Либба Брэй - Мятежные ангелы

— Ну, ну! — Бабушка похлопывает отца по колену. — Давайте сегодня не будем дуться, хорошо? В конце концов, скоро Рождество!

Когда перед нами распахиваются двери Королевской оперы, меня охватывает паника. А что, если я выгляжу глупо, а вовсе не элегантно? Что, если у меня что-то не в порядке — платье, прическа, манеры? Я слишком высока ростом. Мне хочется быть пониже. Более хрупкой. Брюнеткой. Не иметь веснушек. Еще лучше — стать австрийской графиней. Может, не поздно еще удрать домой и спрятаться?

— А, вот и они! — восклицает бабушка.

Я вижу Саймона. Он так хорош в черном фраке с белым галстуком!

— Добрый вечер, — здороваюсь я, приседая в реверансе.

— Добрый вечер, — отвечает Саймон.

Он осторожно улыбается, и эта улыбка вызывает во мне такое облегчение и счастье, что я готова выдержать десяток опер подряд!

Мы получаем программки и вливаемся в толпу. Отец, Том и Саймон погружаются в беседу с каким-то мужчиной — он лысоват, у него прекрасная выправка, он носит монокль на цепочке… а мы с бабушкой и леди Денби не спеша прогуливаемся по фойе, здороваясь со множеством светских дам. Это необходимый парад, цель и смысл которого — продемонстрировать наши туалеты. Я слышу, как меня кто-то окликает. Это Фелисити и Энн. Они тоже в чудесных белых платьях. Темно-красные гранатовые серьги Фелисити сверкают на фоне ее серебристых волос. Розовая камея красуется у горла Энн, у самой ямочки.

— Ох, боже, — выдыхает леди Денби. — Это же та самая скверная миссис Уортингтон!

Это замечание ввергает бабушку в трепет.

— Миссис Уортингтон? Супруга адмирала? А что, там… был какой-то скандал?

— Вы разве не знаете? Три года назад она уехала в Париж… ну, как говорили — на лечение; а юную мисс Уортингтон отправили в закрытую школу. Но я знаю от верных людей, что у миссис Уортингтон в Париже был любовник, какой-то француз, только теперь он ее бросил и она вернулась к адмиралу, делая вид, что ничего не случилось. Конечно, в хороших домах ее не принимают. Но к ней на ужины и балы приезжают все, из уважения к адмиралу, он ведь душа светского общества. Тсс… они идут сюда.

Миссис Уортингтон действительно шагает в нашу сторону, и девушки идут за ней следом. Я очень надеюсь, что меня не выдаст вспыхнувший на щеках румянец; мне не нравится снобизм леди Денби.

— Добрый вечер, леди Денби, — говорит миссис Уортингтон, сияя улыбкой.

Леди Денби не подает ей руку. Она раскрывает веер, но отвечает:

— Добрый вечер, миссис Уортингтон.

Фелисити тоже ослепительно улыбается. И если бы я не знала свою подругу, я бы не заметила льда в ее глазах.

— Ох, Энн, да ты, похоже, потеряла свой браслет!

— Какой браслет? — не понимает Энн.

— Тот, что герцог прислал из Санкт-Петербурга. Может, ты уронила его в туалетной комнате? Мы должны его поискать. Джемма, ты не против помочь нам?

— Нет, конечно, — отвечаю я.

— Только поспешите, — предупреждает бабушка. — Спектакль скоро начнется.

Мы удираем в туалетную комнату. Там несколько дам вертятся перед зеркалами, поправляя шали и драгоценности.

— Энн, если я говорю, что ты потеряла браслет, будь добра мне подыгрывать! — сердито говорит Фелисити.

— Извини, — бормочет Энн.

— Ох, как я ненавижу эту леди Денби! Она ужасная женщина! — цедит сквозь зубы Фелисити.

— Неправда, — возражаю я.

— Ты бы не стала ее защищать, если бы не была ослеплена ее сыночком.

— Я совсем не ослеплена! Он просто пригласил нашу семью в оперу.

Фелисити вскидывает брови, давая понять, что не верит ни единому моему слову.

— Возможно, вам будет интересно узнать, что я выяснила кое-что насчет моего амулета, — говорю я, спеша сменить тему разговора.

— Что именно? — спрашивает Энн, снимая перчатки, чтобы поправить прическу.

— Око Полумесяца, похоже, представляет собой нечто вроде компаса. Именно это пыталась мне сказать Нелл Хокинс. Я думаю, он может привести нас к Храму.

Глаза Фелисити вспыхивают.

— Компас! Мы должны проверить прямо сегодня вечером!

— Сегодня вечером?

Я ошеломлена.

— Здесь? Когда вокруг толпы народа? — Я чуть не сказала «когда рядом Саймон». — Да это просто невозможно!

— Очень даже возможно, — шепчет Фелисити. — Перед самым антрактом скажи бабушке, что тебе необходимо выйти в туалетную комнату. И мы с Энн сделаем то же самое. Встретимся в фойе и найдем местечко, чтобы войти в сферы прямо отсюда, из театра.

— Не так-то все просто, — возражаю я. — Бабушка меня не отпустит, во всяком случае, одну.

— Придумай что-нибудь, — настаивает Фелисити.

— Но это будет нарушением приличий!

— Боишься, что Саймон плохо о тебе подумает? — неодобрительно бросает Фелисити. — Ты вроде пока что не помолвлена с ним!

Я чувствую себя так, будто меня ударили.

— Я и не говорила ничего подобного!

Фелисити улыбается.

— Значит, договорились. Прямо перед антрактом. И не задерживайся.

Придумав этот план, мы поворачиваемся к зеркалам, поправляем волосы и платья.

— А он пытался тебя поцеловать? — бесцеремонно спрашивает Фелисити.

— Ох… нет, конечно! — отвечаю я, смутившись.

Я очень надеюсь, что нас никто не слышит.

— Я бы на твоем месте держалась поосторожнее, — говорит Фелисити. — Саймон слывет дамским угодником.

— Со мной он держится как безупречный джентльмен, — возражаю я.

— Хмм… — тянет Фелисити, с хитроватым видом глядя на свое отражение в зеркале.

Энн безуспешно щиплет себя за щеки, надеясь вызвать хотя бы легкий румянец.

— Мне так хочется познакомиться с кем-нибудь сегодня… С кем-нибудь добрым и благородным. Из тех, кто с удовольствием помогает другим. Вроде Тома.

Два ярко-красных рубца виднеются на внутренней стороне ее запястья. Отметки свежие, похоже, им всего несколько часов. Она снова резала себя. Энн замечает, что я смотрю на нее, и ее щеки снова отчаянно бледнеют. Она быстро натягивает перчатки, скрывая шрамы.

Фелисити ведет нас обратно, попутно здороваясь с какой-то знакомой своей матери. Я хватаю Энн за руку, и она морщится.

— Ты мне обещала, что не будешь больше этого делать, — говорю я.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, — сержусь я.

Она смотрит мне в глаза. На ее губах играет слабая печальная улыбка.

— Лучше уж я сама себя буду ранить, чем они будут ранить меня. Не так больно.

— Не понимаю…

— У вас с Фелисити все по-другому, — говорит Энн, едва не плача. — Разве ты не видишь? У меня нет будущего. Для меня ничего нет. Я никогда не стану важной леди и не выйду замуж за кого-нибудь вроде Тома. Я могу только притворяться. Это ужасно, Джемма.

— Ты не знаешь, что может случиться, — возражаю я, пытаясь хоть как-то ее утешить. — Никто этого не знает.