Александр Волков - Закованные в металл [СИ]

Рейчел? Моя Рейчел? С ним? И моя дочь тоже? Мне представилось, что они с Ханом стали семьёй. К горлу подступил ком, а на глаза навернулись слёзы. Я не мог поверить. Просто не мог поверить, что девушка, которую я любил, которой доверял все эти годы, так легко меня предала, и легла в постель к моему врагу. Да, доказательств этому не было, но всё логически об этом говорило.

Он был в моей ванной, в моём доме, и смотрел фильм с моей семьёй.

Такого сильного шокового состояния у меня ещё никогда не было. Отец говорил мне:

— «Сынок, женщины способны предавать. Всегда имей это ввиду, когда живёшь с кем-то».

Может из-за этого папа расстался с мамой? Она ему изменила? Это было логично. Мне вспомнилась боль, которую я испытывал, когда слышал от отца слова об измене. Та боль была очень похожа на ту, что сейчас терзала мою душу.

Я не мог поверить, что измена возможно после долгих лет отношений, и пережитых вместе трудностей. Сколько меня не было? Два дня? Три?

Я сдавил голову ладонями, согнувшись. По щекам скользили слезы. Не удавалось издать и звука, хотя очень хотелось кричать во всю глотку, разнося всё вокруг. Во мне что-то сломалось, окончательно и бесповоротно травмировав мою психику, которая уже была подорвана моим пленом в игре и постоянной физической болью.

Я так больше не могу.

Мне представилось, как я выстрелил себе в голову, и тем самым прекратил все эти муки. Трансформировав руку в рельсовую пушку, я прислонил её к подбородку. Широко улыбнувшись, зажмурил глаза, став сдавленно и истерически смеяться.

Это же игра. Тут нельзя убить себя. Ты переродишься, и снова вернёшься в свой ад. Да и так ли взрослые люди решают проблемы?

Убрав пушку, и почувствовав, как тело наполняется омерзительным ощущением бессилия, запрокинул голову, устремив взгляд к потолку. Мне почти ничего не хотелось. Ни спать, ни есть, ни пить, ни жить, ни думать. Просто хотелось проснуться рядом с Рейчел. Хотелось, чтобы она погладила меня по голове, сказав: «Рики, милый мой, спи. Я рядом. Это всего лишь сон».

Но я не просыпался. Может, прав Хан? Может, забить на всё, и остаться тут? Стать царём, начав всё с чистого листа?

Я смотрел в потолок. У меня не было представления, что дальше делать, да и иметь его не хотелось. Зачем? Куда двигаться? К чему? К жизни, где меня предала собственная семья, в которую я вложил столько сил, времени, любви, и нервов?

Нет. Увольте.

Значит, нужно было оставаться здесь. Цокнув языком, и нехотя встав со стула, я вышел из своих покоев. В комнате с пробковой доской никого не было. У исполнения моего желания отойти от дел была одна небольшая проблема — остаться хотел я один, а остальные надеялись, что спасутся благодаря мне.

Но с каких пор я стал матерью Терезой? С каких пор я должен был пренебрегать собой ради других? Расскажу им, как выйти, пусть Годфри всех проинформирует так же детально. Пусть добиваются всего без моей помощи. Написал в личку Годфри и Уильяму.

Долго их ждать не пришлось. Минут через пять они пришли.

— Что случилось, Рик? — спросил Уильям, сев за стол. Он указал на место напротив себя. — Садись, рассказывай.

Я сел. Годфри ничего не сказал, и лишь сел рядом с Уильямом. В груди появилось неприятное чувство, и мне почему-то было стыдно смотреть Уильяму в глаза. От чего тут быть стыду? А от того, что я обещал людям с три короба, сказав: «Вытащу всех! Я такой молодец!», а теперь хотел отступить.

Ну и что? Чего в этом такого?

Лидер, лишённый мотивации — не лидер. Потому я решил, что с удовольствием передам свои полномочия Уильяму. А Рик пусть катится колбаской со своими измерениями.

Из подсознания стал говорить его голос:

— «Помни, что у твоей задачи есть более глобальные значения, чем просто дойти до выхода. Если ты не справишься, то мы все умрём, до одного. Окончательно и бесповоротно. Твоя смерть в нулевом пространстве это не смерть вовсе, но если ты не поможешь мне, то умрёшь по-настоящему. Нас сотрут из действительности!»

Нас сотрут из действительности. «Что за чушь? — убеждал я себя. — Такого нет и быть не может». Но в тайне при мысли об этом внутри всё холодело. Быть стёртым из действительности для меня значило только одно — полное прекращение моего существования в любом виде. От этого бросало в дрожь, и, не смотря на фантастичность перспективы уйти в забвение, инстинкт самосохранения работал на всю катушку. Он без устали колол сознание убеждением, что надо жить, и двигаться к выходу.

Но я сознательно давил инстинкты.

— Я готов сложить полномочия, — сказал я, набравшись смелости, и заглянув Уильяму в глаза. Уильям был добрым на вид, но мне с трудом удавалось выдерживать его взгляд. Мой голос вдруг стал дрожать. — Готов передать их одному из вас. Полный контроль над общиной и выполнением поставленной задачи. Точнее, я не просто готов, а я это сделаю.

Сердце стало стучать быстрее от волнения. Мне было страшно, что Уильям откажет, и мне придётся упрашивать его, а то и заставлять силой. Ну и пусть! В своём решении я был твёрд, и отказываться не хотел. Хватило с меня этих геройств, и хватило с лихвой.

— Ты чего? — нахмурился Уильям. — Что за кипишь-то? Рассказывай, что случилось.

Нахмурившись, я сердито посмотрел на Уильяма. Что я, должен перед всеми и каждым тут свою личную жизнь раскрывать? Рассказывать о своих проблемах, как плаксивая девчонка? Нет уж, раз я так сказал, значит, так оно и должно быть! И никаких споров я был не готов принимать.

— Слушай, я просто скину на кого-то из вас полномочия…

— Нет, ты слушай! — неожиданно взорвался Уильям, и, схватив меня за руку, дёрнул её так, что меня ударило о стол. В ушах зазвенело, и заболела щека. Уильям стал давить мне в спину, и я, ошарашенный, даже не пытался вырваться. — Ты сам заявил, что выведешь нас отсюда, так?! Ты сам сказал, что поведёшь нас до конца, так?! А теперь что, в кусты?! Не знаю, что за моча тебе в голову ударила, но я уверен — это что-то важное! Нам дела нет до твоих соплей, понял?! Если…

Сморщив лицо от злости, я вскрикнул, и с лёгкостью переборов сопротивление Уильяма, вскочил. Схватив Уильяма за кисть, я швырнул его в стену, как тряпичную куклу. С грохотом врезавшись в бетон, Уильям болезненно вскрикнул, и повалился на пол, оставив после себя трещину. Всё-таки, разница была в тридцать уровней, и Уильяма я на две головы превосходил.

— Ты мне не будешь нотации читать, понял меня?! И в задницу можешь засунуть себе свой Спринг со своим миллионом и Ламборджини! — прокричал я, багровея от злости, и чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Стало жарко.

Уильям прокашлялся, встал, качнувшись, и посмотрел на меня таким взглядом, что я тут же потерял былую уверенность в себе. Он смотрел на меня не со злостью или ненавистью, а скорее, как на капризного ребёнка. Это удивило, зацепив.