Александр Волков - Закованные в металл [СИ]

— Успокоился? — спокойно проговорил Уильям. — А теперь послушай. Чтобы там у тебя не случилось — это может угрожать не только тебе, понимаешь? Потому, пожалуйста, расскажи, что произошло.

Проклятие. Вот теперь мне стало стыдно, и захотелось провалиться сквозь землю. Конечно, я ответил грубой силой на грубую силу, но всё же, с его стороны этот поступок был более оправдан. Он был прав. Мне вспомнилось, что Хан взял под колпак мою семью, и то же самое он мог сделать с семьями других.

— «Если ты, конечно, не хочешь, чтобы твоя замечательная дочурка с женой пострадали. Не бойся, я хорошо о них забочусь», — вспомнились мне слова Хана.

О заботе он точно не говорил искреннее. Разумеется, он угрожал мне, и хотел, чтобы я прекратил продвижение к выходу. Но почему? Разве Хан не на правах бога в этой игре был? То есть, у меня была реальная перспектива выбраться, и свести счёты с этим козлом? Он ведь связался со мной, стал угрожать, а значит, чувствовал опасность.

Иначе, чем объяснить его поступок?

Даже если у меня была возможность поквитаться, использовать её я не мог. Пусть Рейчел и изменила мне с ним, теоретически, то угроза её жизни никуда не делась. Вешать на себя чью-то смерть мне очень не хотелось. Хан — исключение. Он для меня не был человеком, потому если он подохнет, его жалко не будет. Да и то, смерти ему я желал лишь в приступе гнева. Хану место в тюрьме, причём оказаться он там должен был пожизненно.

Над водной гладью синело безоблачное небо. Я шёл вдоль блестевшего на солнце океана по песчаному пляжу, чувствуя, как песок щекочет пальцы. В лицо дул прохладный ветерок, а в воздухе ощущался приятный запах солёной воды. На моей шее сидела Бэкки, весело дёргая ножками. Вдали виднелись редкие отдыхающие. Бэкки бёдрами касалась моей шеи. Взяв её за маленькие ступни, я сказал:

— Не дёргайся, а то папа тебя уронит.

— Да ладно тебе! — пробормотала Бэкки, положив руки мне на голову. Она ладонями коснулась моей макушки. — Никуда я не упаду. Ты ведь меня поймаешь?

— Поймаю, — улыбнулся я. — Но ножками дёргать всё равно не надо.

— А мама не звонила? — поинтересовалась Бэкки. — Я хочу кушать.

— Ещё нет, — сказал я, стараясь скрыть в голосе тоску. — Она ищет кафе.

Мне представилось, как Рейчел задыхалась в сортире какой-нибудь забегаловки, глотая таблетки. От этой фантазии я стиснул зубы, и тут же вынудил себя расслабиться, чтобы не побеспокоить Бэкки. Ей об этом знать было совершенно ни к чему. Не сейчас, и не в таком возрасте.

Глубоко вдохнув, я ощутил сладкий аромат сахарной ваты. Тут же заурчало в животе. С детства любил это лакомство. Бэкки была того же мнения, и поняв меня без слов, сказала:

— Папа! Он там!

Повернувшись, я увидел тележку с сахарной ватой. Мы тут же купили себе по порции, и вскоре шагали дальше, с наслаждением поедая лакомство. Вата была настолько сладкой, что слипались пальцы и губы, но вкус её был невероятен. Вата таяла во рту, и есть её хотелось без остановки, откусывая кусочек за кусочком.

— Вкусно! — радостно сказала Бэкки. — Может, маме купим?

— Нет, — сказал я. — Мы с мамой покушаем в кафе. К тому же, пока донесём, уже будет не так вкусно.

— Ну да, — заключила Бэкки. — Ты прав.

Мы увлеклись лакомством, и я совсем перестал видеть то, что творится вокруг. Неожиданно в меня врезался мчавшийся мимо прохожий, и земля будто ушла из-под ног. Бэкки упала на песок, а я повалился на спину, ощутив резкую боль в локтях. Прошипев сквозь зубы что-то невнятное, я недовольно взглянул на виновника аварии. Увидел низкорослого, прыщавого парня с растрёпанными волосами, глядевшего на меня равнодушным взглядом.

«Гадёныш! Слепой что-ли?!» — подумал я гневно, подсознательно понимая, что сам должен был следить за дорогой.

Быстро отыскав Бэкки, я увидел, что она уже встала, и отряхивалась. Она была спокойна, и плакать вовсе не собиралась, как обычно это делали другие дети. Хотя упала она с приличной высоты, и у неё была тысяча причин испугаться. Я вскочил, и подбежал к ней, присев на одно колено.

Помогая ей отряхиваться, я очень боялся увидеть на её теле синяки, ссадины, а то и открытые раны. Синяки и ссадины ладно, но вот через открытые раны могла попасть инфекция. Было страшно, что Бэкки заболеет. Спросил обеспокоенно, заглянув ей в глаза:

— Бэкки, солнышко, ты как? В порядке? Ничего не болит? Всё хорошо?

Она ответила, широко улыбнувшись:

— Нет, папочка, всё хорошо. Лучше спроси у мальчика, — она рукой указала на подростка.

Глянув на него, я покачал головой. Он низко поклонился, и застыл в таком положении, сказав:

— Прошу простить нарушение общественного порядка с моей стороны. За свою невнимательность я готов понести ответственность в полной мере, согласно действующему в Соединённых Штатах законодательству, и уклоняться от наказания не буду. Простите.

Чуть не обронив челюсть от удивления, я недоумённо смотрел на парнишку. Он произнёс свою речь таким хладнокровным тоном, что казалось, будто бы ему на самом деле никакого дела нет до произошедшего. Лучше бы он вообще ничего не говорил, и пошёл дальше, потому что отвечать ему у меня не было желания.

Он пугал меня. Мне вспомнился его равнодушный взгляд, который будто принадлежал человекоподобной машине, покорной и не агрессивной, но машине.

— Смотри просто в следующий раз, куда идёшь, — спокойно произнёс я, скрывая дрожь в голосе и неприязнь к парню. — Ничего страшного.

— Вы уверены? — переспросил он, выпрямившись. — Это ваше окончательное решение?

Я вскинул брови, и, чувствуя, что начал злиться, сказал:

— Да иди ты, иди, это моё окончательное решение. Ты что, Виндоус 98, что ли?

— Ответ отрицательный, — сказал парнишка, и ещё раз поклонившись, зашагал дальше.

— Странный мальчик, — сказала Бэкки, глядя ему в след. — Он страшный. Я его боюсь.

— Ничего, он уже уходит, — я успокоил её, погладив по голове. Её щёки тут же залились румянцем, и она радостно улыбнулась.

В груди стало тепло. Очень любил, когда улыбалась Бэкки. Так она ещё больше становилась похожей на Рейчел. Это были две самые любимые девушки на планете, ради которых я был готов свернуть горы, и пойти на что угодно. Мне было трудно представить жизнь без них.

Вдруг зазвонил телефон, и Бэкки от неожиданности дрогнула. «Чёрт! Вот говорил же себе, когда едешь в отпуск — вырубай его на хрен! Достанут же с работы!»

Вытащил из кармана телефон, взглянул на экран, и с раздражением увидел, что звонил начальник. Сжав губы в тонкую нить, я решил, что сейчас ему всё выскажу. Понимаю, конечно, начальство и всё такое, но до той степени обозреть, чтобы дёргать человека в выходные, было не позволительно на мой взгляд.