Йен Макдональд - Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

Что я наделала? Беглая невеста, без единой пайсы , [49] Пайса — денежная единица Индии, Непала и Пакистана, равная одной сотой рупии (гирее). одна на вокзале Мумбаи Чхатрапати Шиваджи. Люди разглядывали меня — то ли продажная танцовщица, то ли бездомная неприкасаемая. Сгорая от стыда, я вспомнила о крючке за ухом.

«Ашок, — написала я на фоне песчаниковых колонн и мелькающих реклам, — помоги мне!»

— Я не хочу раскалываться, не хочу быть собой и кем-то еще, почему мне нельзя быть цельной? — Я в досаде ударила себя ладонью по лбу. — Вылечи меня, приведи в порядок!

Обрывки воспоминаний. Служащий в белой форменной куртке подает мне горячий чай в отдельном купе «Шатабди Экспресса». На платформе ожидают роботы со старинным крытым паланкином, чтобы перенести меня по улицам просыпающегося Дели в зеленую сочную геометрию садика Ашока. Но за ними встает одна неотвязная картина: побелевший кулак дяди соскальзывает с троса переправы, и он падает, колотя ногой воздух, в мутную воду реки Шакья. Страх и удар. Смех и улыбки. Как иначе можно вынести в себе богиню?

«Богиня. Моя богиня».

Ашок не понимал.

— Кто же станет лечить певца от его дара? Это не безумие, просто способ адаптации. Разум эволюционирует. Кое-кто сказал бы, что я проявляю симптомы легкого синдрома Аспергера.

Он так крутанул розу, что стебель переломился.

— Ты подумала, что тебе теперь делать?

Я только об этом и думала. Нараяну так просто не отдадут приданое. Мамаджи метлой прогонит меня от дверей. Моя деревня для меня закрыта.

— Может, на время, если бы ты мог…

— Неподходящее время… Кого станет слушать Лок Сабха? Семейство, строящее плотину, гарантирующую стабильное водоснабжение на ближайшие пятьдесят лет, или программиста с набором ИИ уровня два и восемьдесят пять, которые американское правительство приравнивает к семени шайтана? В Аваде все еще чтят семейные ценности. Тебе следовало бы знать.

Я услышала свой голос — голос совсем маленькой девочки:

— Куда же мне деваться?

По рассказам торговца невестами, Кумари, на которых никто не захотел жениться и которые не смогли вернуться домой, в конце концов попадали в клетки для женщин в Варанаси и Кол-кате. Китайцы платили за бывших богинь связками рупий.

Ашок облизнул губы:

— Я знаю кое-кого в Бхарате, в Варанаси. Бхарат с Авадом обычно не поддерживают отношений.

— О, спасибо, спасибо… — Я опустилась перед Ашоком на колени, сжала его руку между ладонями.

Он отвел взгляд. Несмотря на искусственную прохладу чарбагха, он обильно потел.

— Это не подарок. Я хочу тебя нанять. Предложить работу.

— Работу, вот хорошо. Я умею трудиться, с любой работой справлюсь, а какая работа? Не важно, я справлюсь…

— Доставка товара.

— Какого товара? Не важно, я все доставлю.

— ИИ. — Он покатал паан на серебряном подносе. — Я не собираюсь дожидаться, пока полиция Кришны приземлится в моем саду с ордером об отлучении.

— Акт Гамильтона, — наугад сказала я, хотя понятия не имела, о чем речь, какой смысл во всех намеках и шуточках Ашока.

— Ходят слухи, запретят все выше уровня два и пять. — Ашок пожевал нижнюю губу и вытаращил глаза под действием паана.

— Конечно, я все сделаю, лишь бы быть полезной.

— Я еще не сказал, каким способом их требуется доставлять. Абсолютно надежным и безопасным, так что никакой коп Кришны их не унюхает. — Он тронул указательным пальцем свой «третий глаз».

— Ты и другие.

