Либба Брэй - Мятежные ангелы

— Да, мисс Мур…

— Энн, что это вы делаете? — спрашивает она.

Энн что-то царапает на обрывке бумаги. Она старается прикрыть листок ладонью.

— Н-ничего…

Фелисити ловко выхватывает бумажку из ее руки.

— Отдай сейчас же! — жалобно вскрикивает Энн, пытаясь отобрать листок.

Фелисити читает вслух:

— «Эстер Мур. Сэр Рутем».

— Это просто анаграмма вашего имени. Не слишком удачная, — оправдывается Энн. — Фел, отдай же!

Фелисити бесцеремонно читает дальше:

— «Терм Рэсу. Турэ Мерс».

И тут глаза Фелисити загораются. На ее губах появляется жестокая усмешка.

— «Том ад ой сл? Ад стой мол?» Ого!

Неважно, что все это — набор букв, не имеющий смысла. Но то, что Том и ад легли в одну строчку, заставляет Энн взорваться от унижения. Она резко выхватывает листок у Фелисити. Прочие посетители чайной наблюдают за нашим детским поведением, и я ужасно смущена, что наш визит сюда заканчивается подобным образом. Мисс Мур, наверное, никогда больше не пригласит нас на совместную прогулку.

Она и в самом деле смотрит на свои карманные часы.

— Пора вам, девушки, по домам.

В кэбе мисс Мур говорит:

— Я очень надеюсь, что вы не станете продолжать знакомство с водяными нимфами. Они, похоже, весьма и весьма отвратительны.

— Я с вами совершенно согласна, — с содроганием произносит Энн.

— Может быть, вы и меня включите в свою замечательную историю? Думается, мне было бы интересно сразиться с водяными нимфами.

Мисс Мур строит героическую гримасу. Мы все хохочем. Мне становится легче. День прошел замечательно; и конечно, мне было бы крайне неприятно, если бы мисс Мур больше не захотела с нами встречаться.

Энн и Фелисити благополучно доставлены домой, и мы вдвоем едем небольшой остаток пути до Белгрейв-сквер. Мисс Мур окидывает чудесный дом одобрительным взглядом.

— Может быть, вы зашли бы, познакомились с моей бабушкой? — спрашиваю я.

— Возможно, как-нибудь в другой раз.

Мисс Мур кажется немного встревоженной.

— Скажите, Джемма, вы действительно не доверяете этой мисс Мак-Клити?

— Да, в ней есть что-то неприятное, беспокоящее, — киваю я. — Только я не понимаю, что именно.

Мисс Мур кивает.

— Отлично. Я сама тоже проведу некоторое расследование. Может быть, ничего тут и нет, и мы потом просто посмеемся над собственной глупостью. А вам пока следует держаться с ней как можно более осторожно.

— Спасибо, мисс Мур, — говорю я. — Спасибо за все.

Когда я вхожу, миссис Джонс уже ждет меня у порога.

— Ваша бабушка сейчас в гостиной, мисс. Она велела вам прийти туда сразу, как только вы вернетесь.

Миссис Джонс произносит это таким зловещим тоном, что я сразу начинаю думать: случилось что-то ужасное с отцом или с Томом. Я несусь в гостиную — и вижу там бабушку в компании леди Денби и Саймона. Я только что с холода. У меня вот-вот потечет из носа от резкого перехода в домашнее тепло. Мне нужно как-то с этим справиться…

— Леди Денби и мистер Миддлтон приехали к нам с ответным визитом, Джемма, — сообщает бабушка, и на ее лице я отчетливо вижу испуг, вызванный моим встрепанным видом. — Мы подождем, пока ты переоденешься и вернешься к нам.

Это совсем не просьба.

Как только я привожу себя в приличный вид, мы отправляемся на прогулку в Гайд-парк. Леди Денби и бабушка шагают рядом, немного отстав от нас с Саймоном и давая нам возможность поговорить, оставаясь под присмотром.

— Чудесный день для прогулки, — говорю я, хотя на рукав моего пальто падают несколько снежинок.

