Ксения Сергеева - Ткач

— Не жди, Анта, они не появятся здесь, — как ни старался владыка, не мог придать голосу жесткости.

— Не могу, — тихий её голос шелестел ветром по его коже, — потому что один из них точно вернется ко мне.

— Только один? — Мидар перевел взгляд в окно.

— Только один, — Анта повернулась к мужу и обняла его.

— Кто из них?

— Я не знаю.

Мидар легко сжал подбородок Анты, приподнимая её лицо и заглядывая в глаза. У Сида её глаза. И его характер. У Фина всё наоборот. Стук в дверь оборвал мысли отца, возвращая к делам владыку.

— Господин, — Ицца не вошел в комнату, призывая Мидара из-за дверей, — господин, техники нашли Сида.

— Что?! — тонкие темные брови сошлись на переносице, Мидар так резко отпустил жену, что она отшатнулась к окну. — Где?

Анта не стала останавливать мужа, быстрым шагом покидавшего комнату, только щелкнула пальцами, подзывая своих птиц. Оперение темно-вишневого цвета, будто прозрачное, и хрупкие клювы птиц мелькнули за окном и зависли в воздухе. Две пары внимательных глаз смотрели на свою госпожу. Она улыбнулась птицам, подставляя им руки. Тонкие коготки впились в запястья.

— Я хочу знать всё, что будет сказано в Синем зале людьми в оранжевом, — одна из птиц вспорхнула с руки и вылетела в окно. — А ты лети в Диорас, найди там человека, названного Фирлитом, и призови его к госпоже вот этим.

Анта повязала черную ленту на лапу птицы. Та ответила кивком, больше похожим на поклон, расправила крылья и отправилась на запад.

Мидар всё еще носил черное. Ицца решил, что это своего рода покаяние господина: он читал, что в некоторых эфирах черный цвет — погребальный, цвет скорби. Никто не обязал бы владыку носить один и тот же цвет, но тот не изменял выбранной гамме уже несколько лет. Впрочем, мотивы Мидара не должны тревожить его советника до тех пор, пока они не оказывают влияние на полотно и эфиры. И вновь, как в первый день, Синий зал встречал техников. Ицца едва сдержал грустную улыбку.

— Итак, что у вас? — Владыка сверлил взглядом дверь за спинами мастеров.

— В одном из эфиров, владыка, было замечено Первоначальное Сида.

— Вы уверены в этом? — кажется, Мидар облегченно выдохнул, но Ицца тут же отогнал крамольную мысль с этим замечанием.

— Да, господин. Цвет полотна. Такое Первоначальное может быть только у ваших детей.

— Откуда вы знаете, что это был именно Сид?

— Его кровь, владыка, окрасила Первоначальное голубым.

— Кровь?! — Еще один выдох. Ицца заметил. И сохранил в памяти выражение глаз Мидара, которое не увидели техники, склонившие головы.

— Да, владыка. Совсем немного. И вспышка была не самой сильной, но наши приборы обнаружили её.

Мидар взмахнул рукой, прогоняя техников. Он хотел еще что-то спросить, уточнить, хотел, но передумал. Ему вдруг так захотелось остаться в одиночестве, а потом пройти по мосту, войти в покои жены и уткнуться лицом в её волосы…

— Владыка?

— Щенки! Гадкие щенки! — Мидар грохнул кулаком по столику с бокалами, хрусталь жалобно звякнул. — Что потянуло их туда, где нужно проливать кровь? Что они там делают?!

— Владыка… — Ицца уж точно не ожидал от Мидара подобной реакции.

— Что ты заладил одно и то же?! Мне нужна информация, много информации. Всё о том эфире. И послать туда поисковиков. Может, нечестивец оставит нам след. Сид не глуп, он не останется там после вспышки.

Ицца осмелился задать вопрос:

— Интересно, что его там задержало? Может, пытается найти брата?

— Если он его найдет, к лучшему, я смогу сразу убить их обоих!

Ицца спрятал улыбку за краем бокала. Владыка слишком любил своих детей, чтобы уметь скрывать это.

Дым, поднимающийся над крышами, был мирным. Неделя прошла с момента захвата дворца. Жизнь возвращалась в привычное русло, лишь с одним исключением — магистрата больше не существовало. Люди спорили об управлении, что-то отменяли, что-то восстанавливали, моление звездам объявлено было всеобщим, а один из портовых городов ответил тем, что прислал знаменитого чтеца звезд для установления новых путей. «Семья» рассыпалась: кто-то занялся городским управлением, кто-то делами установления мира в разоренных Вороном пределах. Лита коротала вечера за долгими разговорами с Ингой, решив остаться с «сестричкой» до тех пор, пока может быть полезной. Инга знала много сказок и преданий, которые и передавала девушке при свете свечей. Иногда к ним подсаживался Фин и неотрывно следил за огнем. В последнее время он держался как-то поодаль, сторонился разговоров, всё больше молчал и улыбался, но совсем не так, как прежде.