Я отправилась в Кералу и позволила вставить себе в череп процессор. Двое мужчин проделали это на переоборудованном танкере, стоявшем на якоре за пределами территориальных вод. Они сбрили мои прекрасные длинные черные волосы, откинули крышку черепа и запустили робота, меньше самого мелкого паучка, свить у меня в мозгу компьютерную паутину. Расположившись вне досягаемости керальских патрульных катеров, они могли позволить себе применить секретную хирургическую аппаратуру, в основном разработанную западными военными. Мне предоставили бунгало и девушку-австралийку, которая должна была заботиться обо мне, пока не затянулись швы и гормональные шампуни не отрастили мне прежние черные косы.

«Белковый чип: заметен только при самом высоком разрешении, но тебя никто не станет особенно разглядывать — никому не интересна очередная девица из шаади, подыскивающая себе мужа».

Я шесть недель просидела, глядя на море и размышляя, каково тонуть посреди него, одной, за тысячу километров от ближайшей помощи. За тысячу километров к северу, в Дели, человек в индийском костюме обменялся рукопожатием с человеком в американском костюме и объявил об особых отношениях, которые должны были поставить Ашока вне закона.

«Знаешь, что такое полиция Кришны? Они выслеживают ИИ. Выслеживают тех, кто их выращивает, и тех, кто их носит. Им все равно. Они не разборчивы. Но тебя они не поймают. Тебя никогда не поймают».

Я слушала голоса демонов во вздохах и гуле огромного моря. Я уже знала, что эти демоны — просто другие части меня самой. Но я их не боялась. В индуизме демоны — просто отражение богов. У богов, как и у людей, историю пишут победители. Вселенная не изменилась бы, если бы космическую битву выиграл Равана [50] Равана — предводитель демонов (ракшасов) (инд. миф.). со своими ракшасами.

«Никто, кроме тебя, не смог бы их перевозить. Только у тебя подходящая нейроструктура. Только ты способна нести в себе другой разум».

Девушка-австралийка оставляла у моих дверей маленькие подарки: пластмассовые браслеты, прозрачные туфельки, колечки и заколки. Она воровала все это в городском магазине. Я понимала, что она по-своему предлагает мне дружбу, но боялась себя, какой я была и какой меня сделают устройства у меня в голове. В последний раз она украла красивую шелковую дупатту, которой я прикрыла неровно отросшие волосы, когда она отвозила меня в аэропорт. Из-под нее я разглядывала девушек в деловых сари, говоривших себе в ладошки в зале отправления, и слушала, как женщина-пилот объявляет погоду в Аваде. Потом я разглядывала из патпата девушек, уверенно шныряющих на своих скутерах в потоке машин на улицах Дели, и гадала, почему мне нельзя жить как они.

— Отлично заросло, — сказал Ашок, стоя на коленях перед моей подушечкой в кхатри. Это была его святыня, его храм. Он поднял руку в перчатке наладонника и коснулся указательным пальцем тилака над моим «третьим глазом». Я ощутила запах его дыхания. Лук, чеснок, прогорклое ги. — Возможно, ты ощутишь некоторую дезориентацию…

Я задохнулась. Все ощущения потекли, расплылись, расплавились. Я слышала, осязала, обоняла, чувствовала вкус в одном неразличимом ощущении, как ощущают боги и младенцы, цельно и чисто. Звуки были цветными, свет ощущался на ощупь, имел запах и вкус. Потом я со стороны увидела, как привстаю со своей подушки и падаю лицом вперед на твердый белый мрамор. Я услышала собственный крик. Два Ашока бросились ко мне. Нет, не так. Я видела одного Ашока двойным зрением, поместившимся у меня в голове. Этим двойным зрением я не могла различать формы и ощущения, не смогла бы сказать, которое из двух настоящее, которое из них мое, которое — я. За целую вселенную от себя я услышала голос: «Помоги мне». Я сознавала, что слуга Ашока поднимает меня и кладет на кровать. Цветной потолок, расписанный лозами, побегами и цветами, клубился надо мной, как муссонные облака, потом расцвел темнотой.