Либба Брэй - Мятежные ангелы

Я снова заливаюсь слезами. К моему огромному удивлению, Картик осторожно отирает их ладонью с моих щек.

— Merra mitra yahaan aaiye, — тихо, напевно произносит он. — Я плохо знаю хинди, но мне понятно, что он сказал: «Иди ко мне, подруга». — Я в жизни не знал более храброй девушки, — добавляет он по-английски.

Он оставляет меня в покое до тех пор, пока слезы не иссякают. Я чувствую себя спокойной и чистой, как всегда после хорошего плача. По другую сторону Темзы Биг-Бен отбивает два удара. Два часа ночи.

Картик помогает мне поудобнее устроиться рядом со спящим отцом.

— Счастливого Рождества, мисс Дойл.

Когда мы добираемся до дома, мы видим в окнах яркий свет, — это, безусловно, дурной знак. Том ждет в гостиной. И теперь невозможно скрыть от него происшедшее.

— Джемма, где ты была до такого часа?! И почему на тебе моя одежда? И что ты сделала с моими лучшими брюками?

Картик входит в комнату, поддерживая отца, насколько это вообще возможно.

— Отец! — вскрикивает Том, приходя в ужас при виде полуодетого родителя, одурманенного опиумом. — Что случилось?

Я начинаю говорить, и слова несутся пугающим потоком:

— Мы нашли его в опиумном притоне. Он провел там двое суток. Картик хотел сообщить тебе, но мне не хотелось, чтобы в клубе узнали, это же скандал, вот я и… и…

Заслышав шум, является миссис Джонс, на ее голове все еще красуется высокий накрахмаленный чепчик, а значит, и она тоже не ложилась спать.

— Что-то случилось, сэр? — спрашивает она.

— Мистер Дойл заболел, — отвечает Том.

Взгляд миссис Джонс дает понять, что она прекрасно знает: Том лжет, но тем не менее она начинает действовать.

— Я сейчас же приготовлю чай, сэр. Следует ли послать за доктором?

— Нет! Достаточно чая, благодарю вас, — резко бросает Том. И зло смотрит на Картика. — Теперь я сам справлюсь.

— Да, сэр, — отвечает Картик.

Я теряюсь, не зная, к кому шагнуть — к Картику или к брату. Но в итоге, конечно же, я помогаю Тому и миссис Джонс уложить отца в постель. Я снимаю одежду Тома, соскребаю с себя пыль и сажу восточного Лондона и надеваю ночную сорочку и халат. Потом я отправляюсь на поиски Тома. Он сидит в гостиной, глядя на огонь. Он по одному берет прутики, слишком маленькие, чтобы давать тепло, переламывает их пополам и методически скармливает жадному пламени.

— Мне очень жаль, Том, ты уж меня прости… Я просто не знала, что тут еще можно сделать, — говорю я.

Наверное, Том начнет сейчас рассуждать, что я опозорила семью, что я никогда больше не выйду из этого дома…

Еще одна веточка летит в огонь. Она потрескивает и шипит в языках пламени и превращается в пепел. Я не знаю, что сказать.

— Я не в силах его вылечить, — говорит Том так тихо, что мне приходится напрячься, чтобы расслышать его слова. — Предполагается, что медики руководствуются наукой. Предполагается, что они должны знать ответы на все вопросы. Но я не могу даже помочь собственному отцу победить обуревающих его демонов.

Я прислоняюсь к дверному косяку, откидывая назад голову, чтобы затылком почувствовать крепкое, устойчивое дерево, как будто оно способно помочь мне удержаться на этой земле и не унестись куда-то в дикие глубины.

— Ты найдешь способ, со временем.

Мне хочется, чтобы в голосе звучала уверенность. Но ничего не получается.

— Нет. Наука мне не помогла. Ничто не поможет.

Он опускает голову и обхватывает ее руками. Я слышу странный сдавленный звук. Том изо всех сил сдерживает слезы, но ему это не удается. Мне отчаянно хочется подбежать к нему, крепко обнять, рискуя вызвать гнев и отвращение…

Но вместо того я тихо поворачиваю ручку двери и ухожу, предоставив Тому спасти лицо и ненавидя себя за это.

Меня будит отдаленный звон церковных колоколов. Рождественское утро. В доме тихо, как в морге. Отец и Том еще спят после долгой тяжелой ночи, и бабушка тоже решила не спешить с подъемом. Проснулись лишь слуги и я.

Я быстро одеваюсь и тихонько направляюсь к каретному сараю. Картик сонный, и вид у него просто чудесный.

— Я пришла извиниться за прошедшую ночь, — говорю я. — И поблагодарить тебя за то, что помог отцу.

— Каждый человек время от времени нуждается в помощи, — отвечает Картик.

— Кроме тебя.

Он ничего не говорит в ответ. Вместо слов он протягивает мне что-то, кое-как завернутое в лоскут ткани.

— Счастливого Рождества, мисс Дойл.

Я изумлена.

— Что это такое?

— А ты открой.

В свертке я нахожу маленький клинок, размером всего-то с большой палец мужчины. А рукояткой клинку служит крошечная, грубовато вырезанная фигурка многорукого человека с головой буйвола.

— Это Мегх Самбара, — поясняет Картик. — Индийцы верят, что он дает защиту от врагов.

— А я думала, ты не интересуешься никакими обычаями и традициями, кроме правил Ракшана.

Смутившись, Картик засовывает руки в карманы и раскачивается с пятки на носок.

— Он принадлежал Амару.

— Тогда ты не должен с ним расставаться, — говорю я, пытаясь вернуть ему странный кинжал.

— Эй, поосторожнее! — Картик отпрыгивает назад, опасаясь лезвия. — Он маленький, но очень острый. И тебе он может понадобиться.

Мне неприятно напоминание о том, что я обязательно должна сделать.

— Хорошо, я буду всегда держать его при себе. Спасибо.

Я замечаю лежащий на столе второй маленький сверток. Мне ужасно хочется узнать, не подарок ли это для Эмили, но я не могу позволить себе подобного вопроса.

— Сегодня рождественский бал у миссис Уортингтон? — спрашивает Картик, запуская пальцы в путаницу своих густых волос.

— Да, — киваю я.

— И чем вы там занимаетесь, на этих балах? — застенчиво интересуется Картик.

— Ох, — вздыхаю я. — Это очень тяжелая работа: приходится постоянно улыбаться и говорить о погоде и о том, как все чудесно выглядят. Потом еще будут легкий ужин и закуски. И, само собой, танцы.

— Я никогда не бывал на балах. Я даже не знаю, как танцуют бальные танцы.

— Мужчинам не слишком трудно этому научиться. А женщина должна уметь двигаться вслед за мужчиной и при этом не наступать ему на ноги.

Картик поднимает руки, как бы обнимая невидимую партнершу.

— Примерно так? — спрашивает он, кружась по комнате.

— Немножко медленнее, — говорю я. — Да, вот так.

Картик произносит сладким тоном:

— Полагаю, леди Как Вас Там, у вас было много визитеров с тех пор, как вы прибыли в Лондон?

— Ох, лорд Надменность, — отвечаю я в тон ему, — представьте, я получила так много визитных карточек от самых замечательных людей, что мне пришлось поставить две фарфоровые чаши, чтобы их сложить.

— Две чаши, говорите?

— Две чаши.

— Какое неудобство для вас и для вашей коллекции фарфора! — хохочет Картик.