Мишель Ходкин - Неподобающая Мара Дайер

Я откинула голову на спинку сиденья и отвернулась.

— Я бы предпочла, чтобы он не знал о глубинах моего сумасшествия.

— Да брось. Парень дрался два раза за две недели. У него явно есть свои собственные проблемы.

— И несмотря на это, ты сводишь меня с ним.

— Никто не идеален. И я вас не свожу. Я думаю, он тебе подходит. Он тоже многое пережил, знаешь ли.

— Знаю.

— И вряд ли у него есть тот, с кем он может об этом поговорить.

— Похоже, он говорил об этом с тобой.

— Не совсем. Вообще-то парни не обсуждают трудные вопросы, как обсуждают их девочки. Я просто знаю достаточно… Неважно. Я говорю лишь одно: по-моему, он бы все понял.

— Да. Нет ничего лучше, чем услышать, что девочка, с которой ты только что начал встречаться, сидит на антипсихотических препаратах.

Даниэль воспользовался случаем сменить тему разговора:

— И как эти препараты? Есть побочные эффекты?

— Насколько я заметила, нет.

— Думаешь, они действуют?

За исключением того выбившего меня из равновесия телефонного звонка.

— По-моему, да.

— Хорошо. Как по-твоему, ты сможешь прийти на вечеринку-сюрприз в честь Софи вечером в пятницу? Я замышляю крупную операцию. Ну, не такую уж крупную. Но все-таки операцию.

— Не знаю, — ответила я, думая о телефонном звонке.

Угрозы. Джейми. Я сомневалась, что мое настроение подходит для вечеринки.

— Может быть.

— А как насчет твоего дня рождения? У тебя с Ноем есть какие-нибудь планы?

— Я ему не говорила, — негромко ответила я, глядя в окно на проезжавшие мимо машины.

Мы почти доехали до клиники. Осознав это, я почувствовала, как в животе все сжалось.

— Почему не говорила?

Я вздохнула.

— Я не хочу поднимать из-за этого шум, Даниэль.

Он покачал головой и въехал на парковку у клиники.

— Ты должна ему рассказать, Мара.

— Я подробно рассмотрю твое предложение.

Я открыла дверь клиники, и Даниэль последовал за мной. Я записалась на прием и ждала, пока не назовут моего имени. Тут было лучше, чем в больнице, но пахло так же — этакий медицинский запах, от которого я задышала быстрей и горло мое сжалось. Когда медсестра измеряла мне давление, мой пульс тупо бился о манжет, которым мне стянули руку. Я судорожно втянула воздух, и медсестра посмотрела на меня, как на сумасшедшую. Как же мало она обо мне знала.

Сестра провела меня в кабинет и показала на обтянутую винилом скамью, забросанную медицинскими бумагами. Я села, но шелест и поскрипывание меня раздражали. Через несколько минут вошла врач, чтобы меня осмотреть.

— Мара? — спросила она, читая бумаги на планшете. Потом встретилась со мной глазами и протянула руку. — Я доктор Эверетт. Как самочувствие?

— Отлично, — ответила я, показывая ей руку.

— Вы меняли повязки каждые два дня?

Не-а.

— Угу.

— Сильно болит?

— Вообще-то я почти не замечаю боли.

Доктор приподняла брови.

— Я была слишком занята экзаменами и школьными делами, — объяснила я.

— Отвлечение на что-то может послужить хорошим лекарством. Хорошо, Мара, давайте посмотрим.

Сперва она размотала бинт на моем локте, потом спустилась к предплечью. Она сморщила лоб и поджала губы, разматывая повязку все больше и больше, обнажая бледную, нетронутую кожу. Доктор сверилась со своими записями.

— Когда это произошло?

— Две недели назад.

— Хм-м. Врач «Скорой помощи», должно быть, ошибся. Наверное, интерн, — обращаясь к самой себе, сказала доктор.

— Что? — переспросила я, начиная нервничать.

— Иногда ожоги первой степени путают с ожогами второй степени, особенно если они на руках и ногах, — ответила доктор, поворачивая и осматривая мою руку. — Но все равно краснота обычно некоторое время держится. Больно, когда я делаю так? — спросила она, растопыривая мои пальцы.

Я покачала головой.

— Я не понимаю. Что не в порядке?

— Все в порядке, Мара, — ответила доктор, пристально глядя на мою руку. — Все полностью зажило.

То, что под рукавом больше не было повязки — вызывающей зуд, впитывающей пот, — было единственным светлым пятном в следующие несколько дней. Без Ноя и особенно без Джейми я еще труднее переносила школу, и это было видно. Я огрызнулась на учителя истории, которого любила, и чуть не ударила по лицу Анну, когда та прошла мимо и стукнула меня сумкой по плечу. Из-за нее моего единственного друга исключили. То было меньшее, что я могла с ней сделать.

Я держалась. Едва-едва. Но скверное настроение последовало за мной домой. Мне просто хотелось, чтобы меня оставили в покое.

Войдя в дом, я выхватила из сумки альбом и пошла в гостиную, чтобы порисовать. На полу всегда было удобнее делать наброски, а ковер в моей комнате только мешал. Спустя примерно час после того, как я начала этим заниматься, Даниэль просунул голову в арку.

— Привет.

Я подняла глаза и вежливо улыбнулась.

— Ты подумала насчет вечеринки Софи завтра вечером?

Я вернулась к растушевке. Трудно делать автопортреты без зеркала.

— Будет какая-то определенная тема?

— Нет, — ответил Даниэль.

— А.

— Это означает, что ты пойдешь?

— Нет, — ответила я. — Просто любопытствую.

— Ты знаешь, что папа с мамой нынче вечером выбираются из дома, верно? — спросил Даниэль.

— Угу.

— А Джозеф отправляется со мной, чтобы помочь в подготовке вечеринки.

— Угу, — ответила я, не поднимая глаз.

— Так что ты собираешься делать? — спросил Даниэль.

— Собираюсь сидеть тут. И рисовать.

Даниэль выгнул бровь.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я вздохнула.

— Я просто предпочитаю погрязать в глубокой жалости к себе, Даниэль. Все будет в порядке.

— Если дело в твоих отметках, я могу замолвить за тебя словечко перед мамой. Смягчить удар.

— Что?

Раньше я слушала вполуха, но теперь Даниэль полностью завладел моим вниманием.

— Ты не проверяла свои отметки?

Сердце мое начало сильно стучать.

— Их выставили?

Даниэль кивнул.

— Не думал, что ты не знаешь.

Я вскочила с пола, бросив альбом, и метнулась в свою комнату. Нырнула в рабочее кресло и крутнулась, чтобы посмотреть на монитор. Меня охватила тревога. Несколько дней назад я не сомневалась, но теперь… Пробегая глазами экран, я начала расслабляться.

Продвинутый курс английского: А (отлично).

Биология: В+ (хорошо с плюсом).

История: В (хорошо).

Искусство: А (отлично).

Испанский: F (плохо).

Математика: В (хорошо).

Я проверила снова. Снова пробежала глазами монитор. F. На клавиатуре буква между D и G. Плохо. Плохо — с буквы П, как «первый провал».

Я не могла перевести дыхание и уронила голову между коленями. Мне следовало знать. Господи, какой я была глупой. Но, если вставить слово в свою защиту, я никогда, никогда раньше не проваливалась в классе, и это казалось просто немыслимым до тех пор, пока на самом деле не произошло. Как я объясню родителям?