— Да, — соглашается Саймон, жалея меня. — Довольно прохладный. Но чудесный.

Между нами повисает молчание, натянутое, как готовая вот-вот лопнуть эластичная подвязка.

— А вы…

— Как…

— О, извините, — говорю я.

— Это я вас перебил. Прошу, продолжайте, — говорит Саймон, заставляя мое сердце подпрыгнуть.

— Я просто подумала…

О чем, собственно? Мне совершенно нечего сказать. Я отчаянно пытаюсь хоть как-то завязать разговор и показать себя остроумной, веселой и рассудительной девушкой, такой, о которой любой молодой человек может только мечтать. Проблема в том, что я начисто лишилась всех этих качеств. И нужно нечто вроде чуда, чтобы я смогла придумать несколько связных слов о чем-нибудь достаточно умном.

— Я просто хотела сказать… я… как хороши деревья в это время года, вы согласны?

Деревья, полностью лишившиеся листвы и уродливые, как гномы, в ответ корчат мне рожи.

— Полагаю, в них есть некая элегантность, — отвечает Саймон.

Да, все идет хуже некуда.

— Мне очень неприятно вас беспокоить, мистер Миддлтон, — говорит бабушка. — Но, боюсь, сырость плохо влияет на мои косточки.

Она для пущей убедительности прихрамывает. Саймон заглатывает наживку и предлагает ей руку.

— Это не беспокойство, миссис Дойл.

Я никогда в жизни не испытывала большей благодарности за подобное вмешательство. Бабушка мой истинный спаситель; она идет под руку с сыном виконта через Гайд-парк, и все могут видеть нас из окон домов… и завидовать. Бабушка болтает что-то о своем здоровье, о том, как в нынешние дни трудно найти хороших слуг и прочую ерунду, и мне кажется, что я схожу с ума, — но тут Саймон бросает на меня взгляд украдкой, и я широко улыбаюсь. Он даже прогулку с бабушкой способен превратить в приключение.

— Любите ли вы оперу, миссис Дойл? — спрашивает леди Денби.

— Только не итальянскую. Мне, впрочем, нравятся наши Гилберт и Салливан. Они восхитительны.

Я смущена отсутствием у бабушки музыкального вкуса.

— Надо же, какое счастливое совпадение! В субботу в Королевской опере дают «Микадо». У нас ложа. Не желаете ли присоединиться к нам?

Бабушка надолго замолчала, и я испугалась. Но потом я осознала, что она вне себя от восторга. Она счастлива. Ей выпала настолько редкая возможность, что она была раздавлена свалившейся на нее удачей.

— Что ж, мы с удовольствием! — ответила она наконец.

Опера! Я еще ни разу не бывала в опере. Привет, голые уродливые деревья! Вы это слышали? Меня пригласили посетить оперу вместе с Саймоном Миддлтоном! Ветер шуршит в лишенных листвы ветвях, и этот звук похож на аплодисменты. Сухие листья летят через дорожку и прилипают к мокрым камням, и мы топчем их ногами…

По дороге навстречу нам медленно едет блестящий черный экипаж, который влекут за собой два могучих черных жеребца, тоже блестящие, словно отполированные. Кучер надвинул цилиндр низко на лоб. Когда экипаж равняется с нами, сидящий в нем человек выглядывает из тени и нагло улыбается мне. Его левую щеку пересекает шрам. Это тот самый мужчина, которого я видела на вокзале в день приезда в Лондон, тот самый, что преследовал меня. Ошибиться тут невозможно. Когда экипаж проезжает мимо, мужчина касается полей шляпы и смотрит на меня все с той же бесцеремонной улыбкой. Экипаж налетает на выбоину и подпрыгивает на огромных колесах. Из темноты возникает женская рука, затянутая в перчатку, хватается за дверцу. Я не вижу лица женщины. Рукав ее пальто треплет ветер. Ткань трепещет, как некое предостережение, — темно-зеленая, богатого, сочного оттенка…