Игорь Маранин - Каста избранных кармой [СИ]

Таксист как таксист. Усы, кепка, большой живот и клетчатая рубашка. Пиджак повешен на спинку сиденья, машина перескакивает с полосы на полосу — спешит под музыку очередной ФМ-станции. Везёт меня на работу. Опаздываю. Поглядываю на часы, ловлю взгляд водителя в зеркале, нервничаю. Закурить бы да сигареты в спешке дома оставил. Рваное утро какое-то, бессвязное, минуты в нём еле держатся друг за друга — вот-вот порвутся. Тормозим за квартал до офиса — пробка. Вытаскиваю кошелек, спрашиваю:

— Сколько с меня?

Таксист неловко оборачивается — мешает живот — и с усмешкой отвечает:

— Ничэго нэ надо, земляк. Ты — слэдующий!

— Чего?

Не взял деньги, уехал. Стою на тротуаре, смотрю ему вслед. Что за странный субъект? Сумасшедший какой-то. Прохожие равнодушно текут мимо — пробка. Из толкающих друг друга пешеходов на узком, вымощенном плиткой, тротуаре.

Нырок в офис и… как ни странно, время перестало двигаться рывками. Успокоилось. День потянулся, как ему и положено, нагруженный телефонными звонками, разговорами с заказчиками, перекурами в коридоре… До тех пор, пока под самый вечер, меня не вызвали к начальству и не объявили, что переводят в другой филиал — на окраине города. Новость застала меня врасплох. Всю дорогу домой я никак не мог решить: плохо это или хорошо. С одной стороны, выше оклад, с другой — не настолько, чтобы я согласился, будь на то моя воля. Но воля была не моя…

О странном таксисте я и думать забыл, пока следующим утром со мной не приключилась совершенно похожая история. Утро было субботнее, ленивое и солнечное, я неторопливо шагал по улице, когда на углу у газетного киоска заметил старушку в выцветшей темной косынке, собирающую милостыню. В руках у нее была большая металлическая кружка, старая и помятая. На ходу я пошарил по карманам, выудил оттуда мелочь и, остановившись, аккуратно высыпал в кружку. И уже двинулся дальше, когда мне в спину вместо привычного «Спаси Господь!» отчетливо донеслось: «Ты — следующий!» Словно под коленку кто-то ударил. Но когда я обернулся, старушка уже семенила шаркающей походкой, бросив свой привычный пост… Не догонять же ее, требуя ответа!

Ты — следующий! Эта странная фраза прилипла ко мне, словно куплет приторной попсовой песенки. Подозревать заговор старушки с таксистом как-то нелепо. Но что за странное совпадение? Со смутным ощущением тревоги я повернул обратно на съемную квартиру. Однокомнатную, на пятом этаже хрущевки, с вытянутым вдоль совмещенного санузла узким коридором, крохотной кухней и пустым залом, в котором не было ничего моего. Разве что одежда, ноутбук, несколько детективов в мягком переплете, посуда да черная чугунная пепельница. Красную майку Василия — хозяина квартиры — я заметил еще издали. Он стоял возле доминошного стола, наблюдая за игрой, и ковырял указательным пальцем в носу. Есть такие люди, которых от этой дурной привычки папа с мамой так и не смогли отучить. Красную майку дополняли вытянутое на коленках трико и татуировка с якорем на плече. Изо рта у Василия торчала пожеванная затухшая папироса. Увидев меня, он помахал рукой и двинулся навстречу.

— Здоров! — как-то почти смущенно и очень не похоже на себя буркнул он, протягивая руку. За руку он тоже со мной раньше не здоровался. Ладонь у крупного, одышливого, с вечно красной физиономией Василия оказалась сухой и вялой. — Тут это… Вот.

И вынув из кармана пачку денег, согнутую пополам и перевязанную банковской резинкой, протянул мне. Пачка была толстой, но сложенной из купюр некрупных — в основном соток и полусоток.

— Бери-бери, — настойчиво пихая мне в руки деньги, продолжил Василий. — Тут всё твоё: аванс за хату и отступные. Он сказал, чтоб я их не вздумал себе взять. Но между нами… я только на флакон, лады? Ноль семьдесят пять с ребятами и всё.

— Какие отступные?! — отталкивая деньги ладонью, возмутился я. — Вы меня из квартиры выгоняете? Я же за два месяца вперед заплатил!

— Ну… — Василий исхитрился и засунул пачку мне в нагрудный карман. Похлопал ладошкой по карману и виновато продолжил: — Ты меня извини. Я ж не со зла… Пришел вчера мужик, сказал, что ему эта квартира подходит. Жилец у меня там, говорю. А он мне деньги сует — отступные, мол. И оплату на год вперед, вдвое против твоего. Не устоял.

Василий старательно отводил глаза, смотря куда-то через мое плечо. За его спиной радостно стучали по столу доминошники. Неожиданная мысль мелькнула у меня в голове.

— Это был таксист? — спросил я. — Ну, частным извозом мужик занимается? В клетчатой рубахе такой, с пузом?

— А, так ты его знаешь! — почему-то обрадовался Василий. — Тогда всё путём. Он сказал, что через неделю въедет. Ты это… несколько дней ещё живи, пока новую хату ищешь. Я платы не возьму.

Въедет через неделю… Эта фраза догнала меня уже в подъезде. Я вдруг ясно понял, что мне осталась всего неделя до того, как я стану следующим. Следующим кем? Что такого знали обо мне таксист и нищенка? Может быть, и мой перевод в филиал тоже как-то связан с этими событиями? Чувства мои менялись, словно картинки в калейдоскопе. Сначала была злость и обида, и, притащив из кухни стопку бесплатных рекламных газет, я принялся звонить по объявлениям о сдаче квартиры. Я даже не сразу понял, что те, кому я все же дозванивался, отвечали удивительно одинаково:

— Извините, наша квартира уже сдана.

Но такого быть не могло! Это не укладывалось ни в одну из известных человечеству теорий вероятности, как любил выражаться один мой знакомый, сталкиваясь с чем-то парадоксальным. Затем пришел необъяснимый страх. Страх перед непонятным, необъяснимым, фатальным. Мне вдруг показалось, что всё предопределено. Вся моя жизнь в течение ближайших нескольких дней старательно расписана кем-то по пунктам. И мне остается только плыть по течению это странной реки предопределенности до того момента, как я стану следующим… Страх постепенно угасал, таял, уступал место безразличию и обреченности. Черный творог вечера имел неприятный прогорклый вкус и, наевшись его, я беспокойно уснул, не раздеваясь и не расстилая постель.

Проснувшись, я долго лежал, безразлично глядя в потолок. Наконец стряхнул странное оцепенение, поднялся и отправился в душ. Холодный, почти ледяной. Это меня взбодрило. Не то, чтобы жизнь вновь казалась прекрасной, но проблемы стали всего лишь проблемами. В конце концов, что страшного произошло? Да ничего! Подумаешь, нужно освободить съемную квартиру. Тоже мне вселенская катастрофа. Я даже развеселился, вспомнив свои вчерашние страхи. Приготовил на завтрак омлет — пышный, с помидорами, с зеленым лучком, посыпанный сухой аджикой. Обжарил тонко порезанные ломтики булки, налил себе молока, позавтракал. В голове моей созрел простой и понятный план: выйти на улицу и, неторопливо гуляя от столба к столбу, найти объявление о сдаче квартиры, написанное какой-нибудь старушкой, которая и связываться не хочет ни с агентствами недвижимости, ни с рекламными газетами.