Александр Волков - Закованные в металл [СИ]

— Это случится, так или иначе. Либо ты сознательно повлияешь на работу призмы, либо мы под пытками заставим тебя это сделать.

Манул замолчал, ожидая моей реакции. Я не знал, что ему ответить, и мне было очень страшно. Ясно ведь, что колючая проволока — только начало.

— Да, мы оба прекрасно знаем, что ты согласишься рано или поздно. Может, не будем усложнять друг другу жизнь?

Я промолчал. Молчание моё длилось около тридцати секунд.

— Что же, — вздохнул Архиепископ, показав серым монахам жест ладонью. — Надеялся, что обойдётся без этого.

Монахи обступили меня. Я старался не обращать на них никакого внимания, но в действительности сердце колотилось так сильно, что было готово разорваться. Что они собирались со мной сделать? Что меня ждёт, и какой парк кровавых аттракционов для меня устроят?

Монахи вытянули руки, и, прочитав заклинание, заключили меня в прозрачную сферу. Двигая руками, они манипулировали её положением в пространстве, и, привыкнув к управлению, подняли меня над землёй. Проволока испарилась, и я с облегчением вздохнул, зажмурив глаза.

В теле пульсировала кровь, омывавшая открывшиеся раны, которые дико болели.

— О, ты не расслабляйся. Всё ещё впереди. Ведите его, мои братья, — скомандовал Манул.

Монахи пошли, и сфера плавно двинулась следом за ними. Пройдя через ворота, мы добрались до широкой лестницы, ведущей вниз. В конце была решётка входа, сквозь которую виднелись тускло светившие настенные факелы.

Решётка поднялась, и монахи направили сферу прямо. Мы вошли в мрачный коридор. В стенах были тяжёлые деревянные двери, с металлическими засовами и оконцами для подачи еды. Они были измазаны кровью, а запах внутри стоял такой, что меня тут же чуть не вырвало.

Мы медленно двигались по коридору, и когда шли мимо одной из дверей, оконце резко распахнулось. В проёме я увидел седого мужчину с безумным взглядом. Он высунул руку в оконце, и стал кричать, брызгая слюной:

— Накормите Руфа! Руф хочет кушать! Вы неделю не кормили Руфа и ему плохо!

Расширив глаза от удивления, я испытал в груди такую тяжесть, что захотелось провалиться сквозь землю. По телу прошла мелкая дрожь. И я вообразил себя, доведённого до такого же состояния. Разве меня ждёт такая же участь? Возможно, даже хуже. Для особых гостей — особая программа.

— Заткнись, старая швабра! — рявкнул монах, и с размаху ударил Руфа кулаком по руке. Старик простонал, и исчез из проёма, став сползать по двери. Он стучал по ней, и кричал:

— Накормите Руфа! Руфу плохо! Накормите его…

— Что за Руф? — спросил один из серых монахов, когда мы отошли подальше от камеры.

— А ты что, новенький?

— Да, — ответил монах. — Тут я впервые…

Местечко было жуткое. По коридорам разносились человеческие вопли. Кого-то пытали, резали, скручивали, и били палками. Звенели цепи, трещало дерево, и слышались звуки ломающихся костей. Воздух был заполнен трупным запахом, и я был уверен, что если освобожусь, то буду чуять его ещё неделю.

Вдали я увидел стол, за которым сидел монах в чёрной рясе и что-то писал пером на бумаге. Мы подошли к нему, и остановились. Он, не поднимая взгляда, спросил равнодушно:

— Кто? Куда? — он поставил точку, и положил перед собой следующий лист. — По какому поводу?

— Здорово, Рихарт. Этот… — монах неопределённо на меня взглянул. — А Манул не говорил, куда его определить, и за что. Просто надо. Но он особый, это точно. Его лично Манул приказал заключить.

— Никуда, кроме камеры Б89 его не посадить, — буркнул Рихарт, меняя очередной лист. — Ты думаешь, я для удовольствия пишу?

