еще несколько шагов и наконец увидела источник, а вернее — источники звука. Перед ней тянулся ряд глубоких деревянных тазов, перед каждым на коленях стояла женщина. Как и гурии-служанки, они не носили никаких паранджей, но и железных обручей не носили тоже — все были одеты лишь в серенькие узорчатые панталончики. Хлюп… плюх… хлюп… — над тазами взлетали брызги и хлопья мыльной пены, когда раскрасневшиеся от горячей воды руки вминали в них, тискали, били и жвакали простыни, полотенца, наволочки и что-то еще, разных цветов… Мужики пачкают, а женщины стирают, с некоторым возмущением подумала Анита, и тут из тумана по другую сторону ряда тазов один за другим выпрыгнули дервиши. Зеленошапочный сразу увидел ведьму и бросился к ней, подручные — за ним, но тут и прачки заметили их.

Анита слегка присела, когда раздался визг. Наверное, это была исконно женская территория, на которую до сей минуты ни разу не ступала нога дикого мужчины. Скрученная жгутом простыня взметнулась, подняв тучу горячих брызг, и со звонким хлопком обрушилась на дервиша, сбив с него шапку. Затем две прачки, душераздирающе голося, с разных сторон набросились на главдервиша, колотя его какими-то распаренными белыми тряпками — ведьма не разобрала, что именно они использовали в качестве оружия. Дервиш закружился, а за ним и оба его помощника. Наверное, это у них была автоматическая реакция такая, все равно как сжимание кулаков перед дракой. От трех силуэтов по помещению пошли гулять белые смерчи пара; прачки с визгом бросились в разные стороны; перевернулся таз, и пена потекла по полу… Что было дальше, Анита не видела. Она бросилась наутек, головой сорвала с веревки пододеяльник, чуть не упала в кадушку с кипятком, но в последний миг перескочила через нее и вывалилась в коридор. Хлопнув дверью, помчалась дальше — и вскоре очутилась в месте еще более необычном, чем прачечная Шахназарской башни.