Аланд Шабель - Не от мира сего [СИ]

Когда сержанты вежливыми пинками сопровождали мсье Пожарского на выход, тот с гордо поднятой головой молчал и стойко претерпевал физические и душевные муки. Он только презрительной улыбкой своей уничтожал морально этих золотопогонников, кровожадных угнетателей интеллигенции во все времена.

Бурбелла был уверен — Минька сделает всё, как учили. Записку и груз, например, камень в пакет, да метнуть подальше, если попадёт ролангу по кумполу — честь и хвала! Вдруг, попутно, гнезду змеиному ущерб нанесёт! Ну, а потом позвонить в домофон и, не мешкая, делать ходу.

С этим пунктом — поскорей удрать, почтальон был полностью солидарен, он не раз слышал о нечистой обители и надеялся после поручения вернуться в свою подвальную нишу живым и здоровым.

— «К Пиббоди вопросы у местных коллег», — текст, правда, вызвал у порученца лёгкое недоумение, но, тем не менее, был добросовестно заучен и потом в записке отражён слово в слово.

Прошло часа четыре, как Бурбелла находился в гордом одиночестве. Казалось, жизнь замерла, даже какого-либо нетрезвого гражданина не наблюдалось в обезьяннике, и насколько помнил подполковник, это во времена его службы являлось нетипичным для их отдела.

Здесь же было весьма немноголюдно, изредка мелькали туда-сюда местные служивые, лениво покуривали у входа сержанты, между делом попивал чаёк дежурный капитан, отобедавши, вернулись опера. Проходя мимо, Кузнецов поймал насмешливый взгляд задержанного и внутренне напрягся, неспроста эта ухмылочка, ох неспроста!

Ирокез проявился бесшумно. В дежурке возле мирно задремавшего было Рыщука внезапно возник этот опаснейший тип. Никто и не уловил, каким образом, даже Бурбелла, хотя он и ожидал нечто подобное.

— Ну что, тля жандармская! — весело так поприветствовал дежурного Ирокез и уселся на его стол, предварительно смахнув ручки-карандаши, различные бумаги, с грохотом обрушил на пол телефон. — Вон за решёткой мой знакомый сидит, так ты дверку-то распахни, а сам смени его, посиди там, отдохни, подумай! Думалка-то работает у тебя? Не вытекла ещё?

Беззвучно хватая воздух жабьим ртом, багровый Рыщук вслепую нашарил ключи и покорно поплёлся отпирать обезьянник. Выйдя из клетки, пленник гостеприимно пропустил дежурного внутрь. Только хотел было запереть, но не успел, подоспела пара сержантов, заглянувшая на шум, потом лейтенант, дознаватель и ещё какие-то личности.

Туда, все туда! Обезьянник сразу наполнился смыслом, стал многолюдным, но почему-то очень молчаливым. Сотрудники сидели смирно, немного ошарашено переглядывались, но не роптали.

Бурбелла запирал служивых, не поверите, с чувством глубокого удовлетворения, хотя, казалось бы, коллеги, пусть и в прошлом. Кастовая солидарность, понимаешь ли! Но только вот почему-то не ощущал он сейчас её, солидарность эту!

— Добрый день, — вежливо поприветствовал он Ирокеза, заходя в дежурку и кладя ключи на стол дежурного, — весьма благодарен за помощь…

— Погоди благодарить! — прервал его этот недруг человеческий, — должен будешь!

Есть к здешним погонам претензии?

— У оперов документы мои и …

— Пошли, что время тянуть, — не дослушав, стремительно сорвался душегуб.

По пути он ногой распахивал все двери, в конце коридора они ввалились, наконец, к операм в кабинет. Увидев входящего Ирокеза, Кузнецов, не медля ни секунды, выдвинул ящик стола и выхватил табельный «макар». Бурбелла, входящий следом, явственно ощутил, как время замедлило свой бег. Он видел исказившееся от гнева лицо капитана, видел, как тот молниеносно выдернул оружие, и тут же скорость действий его резко замедлилась. Словно обвешанный гирями и другими железками штангист, он плавно стал вставать и наводить оружие на вражину! Но вот беда! Супостат уже стоял рядом сбоку и мрачно наблюдал за потугами этого умалишенного, а затем, вроде и не спеша, вывернул с хрустом «сей пистоль» и бросил в угол. Этого же дурня схватил за ухо и безжалостно встряхнул. Время тут же восстановило свой прежний ритм.

Возникла пауза, только шипел от боли Кузнецов, баюкая вывихнутую руку и краснея увеличенным ухом.

— Скажи спасибо вон ему, — кивнул на Бурбеллу инквизитор и потряс перебинтованными кистями. — Вывел мне из строя обе руки на твою удачу, а то тебе парень сейчас бы лежал путь в травматологию…или в реанимацию.

— Я бы попросил, правдивости ради, учесть — к взрыву в вашем доме абсолютно не причастен никоим образом! — возмутился Бурбелла.

— Да знаю, знаю, — отмахнулся в некой задумчивости нечестивец, — я разве не отличу подленькие шуточки приматов от более высокого уровня намного превосходящих существ. Но лучше, чтобы это был ты! Распылил бы тебя и дело с концом, а тут…

Ирокез посмотрел на насупленное лицо им же вызволенного из местного узилища недавнего посетителя его обители и рассмеялся.

— Ладно, ладно, шучу я так! Ну, вот такие у нас шутки юмора! Чёрные, как и всё в нас, понимаешь? Только так и никак иначе.

Он в притворном смущении развёл в стороны перебинтованные руки, как бы сокрушаясь о своём несовершенстве, и, наконец, уставился на коллегу бешеного опера. Сказать, что тот сидел бледный и растерянный, значит, ничего не сказать. Выпученные глаза, капельки пота на висках, дрожащие руки… подполковник прошёл к графину, налил воды в стакан и протянул этому нервному товарищу. В полной тишине было слышно, как лязгнули зубы о стекло, воду опер в два продолговатых глотка выпил и протянул стакан, мол, ещё! Бурбелла налил. После второго приёма живительной влаги тому стало полегче, мимика лица явно утратила признаки безумия, также отчётливо проявились его потуги выйти из ступора.

— Скажи-ка, дружище, — обратился к нему с вежливым вопросом подполковник, — а где мои документы?

У того хватило сил махнуть рукой на здоровенный сейф с приоткрытой дверцей, там и обнаружилась барсетка задержанного. Пока Бурбелла педантично проверял её содержимое, Ирокез оседлал стул и вперился в Кузнецова холодным взглядом. У несчастного от боли и страха выступила испарина на лбу, видно было, как его колотила дрожь, но в ответном взгляде на вторгшегося к ним злодея, нет-нет, да и сверкала неприкрытая ненависть.

Злодей же задал правомерный вопрос.

— Тебе-то что я плохого сделал? С чего вдруг на меня пушку нацелил?

Повисло молчание, прерываемое постаныванием пострадавшего.

— Ну, до чего же вы — поганцы примитивные, — озлился Ирокез, так и не дождавшись чего-либо вразумительного в ответ, — накосячите делов непродуманных и хилой своей извилиной никак не дотумкаете даже на шаг вперёд! Нет, вот куда лезут эти людишки никчемные? Элементарного инстинкта самосохранения не слушают, ведь за всё ответить придётся, слышь ты, рыло кувшинное на шее пупырчатой!