— Ты уходишь от нас? — спросила Инга.

— Да, — Фин качнулся на стуле, пламя свечи потянулось к нему.

— Надолго?

— Думаю, что насовсем.

— Ты поплывешь за море? — сердце Литы болезненно сжалось.

— Нет, — Фин, бывший глашатай, перевел взгляд в глаза девушки. Конечно, свеча — неверный подсказчик, но девушке показалось, что на мгновение глаза Фина сделались зелеными.

— А куда ты идешь?

— Я еще не знаю.

Разговор оборвался. Так они и сидели втроем молча. Всю долгую ночь. Прощаясь без слов. Каждый из них понимал, что навсегда. Лита незаметно для себя задремала, а, проснувшись, увидела повязанный на запястье кожаный ремешок, которым Фин стягивал волосы в хвост. Сам глашатай исчез.

— И куда мы теперь?

Близнецы сидели на берегу реки. Город был еще недалеко. Его запах вился в ветвях деревьев, его шум сгонял с неба облака.

— Куда-нибудь, где нас не будут искать. Ты ведь понимаешь, что со дня на день тут появятся те, кто ищет нас.

— Понимаю. Не стоило тебе быть таким эмоциональным, — Фин улыбнулся.

— Наверное, я немного любил её, — Сид пожал плечами, — но уберечь так и не смог.

Фин промолчал.

— Пора, брат.

— Пора.

— Надеюсь, что однажды я увижу твои глаза напротив.

— Хочется думать, что так.

Сид поднялся, сплетая Первоначальное в тугую сеть, втягиваясь в мягкую прозрачную паутину.

Телега проскрипела вдоль берега. Возница поежился и поднял взгляд к задержавшимся на небе звездам. Он хотел спросить дорогу у чудака на берегу, но тот исчез прямо перед носом. Торговец сплюнул и отправился искать указатель.

— В одной далекой-далекой стране, за миллионы шагов от этой поляны, жил могучий своим богатством, но нищий разумом князь. Каким чудом удавалось ему сохранять свою казну всегда набитой сотнями золотых монет, никто не знал, разве что большой жестокостью и скаредностью, которой князь был также известен. Однажды тот князь прослышал о том, что есть в его стране мастер, изготавливающий волшебные зеркала. Кто глянет в них, сразу становится моложе, красивее, да и золота в его карманах прибавляется ровно вдвое. Только вот беда — ничем не отличишь зеркало волшебное от обычного, пока не почувствуешь, что двадцать лет сбросил, или кошелек потяжелел, а мастера того найти, чтобы потребовать изготовить такое чудо, никак невозможно — всё-то он прячется. Велел тогда князь собрать все зеркала в тамошних землях и доставить во дворец, чтобы силу каждого испытать на себе. Несколько недель повозки тянулись к замку князя: крохотные карманные, большие, размером выше человеческого роста зеркала расставлялись в большой зале. Князь долго ждал, пока последний отражающий кусочек не оказался в его руках, — и принялся глядеться. День смотрится, второй, третий — и ничегошеньки не происходит. Ни часы, проведенные у зеркала, не помогают, ни гримаса какая, ни одежда. Князь гневался и топал ногой: как же так, выходит, не все зеркала ему доставили, раз уж ни одно не волшебное, значит, кто-то таит чародейство дивное от своего властелина. Приказал он тогда готовить карету, мол, сам отправлюсь на поиски. Уж больно ему хотелось помолодеть да удвоить свои богатства. Долго путешествовал князь по тем землям, по дороге тиранил жителей да поборы учинял, насильничали его охранники, а поварята грабили людей. Но вот однажды оказались они на самом краю страны, а за краем тем высокие горы — никому не перейти. Видят, хижина стоит, а навстречу им выходит старик. Князь даже с коня не стал спускаться, приказал выдать ему все зеркала, что есть в доме. Старик ему и отвечает, что, дескать, зеркал у него всего два, да и незачем за ними ходить, и на глаза свои указывает. Князь сначала удивился, а потом разозлился — какой-то старикашка над ним издевается! Велел бить того розгами в наказание за наглость. Только вот старик тот не так прост оказался… О-о-о, Тилл, ты совсем уже засыпаешь, — красные сапоги скрипнули, когда Денрат поднимался с бревна. — Ну-ка, ну-ка, дети, живо по возкам, завтра конец услышите.