Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

— Ты знаешь, Альбрехт ведь был другом моего отца.

— Правда? А где теперь твой отец? — будто бы с тревогой спросила Эрика.

— Умер давно, — пожал плечами Готфрид. — Они вместе служили в армии.

— Расскажи, — попросила она.

— Альбрехт чином был выше моего отца, Олафа, но всё-таки они сдружились. Воевали вместе где-то два года, а потом твоего отца ранило в ногу. Пришлось ему возвращаться в Бамберг. Твой дед ведь тоже кузнецом был? Вот и он, получается, пошёл по его стопам. Отец говорил, что он ухаживал за твоим дедом, когда тот умирал, перенимал у него мастерство. А сам он приезжал к нему изредка. И однажды Альбрехт даже подарил ему шпагу, которая потом перешла ко мне.

— Я не знала твоего отца, — сказала Эрика. — Я почти не была знакома с друзьями моего.

— Я тебя тоже не видел у него дома. Хотя в последний раз я у него был лет пятнадцать назад, ещё с отцом. С тех пор не заходил. Думал, что он не узнает меня. Да и о чём нам с ним было говорить?

Готфрид помолчал и продолжил:

— А твоя мать? Что с ней?

— Умерла давно, — пожала плечами Эрика. — Когда я была ещё маленькой.

— И моя. Только она умерла при родах. Отец, говорят, совсем разбит был. Когда я чуть подрос, он отдал меня на воспитание монахам, в монастырь святого Михаила, а сам продолжал воевать. Иногда он приезжал, учил меня фехтованию, рассказывал о войне, о матери, а потом снова уезжал на год или два.

— Какое тяжёлое детство, — сказала Эрика грустно.

— Да не такое уж тяжёлое, — пожал плечами Готфрид. — Отца, конечно, не хватало, но в монастыре было хорошо.

— А что было дальше?

— А потом отец погиб. Как только началась война, в самом первом её сражении. Перед смертью он просил передать мне шпагу, — Готфрид усмехнулся. — Кто-то до сих пор считает, что она проклята и разит только католиков.

Повисло молчание, только шуршала за окном серая мантия дождя.

— Но я в это не верю, — сказал он.

И снова молчание.

— А я жила с отцом. Он продавал свои изделия, и мы не бедствовали, — Эрика улыбнулась. — Вот так скучно. Я всегда жила дома, обо мне всегда заботились, всё было хорошо… а потом отец умер.

— А почему все эти люди, Рудольф Путцер, например, хотели…

— Я же сказала, что не знаю, — Эрика чуть повысила голос и отвернулась, а потом, словно стыдясь этой вспышки, добавила: — Я не хочу об этом вспоминать. Расскажи лучше, как ты стал охотником на ведьм?

Готфрид вздохнул.

— Меня воспитывали как писаря или богослова, но мне хотелось быть похожим на отца. Поэтому я пошёл служить в гарнизон. Там же, кстати, и познакомился с Дитрихом. А потом меня взяли в охотники на ведьм, потому что я был воспитан в монастыре и хорошо нёс службу. Я же замолвил слово за Дитриха — нам хотелось служить вместе. Нашим делом было выслеживать и ловить колдуний и еретиков, и только недавно герр викарий приказал нам участвовать в дознаниях в качестве палачей…

К ней подошла кошка, потёрлась об руку, а потом устроилась на коленях хозяйки.

— Когда я впервые тебя заметил, там, в лавке, ты мне сразу понравилась… — промолвил Готфрид.

— Я… ты мне… тоже…

Эрика подняла на него глаза и их взгляды встретились. И оба они ощутили притяжение. Молча, они смотрели друг на друга. Затем Эрика облизнула губы, и её тело как бы само собой подалось вперёд, грудь начала вздыматься чаще…

Но Готфрид отвёл глаза и тяжело вздохнул.

— Я поклялся герру Фёрнеру… — он хотел рассказать о своей клятве, но ком встал в горле и он промолчал.

Эрика тоже отвела глаза, а потом пододвинулась почти вплотную и положила голову ему на плечо.

— Ты хотела бы жить где-нибудь в деревне, подальше от города? Чтобы своё хозяйство и никого кругом, только ты и… любимый человек? — спросил Готфрид.

Эрика помолчала и ответила:

— Да. Иногда я мечтаю об этом.

— Я тоже.

Они снова надолго замолчали.

— А что тебе снится? — вдруг спросила она осторожно, будто опасаясь его гнева.

— Разная дрянь, — вяло ответил он. Ему хотелось спать, а не отвечать на больные вопросы.

— А именно? — Эрика начала проявлять странную настойчивость.

— Ну, ведьмы всякие, колдовство, кресты какие-то.

— Каждую ночь?

— Да. А что?

Она помолчала, глядя в огонь, а потом ответила.

— Я знаю, кто насылает их.

У Готфрида взлетели брови от удивления. Откуда? Хотя, если подумать, ей ли не знать, ведь именно с ней они связаны.

— И кто же?

Она заглянула ему в глаза и сказала:

— Дьявол. Только ты не верь им. Он хочет нас разлучить.

— Откуда ты знаешь? — спросил он тихо, но Эрика молчала в ответ. — Откуда?

— Прости, Готфрид, я не скажу.

— А кресты?

— Дьявол всегда прикрывается святыми символами.

С него слетели все остатки сна, но он не подал виду. Только удивился про себя: когда она успела стать такой… уверенной? И не граничит ли эта уверенность с наглостью? Ведь он судил исходя из своего к ней отношения, а сам он не мог бы позволить себе быть с ней наглым или настойчивым. Потому что клятва. Как это легко.

Он промолчал.

Так они и сидели, слушая дождь и глядя в горящий камин. Когда же за окнами забрезжил слабый отсвет серого, пасмурного утра, Эрика уснула на плече Готфрида. А он глядел на тлеющие угли, не решаясь подбросить дров, потому что боялся нарушить её сон. Её хрупкий, драгоценный сон.

Когда он пришёл в ратушу, там уже кипела работа. Фёрнер с порога отправил его в Труденхаус.

— Я зайду туда попозже, — сказал он, поднимая глаза от бумаг. — Проконтролирую дознания. А пока у меня много дел…

В пыточной камере все уже были на своих местах: два священника, писец и доктор права герр Герренбергер. Ввели подозреваемую — женщину средних лет, давно растерявшую всю красоту юности. У неё были густые рыжие волосы и бледная кожа, покрытая веснушками.

— Альберта Фегер? — спросил судья.

— Да.

— Ваше семейное положение?

— Замужем пятнадцать лет, мать восьмерых детей, пятеро из которых живы.

— Вы обвиняетесь в соитии с дьяволом и колдовстве. Вы готовы признаться? — устало спросил Герренбергер, словно уже зная ответ. Хотя ответ и вправду очевиден.

Женщина нагло ухмыльнулась и покачала головой:

— Я невиновна.

— Это решать суду. Против вас серьёзные обвинения.

И судья зачитал ей свидетельства других еретиков, а так же обвинительный акт.

Однако ведьма только смеялась, чем начала выводить судей да и Готфрида из себя.

— Зря вы меня поймали. Денег у нас отродясь не водилось. Я никогда не была на шабаше, — отвечала она и смеялась. Её рыжие кудри тряслись в такт смеху. — Никогда не видела дьявола, никогда не травила урожай…

— Покажите ей инструмент… А, к чёрту! Давайте сразу начнём, — махнул рукой судья.