Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes

Еще удивительнее были вертолеты. Словно стая пчел, составляющих почетный эскорт громадного шмеля, они летели впереди цеппелина, указывая ему путь, а он медленно и вальяжно двигался следом. Кружащиеся лопасти вертолетов заставляли дрожать кроны деревьев и вздымали песчаные мини-смерчи на дорожках сквера.

Ослепленные тучами песка и пыли, Сильвен с Тринитэ зажмурились. И вдруг с неба раздался скрежещущий металлический голос:

— Дорогие сограждане, не поддавайтесь панике!

Звук шел прямо из чрева гигантского монстра, отчего все собравшиеся вздрогнули.

— Это мэр! — прокричала Тринитэ на ухо Сильвену.

Но она не смогла ничего добавить: голос из громкоговорителя звучал так мощно, что заглушал все остальные звуки.

— При поддержке президента Республики, Министерства внутренних дел и Министерства обороны парижская мэрия делает все, что в ее силах, чтобы наш прекрасный город как можно быстрее обрел покой и вернулся к привычной жизни.

И… тишина.

— Это все? — презрительно фыркнула какая-то пожилая дама, отнимая ладони от ушей.

Дирижабль поплыл дальше. Через некоторое время короткое выступление мэра слово в слово повторилось над соседним кварталом.

Чертыхнувшись, пожилая дама тяжело опустилась на скамейку рядом с бомжом.

— Ну и чего нервничать? — проговорил тот философски. — Лишний выходной денек — радоваться надо…

Собравшиеся буквально испепелили его взглядом, как будто он произнес богохульство. Потом каждый повернул голову на запад, где в очередной раз повторялась речь мэра из дирижабля.

— Это просто магнитофонная запись… — разочарованно произнесла Тринитэ.

В сквере воцарилось уныние. Беженцы, нагруженные чемоданами и сумками с провизией, растерянно оглядывались по сторонам, как потерпевшие кораблекрушение на необитаемом острове.

Сильвен смотрел на эту картину с беспокойством и в то же время с некоторой долей интереса: он часто пытался представить себе, как будет выглядеть конец света.

«А что, если это и есть апокалипсис?» — спрашивал себя профессор, глядя на растерянную толпу. Может быть, он действительно наблюдает за началом глобальной катастрофы? Но ведь это уникальнейший шанс — увидеть зрелище столь грандиозное и… воистину последнее. Сильвен чувствовал необычное, сладостное опьянение, в котором было даже что-то нарциссическое. Это даже можно было назвать радостью…

— Ну, и что теперь?

Кто-то дергал его за рукав. Конечно же Тринитэ. Но малышка была права — долго оставаться в том состоянии, в котором пребывал Сильвен, было опасно.

Что же делать? Спасаться бегством? Укрыться где-то в городе вместе со всеми остальными? Но, может быть, он и Тринитэ еще могут сыграть вдвоем какую-то свою роль?

Сильвен колебался. «Я ведь хотел встретиться с Габриэллой», — вспомнил он. Но наконец он сам схватил Тринитэ за руку и повел к выходу из сквера. Раздраженно взглянув в небо, он пробормотал:

— Думаю, нам стоит потребовать объяснений у одной почтенной сотрудницы Ботанического сада…

— Ах нет, месье Сильвен, мадам хранительницы уже нет, — ответил Жозеф, нервно теребя в руках бейсболку.

— Где же она? — спросил Сильвен, с изумлением обозревая разгром, царивший в Ботаническом саду.

Повсюду разъезжали грузовики, оставляя глубокие вмятины от колес на аллеях, газонах и клумбах. Бордюры, изгороди, таблички с надписями — все было разрушено и повалено.

Жозеф указал на один из грузовиков, в кузове которого стояла тесная перевозная клетка с тремя медведями. Взгляды у них были встревоженными и растерянными, как и у людей.

— Всех животных эвакуируют. Ваша мать уехала в семь утра, с самой первой партией…

— А куда их увозят? — неожиданно спросила Тринитэ, которая последние десять минут молча шла рядом с Сильвеном и младшим смотрителем зоопарка.

Жозеф покосился на Сильвена, не зная, что ответить. Но девочка смотрела на двух взрослых с такой настойчивостью, что Сильвен, хотя перед этим строго запретил ей вмешиваться в разговор, в замешательстве пробормотал:

— Это Тринитэ, моя… племянница.

— Я и не знал, что у вас есть племянница, месье Сильвен…

— И у племянницы есть вопрос, — заявила Тринитэ. — Куда Жервеза Массон увезла животных из зоопарка?

Жозеф судорожно сглотнул, словно находился на допросе, и ответил:

— В долину Шеврез, к югу от Парижа. Если потребуется, они будут перемещены оттуда в более безопасное место… — И словно желая подбодрить собеседников, прибавил: — Это все-таки лучше, чем во времена Парижской коммуны: в тысяча восемьсот семьдесят первом году парижане просто-напросто съели всех животных из зоопарка… Даже гиен!

Он нервно рассмеялся, но никто его не поддержал. То, что происходило вокруг, не располагало к веселью.

В зоопарке царило столпотворение: служащие, полицейские и даже пожарные открывали одну клетку за другой, громко переговариваясь:

— Поаккуратнее с игуанами!

— Гориллы надежно скованы?

Сильвен молча смотрел на всех этих людей, которые зигзагами перемещались от клетки к клетке и, словно для того, чтобы немного обуздать собственную тревогу, то и дело проверяли замки, гладили животных, хлопали по плечам смотрителей…

«Действительно конец света…» — подумал он, делая над собой усилие, чтобы не поддаться панике и не обратиться в бегство, вместо того чтобы остаться здесь и помочь эвакуировать хищных животных.

— А где Любен? — вдруг спросила Тринитэ.

Жозеф снова удивленно взглянул на девочку — он явно не ожидал от нее такой осведомленности.

— Да, а в самом деле, — спохватился Сильвен, — где Любен?

— Он уехал вместе с мадам Массон сегодня утром. Она сопровождала грузовик с варанами, он поехал с пандами…

«Вараны, панды», — машинально повторил про себя Сильвен. Вид охваченного хаосом зоопарка вызывал у него еще большее смятение, чем паника, царящая в городе.

«Такое ощущение, что все еще только начинается», — подумал он, заметив краем глаза солнечные блики на воде Сены, протекавшей с другой стороны зоопарка.

Ему вдруг показалась совершенно абсурдной сама мысль о том, что его мать могла иметь к этой катастрофе какое-то отношение.

— А белые обезьяны?

Жозеф сделал озабоченную гримасу, потом ответил:

— А вот с ними очень странная штука: мадам Массон специально попросила их не трогать и никуда не увозить. Они единственные из всех животных остаются. Да посмотрите сами — вон они!

Действительно, клетка белых обезьян оставалась единственным обитаемым жилищем во всем зоопарке.

Увидев животных, Сильвен вздрогнул. Вчерашняя сцена из подземной лаборатории как наяву предстала перед его глазами, а вместе с ней вернулось и чувство дурноты.