— А что это? — монах подошёл к столу, и глянул на лист. — Ясно… Протоколы по заключениям. Места вообще нет?

— Нет, — недовольно сказал Рихарт, и взглянул на меня.

Взгляд у него был странный. Я бы сказал, что он посмотрел на меня с аппетитом, и от этого спина похолодела. Он будто раздевал меня глазами, и мысленно вытворял со мной непристойные вещи. Невольно я попытался вообразить себе его фантазии, и меня чуть не стошнило. Гомик, что ли? Раньше я относился к половым отклонениям довольно равнодушно, но теперь, когда был риск стать жертвой настоящего педераста, становилось жутко.

— У меня уже рука отнимается, — сказал он моему конвоиру, — за неделю столько народа привезли, что места не хватает. А достраивать и расширять им всё лень. Уже сижу тут три дня подряд…. Надоело, тьфу!

— В Б89, значит… — задумался мой конвоир. — О, это-ж рядом с Руфом. Слушай, у меня к тебе ещё просьба есть. Можно будет у тебя на ночь ключи оставить? Лень тащить с собой в комнату.

— Ну, — задумался Рихарт на секунду. — Ладно. Но с тебя причитается. Мне лишний головняк нахрен не нужен.

— Идёт, — улыбнулся мой конвоир. — Найду для тебя кого-нибудь хорошего, — конвоир с усмешкой на меня взглянул, — чтобы ты развлёкся.

— Было бы здорово, — улыбнулся Рихарт.

Мы ушли от стола, и отправились в обратном направлении.

— А что за Руф? — снова спросил монах, так и не получивший ответа на заданный ранее вопрос.

— Руф — самый первый заключённый Тривилийского Ордена. И самый удивительный. Он до сих пор не обратился в нашу веру.

— Да ладно? А когда его посадили? И когда тюрьму построили?

— 56 лет назад. Об этом мало кто знает, но тут раньше было убежище нежити. Говорят, даже сам Манул не в курсе. И комнат, говорят, полно тайных.

— 56 лет в одном месте?! Я бы умом тронулся! — изумился монах.

У меня от этой новости по спине пробежали мурашки. Я за две недели заточения чуть не сошёл с ума, а этот Руф просидел здесь целых 56 лет! Ему, наверное, было очень одиноко все эти годы, а на этой почве вполне можно было двинуться. Стало любопытно, много ли он знал о тюрьме.

— Пришли, — сказал монах. Я увидел дверь с открытым оконцем, из которого Руф тянул к нам руку.

Монах достал из кармана рясы связку ключей, и, подойдя к соседней двери, стал звенеть ими, пытаясь отыскать нужный.

— Чёрт ногу сломит! — не довольствовал он. — А! Вот!

Он вставил ключ в замочную скважину, и замок щёлкнул. Монах взялся за ручку, и потянул её на себя, заставив дверь противно скрипнуть. В открывшемся проёме я увидел грязные серые стены, забрызганные высохшей грязью, кучу соломы, и деревянный горшок.

— Вот твоё жилище на ближайшее время, пока не станешь братом. Не орать, на стены и в углы не ссать, ходить только в горшок. Кормёжка 2 раза в день после полудня…

— Врёшь! Руф неделю не есть! — раздался из камеры Руфа недовольный возглас.

— Если Руф не заткнётся, то он не есть ещё неделю, — хладнокровно буркнул конвоир. — После полудня, значит, — продолжил он. — Приговор тебе огласят после его разработки. Я, значит, твой тюремщик. Могу от себя сказать, что обращение с тобой будет особое, раз по твою душу лично Манул приходил. Значит, не буянить… Если что, — монах достал из кармана колбочку с зелёной жидкостью, — это всегда со мной. Усыпляет на раз, игрока любого уровня. Двойная доза убивает, и растворяет внутренние органы. Работает как вирус и передаётся воздушно… Как его…