Антон Лаптев - Сумерки

— Так-то тоже нехорошо, — принялась поучать его тетушка. — А то еще слухи пойдут всякие.

— Какие слухи? — преувеличенно беспокойно спросил Безбородко.

— Ну разные такие слухи, всякие. Про тебя и про Аделаиду-то Павловну. Да что ты ко мне пристал словно банный лист со своими слухами! Ко мне, кстати говоря, Софья Семеновна на днях заходила, — ловко перевела она тему разговора. — Вместе с товарищем твоим, этим лохматым, художником.

— С Ломакиным, — обрадованно подсказал молодой человек.

— Именно с ним! Бедняжечка Сонечка уж совсем с ног сбилась доставать из долговой-то ямы своего папеньку. Но говорят, что его превосходительство ныне уже сам выходит.

— Как выходит? — не поверил Иван. — Так что же я! — захлопотал он, вскакивая со стула. — Что я тут сижу. Надо бежать. Тетушка, я к Гавриловым побежал, — крикнул Иван, на бегу натягивая пиджак и выскакивая из квартиры.

— Вот неугомонный, — заметила ему вслед Аглая Ивановна. — Купчиха-то Земляникина… — обратилась она к вошедшей Дуне с неизменным спутником своим — самоваром.

— Ну, — низким голосом поддакнула, уставившись на хозяйку, Дуня.

— Ванюшу в столицу по делам послала, — продолжала со значением в голосе тетушка Безбородко.

— Ну, — снова повторила монотонно прислуга.

— Да ну тебя, — отмахнулась от нее Аглая Ивановна. — Только и знаешь, что мычишь, как корова. — Она высунулась в окно. — Ваня! Тебя к ужину-то ждать? Аль нет? Что?

— Нет, не ждите! — крикнул в ответ, садясь на проезжавшего мимо свободного извозчика, молодой человек. — Гони на Сенную площадь, — приказал он.

Извозчик щелкнул вожжами по крутому крупу лошадки, и та скоро побежала по улице Сенной. Туман потихоньку рассеивался, а с ним рассеивалась и тоска на душе, Ивана и то нехорошее предчувствие, которое овладело им на перроне вокзала.

Генерал уже вернулся домой. Иван застал его сидящим в кругу семейных и друзей и удивительно счастливым. Старичок чрезвычайно похудел в долговой яме, скорее от тоски, нежели от голода, так как Сонечка каждый божий день таскалась через весь город с большой корзиною съестного, хотя в тюрьме генерала кормили. А кроме того, у генерала, по наблюдению Безбородко, прибавилось седых волос на голове и в усах. Да и взор стал какой-то тоскливый, хотя сейчас он выглядел вполне счастливым. Что-то неуловимое, но ужасно печальное таилось в глазах генерала, как это обычно бывает у людей, долговременно принужденных сталкиваться с вопиющей несправедливостью в отношении самих себя. Это была не пустота, каковая обыкновенно отличает глаза каторжан, а обреченность. По таким взорам сразу же становится ясно, что такое сила власти, которая одним взмахом своим может раздавить человека ни за что ни про что.

— А, Ванечка! — вскричал генерал, чрезвычайно обрадованный приходом бывшего «письмоводителя». — Входи, входи!

Безбородко вошел в гостиную, в которой на диване в самом центре сидел только что вернувшийся из баньки Гаврилов. Подле него сидела дочь Софья и не могла наглядеться на генерала. По другую сторону сидел, хотя самым краешком, старый камердинер. Подле у стола стоял Ломакин, который, по всей видимости, успел помириться с Сонечкой. Он от души сердечно пожал товарищу руку. В другом конце стола сидел молодой адвокат Петр Козьмин. Однако он куда-то сильно торопился, а потому, едва Иван вошел, адвокат тут же попрощался и убежал вон из квартиры.

— Как хорошо дома, — с чувством произнес Гаврилов, принимая от сидевшего подле него с подносом камердинера рюмочку водки. — Спасибо, Петруша.

— Как же вам удалось? — обратился Иван с вопросом к счастливой Софье. — Неужто апелляция была?

— Да нет, какое там, — отмахнулась та. — Апелляцию-то еще и не начинали рассматривать. Уж Петр Александрович, адвокат наш, что только что вышел, как ни торопил, как ни взывал поскорее решить это дело, все шло своим чередом. От инстанции к инстанции.

— Неужто с графом расплатились? — изумился Безбородко.

— Господь с вами, Иван Иванович! — воскликнула Сонечка. — И не думали. Да и денег-то у нас таких нет. Просто внезапно граф сначала исчез, а затем вообще перестал кормовые деньги вносить в долговую яму за батюшку.

— У них там, оказывается, — подхватил рассказ генерал, — ежели кредитор за должника перестает платить, то должника отпускают. Вот и меня таким макаром отпустили. Сижу я сегодня утром, только побрился казенною бритвою, мне ее караульные дают, хорошие солдаты, как вдруг входит начальник тюрьмы и объявляет: «Вы, ваше превосходительство, ныне на волю выходите. Господин Драчевский, ваш кредитор, не внес ныне за вас деньги на пропитание. Согласно закону, мы не имеем права вас более задерживать. Всего вам наилучшего, и простите великодушно за причиненные неудобства».

— К папеньке все там хорошо относились, — не удержалась и вставила Софья, с любовью глядя на отца.

— И вот я здесь, — завершил генерал.

Иван некоторое время молча с недоумением смотрел на него.

— Так Драчевский пропал? — несколько растерянно спросил он.

— Уж не знаю достоверно, но пропал, — согласно закивал головою Гаврилов.

— Лучше бы он совсем сгинул! — с чрезвычайной жестокостью в голосе воскликнула Сонечка, сжимая руки в кулачки.

Иван повернулся к Ломакину:

— Что, действительно пропал?

Родион пожал плечами:

— Исчез. Нет его нигде. Раньше, сразу после женитьбы, с молодою женой частенько на балах бывал и в светских хрониках мелькал, а как весна наступила, то и пропал. Софья Семеновна верно заметила, словно бы сгинул.

Безбородко почувствовал, будто огромная глыба, которую он добровольно взвалил на себя в подвале странного особнячка на Большой Бронной в Москве и которая чрезвычайно до сего момента давила его неимоверной тяжестью, вдруг упала.

— Господи, — сильно вздохнул он всей грудью. — Ну и слава богу. А что же сталось с Лизою? — спросил Иван у Ломакина.

Тот только плечами пожал.

— Что с Лизонькой? — с жалостью повторил он вопрос, обращаясь к генералу и Софье.

Те тоже ничего не могли сказать ему. Сонечке стало так жалко несчастного Ивана, что она встала, подошла и нежно погладила его по голове. Молодой человек через силу благодарно улыбнулся ей.

— Да чего уж там. У вас вон какая радость, а я вам кручину принес. Мне, ваше превосходительство, очень радостно оттого, что вы наконец-то вернулись домой, — искренне признался Иван.

— Спасибо, спасибо, дружочек, — заулыбался в ответ генерал, страшно довольный своим возвращением.

Внезапно сильный трезвон колокольчика разлетелся по квартире. Все присутствующие одновременно нервно повернули головы в направлении коридора, а Гаврилов вздрогнул и откровенно перепугался.