Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes

Внезапно мне приходит в голову одна мысль, и я нажимаю на клавишу «пауза».

Расплывчатый силуэт на экране застывает у окна с младенцем на руках.

Несмотря на темноту и неважное качество изображения (в инфракрасном свете), я могу видеть глаза маленького Пьера Шовье и замечаю, что в них нет ни малейшего испуга. Малыш выглядит спокойным, кажется, даже довольным.

Но не это привлекает мое внимание больше всего.

Окно, через которое похититель проник в комнату. И надо же, я даже не догадалась проверить!. Какая идиотка!

«Хотя, конечно, копы уже сто раз там все осмотрели, — говорю я себе, спускаясь во двор. — Но все равно, я должна сама убедиться…»

На улице по-прежнему тепло. Странно — луны нет, зато все небо усыпано звездами, которых, кажется, я никогда еще не видела отсюда так хорошо. В сумерках видны очертания «Замка королевы Бланш»: здание похоже сейчас на огромный призрачный корабль. Еще не очень поздно, но складывается впечатление, что все жильцы уже спят. Лишь одно окно светится — у месье Уэрво. Сам он ходит из угла в угол — я вижу в окне его силуэт; видимо, месье Уэрво погружен в воспоминания о прошлом. Но все остальное — сонное царство. Кажется, будто я вдруг оказалась где-то далеко от Парижа. Знакомый мир исчез, словно провалился в другое измерение.

Когда я оказываюсь под окнами квартиры Шовье и останавливаюсь под окном детской, происходит нечто неожиданное: луна, как будто она только и ждала этого момента, выходит из-за облаков — огромная и круглая, как в театре. Свет ее, на фоне которого меркнут звезды, заливает двор и стену здания, возле которой я стою. Подняв голову, я вздрагиваю.

Отпечатки!

Возможно, они становятся видимыми только при свете луны — слабо фосфоресцирующие пятна, цепочкой тянущиеся от окна детской до самого фундамента.

Эти фантастические, почти нереальные отпечатки мерцают и переливаются в лунном свете, как будто он их заряжает. Когда на луну набегает небольшое облачко, отпечатков снова не видно.

Но я уже разглядела все что нужно. Эти отпечатки для меня путеводные следы — все равно что крошки для Мальчика-с-пальчика.

Преодолевая страх, я вплотную подхожу к тому месту, где нога похитителя (да, я уверена, что видела следы пальцев!) оставила на стене последний отпечаток.

И тут я ощущаю под ногами что-то твердое — под слоем растущей на газоне травы. Я опускаюсь на колени. Брюки тут же становятся мокрыми от росы. Я на ощупь начинаю шарить руками по траве и быстро обнаруживаю стальную круглую пластину. Это оказывается крышка люка.

«Значит, люк…» — думаю я, все меньше уверенная в себе. Луна снова выходит из-за облаков и заливает все вокруг ярким светом.

Я вцепляюсь в край крышки обеими руками, и мне удается ее приподнять.

В нос мне ударяет тошнотворный запах тины и затхлой воды. Однако, судя по всему, это не канализационный люк.

В глубокую шахту, похожую на колодезную, ведет узкая стальная лестница.

«Тринитэ, во что ты ввязываешься?»

Я ставлю ногу на первую перекладину.

К чему колебаться? Чего бояться? Я у себя дома, в конце концов! Ну, даже если и под домом — все равно. С другой стороны, не такая уж хорошая идея — спускаться туда так поздно, без света, не зная, что может оказаться внизу.

Но, несмотря на все сомнения, я начинаю спускаться.

Почти сразу же я оказываюсь в полной темноте, и меня все сильнее охватывает страх.

Я вдруг вспоминаю, что мне тринадцать лет, — и это еще усиливает ощущение собственной уязвимости. Поединок между решительностью и страхом воистину жесток! И еще этот запах воды, реки — все ближе и ближе… Но я продолжаю спускаться, цепляясь за влажные скользкие прутья. Однако стоит лишь подошве одного из моих «конверсов» коснуться воды, сердце у меня замирает, и уже в следующий миг я начинаю торопливо взбираться обратно. Кровь стучит в висках. Подъем занимает у меня едва ли не меньше времени, чем спуск.

Оказавшись наверху, я падаю на траву и с жадностью вдыхаю свежий воздух.

«Идиотка, просто идиотка!» — говорю я себе, стыдясь своих страхов.

Бросить такой невероятный след!.. Я думаю об ужасе детей, об отчаянии их родителей, вспоминаю взгляд Нади Шовье… Какое я имею право медлить? Чего ждать?

Но все же я решаю вернуться в квартиру за необходимым снаряжением: резиновые сапоги, карманный фонарик, рюкзак…

Я даже не беру на себя труд закрыть люк.

Но когда я поднимаюсь к себе на этаж, меня снова охватывает тревога.

Дверь!.. Дверь моей квартиры открыта!

Однако я точно помню, что закрыла ее, когда уходила. Ноги у меня подкашиваются, и даже мысли в голове застывают. Кто-то подстроил мне ловушку?.. Кто-то ждет меня внутри, чтобы…

Рука на моем затылке.

Холодная… ледяная!

Я кричу .

— Что ты делаешь на улице в такое время?

— М… мама?..

Она смотрит на меня с явной растерянностью.

— Конечно, это я. С тобой все в порядке, Дорогая?

Я не в силах ничего ответить.

На пороге появляется отец:

— Ах вот она где!..

Он приближается и целует меня в лоб.

— Мы тебя всюду искали. Уже полчаса, как мы приехали.

— Приехали… откуда?

— Из Буэнос-Айреса, — отвечает мама и изображает одну из фигур аргентинского танго. — Ты разве не получила наше сообщение?

Мысли у меня путаются. Я опускаю глаза и с некоторым облегчением говорю себе: «Что ж, экспедиция отменяется…»

Погода была прекрасной. Лучи солнца мягко, словно лебяжий пух, гладили кожу Сильвена.

Высоко в небе у него над головой птицы играли с ветром: они парили в нем, словно в воздушной реке, — а иногда бросались против течения, задевая высокие кроны деревьев, чуть покачивающихся, как тростник поутру. Сидевший под огромным тополем ребенок, одетый в красное, с наслаждением грыз хлебную корку. Сильвен отметил, что он так торопился ее доесть, словно боялся, что ее отберут.

Девушка, собиравшая клевер в нескольких метрах от него, расхохоталась:

— Ешь помедленнее, а то подавишься!

Заметив Сильвена, она слегка покраснела.

— Привет, — неуверенно сказала она, отбрасывая волосы за спину с непринужденным кокетством. Но этот жест был излишним — она и без того была восхитительна.

Сильвен ничего не ответил. Он приблизился к ней, сияя от счастья. У девушки был красивый, благородный профиль, во всех ее движениях чувствовалось прирожденное изящество. Сейчас ее поза была грациозно-расслабленной. Юбка была слегка приподнята на коленях, чтобы не помялась. Грудь, хорошо различимая в вырезе платья, была уже вполне зрелой. Когда девушка, собираясь подняться, немного подалась вперед, Сильвен разглядел даже темноватый ореол вокруг сосков.

— Привет, — смущенно сказал он, протягивая ей руку.