Александр Соболев - Грифоны охраняют лиру

— Далее. Потом догадались нарезать бумагу на квадратики и на каждом написать одну букву. Их переворачивали белым полем вверх, и медиум указывал на нужную последовательность, после чего их собирали, снова переворачивали, записывали что получилось и снова клали на стол. Отсюда оставался всего один шаг до недавнего изобретения, с которым многие из вас знакомы, хотя и в другой области. Ну, кто догадается?

— Scrabble! — воскликнула Ираида.

— Ну конечно. То, что стало самой популярной настольной игрой за всю историю человечества, изобретено было нашими еврейскими братьями в Северо-Американских Штатах для общения с потусторонним миром. Мне, честно сказать, представляется, что этот самый мир сильно постарался, чтобы добиться такого успеха — ведь в самом деле удобно. Если мы действительно считаем, что в настоящее время призраки впервые за всю историю с незапамятных времен готовы к общению с нами, а может быть, и особенно в нем заинтересованы, то они должны были придумать специальный прибор, вроде телефона для связи с тем миром. Но как добиться того, чтобы он оказался в каждом доме? Человек — существо странное и трусоватое: стоя на пороге главного открытия в истории двух тысячелетий, он так и норовит отвернуть морду в сторону и сунуть ее обратно в корыто. И тут какой-то гениальный призрак придумывает нашептать одному еврею из Пенсильвании, что есть шанс быстро заработать пару долларов. И вот юный изобретатель у себя в гараже делает пробную партию косточек с буквами — и с их же помощью получает дальнейшие инструкции от своего бесплотного покровителя. Еще немного — и штука эта добирается до нашего Третьего Рима, а правильнее сказать, до второй Палестины, хе-хе…

Князь сделал шаг вперед, поднял со стола мешочек и встряхнул им.

— Материал тоже имеет значение. Дерево лучше, чем пластик, олений рог лучше, чем дерево, но всего лучше кости — собственно, потому это так и называется. Еще с давних времен люди, чтобы узнать волю судьбы, подбрасывали косточку: сначала просто чтобы выяснить, да или нет, потом — чтобы узнать число от одного до шести, а теперь — чтобы прочитать недвусмысленное указание открытым текстом…

Он замолчал надолго. Гости зашевелились.

— А кого мы будем вызывать? — спросила негромко дама в красном.

— Правильный вопрос, — охотно откликнулся князь. — Нельзя представлять себе потусторонний мир как очередь к телефонной будке. Мы не можем сразу взять и позвать того духа, которого хотим. Во-первых, он может быть занят: если это популярное лицо, то его теребят одновременно из разных мест десятки компаний, а разорваться ведь он не может. Одно время очень любили вызывать Наполеона — ну, в общем, понятно почему. Но он явно отдавал предпочтение соотечественникам, причем лучше с юга Франции, чем с севера, северян он до сих пор считает предателями.

— А если, условно говоря, нам поехать на юг Франции или вообще на остров Святой Елены — он охотнее к нам спустится? — живо поинтересовалась Ираида.

— Вот не знаю, кстати, спускаются они или поднимаются, — усмехнулся князь. — Остроумная идея. Может быть. Но вообще обычно это устроено так: у каждого медиума, особенно у сильного (он подчеркнул это интонацией), есть собственный близкий ему призрак, что-то вроде ангела-хранителя, но с ограниченными возможностями. Иногда это бывает скончавшийся родственник, иногда просто какой-то чужой человек. Бывший человек. Почти всегда по вызову первым приходит он. И его можно — очень вежливо, конечно — попросить через некоторое время привести другого, кого нам нужно в этот раз. При этом духи очень обидчивы, вы, наверное, это замечали. Если вы будете дергать своего по пустякам или с порога гонять его с посылками, он может замолчать или вообще вас оставить. Или если будете засылать его к самым популярным собеседникам, так что ему придется сначала стоять в очереди, а потом унижаться, чтобы выманить знаменитость к вам. Ну это все равно что Карузо пригласить на вечеринку — если его раз за разом отправлять с такими заданиями, то у него быстро получится нервный срыв, и тогда уже ничего хорошего ждать не приходится… Впрочем, я вижу, мадам О. уже скучает без своей бесплотной подружки. Начинаем, господа!

Он подошел к мадам О. и торжественно с полупоклоном вручил ей громыхнувший мешочек. Она схватила его и высыпала костяшки на стол, после чего стала дрожащими руками быстро переворачивать их буквами вниз, одновременно выстраивая в аккуратный круг. Князь тем временем пододвинул свечу на центр стола, поставил рядом стакан, а сам, сделав несколько шагов, занял место между Ираидой и Вероникой.

— Теперь возьмемся за руки. Лидия Дмитриевна, Густав Гугович, руки у мадам О. будут заняты, поэтому положите аккуратно свои ладони ей на плечи, чтобы ладонь лежала на коже. (Дама в красном что-то недовольно пискнула, но сделала, как он сказал.) Остальные просто берутся за руки, держат крепко, но не изо всех сил. Сейчас вы кое-что почувствуете.

Никодим левой рукой сжимал сухую прохладную ладонь Вероники, а правой чувствовал плотную горячую руку матери с явно ощутимыми мозолями — «доблесть садовода», по ее собственному выражению. Вероника согнула палец и слегка поскребла ногтем его ладонь, он усмехнулся. Еще несколько секунд ничего не происходило, но вдруг как будто теплая волна прокатилась по его телу, справа налево — и в обеих руках началось какое-то щиплющееся онемение. Больше всего это было похоже на детское ощущение от экспериментов с батарейкой — когда, несмотря на многочисленные предупреждения, ты все-таки пробуешь языком силу заряда. Это было не больно, но как-то неловко и тревожно, и притом, заглушая эту физиологическую реакцию, возникало и нарастало чувство коллективного восторга от соучастия в общем большом деле. Среди немногочисленных романов Никодима были продлившиеся несколько месяцев отношения с юной дамой, у которой переход от прелиминарий к любовному труду сопровождался мгновенной гримасой боли и легким полувздохом-полустоном — притом что она не только не чуралась этих занятий, но, напротив, была до них чрезвычайной охотницей. Никодиму всегда казалось (конечно, уже постфактум, в минуты, располагающие к размышлениям), что наслаждение, приобретенное ценой хоть легких, но страданий, должно быть по контрасту особенно сильным и что даже, может быть, стоило бы немного преувеличить предварительные мучения, чтобы тем ослепительнее был восторг в финале. Впрочем, тогда он по скоротечности их разрыва не успел это с ней обсудить, а потом естественным образом сделалось неловко. Отчего-то именно в теперешнюю минуту нарастающей волны общего чувства ему вспомнилось это, хотя в ныне происходящем не было никакого намека на сладострастие, даже опосредованного. Несколько минут держалось молчание; в сполохах продолжавшей гореть свечи Никодим украдкой наблюдал за другими участниками: Густав сидел с закрытыми глазами и отрешенным лицом; посерьезневший Краснокутский мелко кивал в такт своим мыслям или звучащей внутри музыке; Ираида тоже осматривалась вокруг и, встретив взгляд Никодима, улыбнулась ему почти дружески. Молчание нарушила Мадам О.