Ками Гарсия - Прекрасная тьма

— Эль, послушай меня! Ты ничего не должна…

Но Лена меня не слышала. Она просто кричала. Потому что не могла не кричать.

Языки пламени поглотили нас обоих, и я проснулся.

— Итан, просыпайся! Нам пора!

Я резко сел, задыхаясь, весь мокрый от пота, и посмотрел на свои ладони — ничего. Ни единого ожога, ни одной царапины. Самый обычный кошмар. Я огляделся: Лив и Линк уже встали. Пытаясь успокоиться, я потер лицо руками. Сердце отчаянно колотилось, как будто кошмар был реальностью, и я чуть не умер. Чей же это был сон: ее или мой? Неужели у нас действительно все закончится именно так? Огонь и смерть? Сэрафина будет просто счастлива.

Ридли сидела на скале и сосала леденец. Сейчас это выглядело почти трагично. Похоже, за ночь она перешла со стадии потрясения на стадию отрицания. Она вела себя так, словно ничего не изменилось. Мы не знали, как нам себя вести. Ридли напоминала ветеранов войны, которые страдают от посттравматического синдрома и, вернувшись домой, продолжают думать, что они до сих пор на войне.

Она тряхнула волосами и выжидающе посмотрела на Линка:

— Подойди-ка сюда, Горячий Стержень!

— Пожалуй, пропущу, — отозвался Линк, доставая из моего рюкзака бутылку воды.

Ридли сняла темные очки, посмотрела на него еще внимательнее, и тут мы поняли, что она действительно лишилась способностей. Ее глаза были точно такого же голубого цвета, как у Лив.

— Я сказала: «Иди сюда!»

Ридли немного подняла мини-юбку, обнажив синяк на бедре. Мне стало ее жаль. Теперь она больше не сирена, а обычная девчонка, хоть и слегка странно одетая.

— Зачем? — непонимающе посмотрел на нее Линк.

— Хочешь поцеловать меня? — спросила Ридли, в отчаянии лизнув леденец.

Я подумал, что если Линк подыграет ей, то это лишь немного оттянет неизбежный конец, но он отвернулся и виновато ответил:

— Нет, спасибо.

— Наверное, это временно, скоро моя сила вернется, — голос Ридли заметно дрожал.

Она пыталась убедить в этом в первую очередь себя. Кто-то должен сказать ей правду. Чем раньше она смирится с тем, что произошло, тем быстрее сможет оправиться от этого. Если, конечно, сможет.

— Твоя сила больше не вернется к тебе, Ридли, — тихо сказал я.

Она резко повернулась ко мне и дрожащим голосом заявила:

— А тебе-то откуда знать? Думаешь, что все знаешь, раз встречался с чародейкой?

— Оттуда. У темных чародеев золотистые глаза.

Ридли поперхнулась и быстро задрала грязную майку, обнажив нежную золотистую кожу живота. Татуировка вокруг пупка пропала. Она провела пальцами по коже, а потом скрючилась и прошептала:

— Это правда! Она действительно лишила меня силы!

Ее пальцы разжались, леденец упал в грязь. Ни звука не сорвалось с ее губ, но по лицу серебристыми ручейками текли слезы. Линк подошел к ней и протянул руку, чтобы помочь ей встать.

— Это неправда. Ты вполне себе плохая. Ну в смысле, горячая штучка. По смертным меркам.

— Это не смешно! — в истерике вскочила Ридли. — Думаешь, потерять силу — то же самое, что проиграть в баскетбол?!?! Это же все, что у меня было, идиот! Без нее я — никто!

Ридли всю трясло, тушь бежала по лицу черными потоками.

Линк поднял леденец из грязи, открыл бутылку с водой и ополоснул конфету.

— Просто на это нужно время, Рид. У тебя появится другая сила, вот увидишь.

Он протянул ей леденец. Ридли в упор посмотрела на него, взяла леденец и со всей силы швырнула его в кусты.

Я почти не спал. У Линка побагровела и опухла рука. Мы все были не в форме, чтобы продолжать поход по влажному лесу, но что делать?

— Надо идти. Как вы, ребята?

— Бывало и лучше. — Линк дотронулся до руки и поморщился. — Скажем так, почти каждый день моей жизни был лучше.

— А у меня бывало хуже, но это длинная история про стадион «Уэмбли», жуткую давку в метро и слишком много съеденных кебабов, — отозвалась Лив, дотронувшись до подсохшей ссадины на лбу.

— А где Люсиль? — опомнился я, уже закинув на плечо покрытый толстым слоем грязи рюкзак.

— Кто ее знает, — осмотрелся по сторонам Линк. — Эта кошка все время пропадает, неудивительно, что твои бабушки держали ее на поводке.

— Люсиль! — позвал я, потом посвистел. — Она же была здесь, когда мы проснулись!

— Не волнуйся, чувак, найдется. У кошек есть шестое чувство, забыл?

— Ей, наверно, надоело идти за нами, конца-то не видно, — вмешалась Ридли. — Эта кошка умнее всех нас вместе взятых.

Я ушел в свои мысли и потерял нить разговора. Я не мог перестать думать о Лене и о том, что она сделала ради меня. Ну почему я так долго не видел того, что творилось у меня прямо под носом?

Все это время Лена занималась самобичеванием: добровольное затворничество, жуткие фотографии надгробий, символы тьмы в ее блокноте и на теле, одежда умершего дяди, походы по клубам с Джоном и Ридли. Все это не имело отношения ко мне, она делала это из-за Мэкона. Но я только сейчас понял, что невольно оказался ее сообщником. Всякий раз, глядя на меня, Лена вспоминала о преступлении, за которое пыталась осудить себя. Вспоминала о том, кого потеряла.

Обо мне.

Ей приходилось каждый день смотреть на меня, держать меня за руку, целовать. Понятно, почему ее бросало то в жар, то в холод, почему она целовала меня, а через секунду пыталась убежать. Я вспомнил сотни раз написанные у нее на стене слова из песни U2.

«Бегу, чтобы оставаться на месте».

Она не могла убежать, я бы никогда не отпустил ее. В последнем сне я рассказал ей, что знаю о сделке, на которую она пошла ради меня. Интересно, видела ли она тот же сон? Знает ли она, что теперь мы несем это тяжелое бремя вместе? Что ей больше не надо оставаться наедине с виной?

«Прости меня, Эль».

Я прислушался к самым дальним уголкам сознания в надежде, что она все-таки ответит. Вместо этого я вдруг что-то увидел, будто бы боковым зрением. Картинки проносились мимо, словно машины в скоростной полосе автобана…

Я бежал и прыгал, двигаясь так быстро, что не мог сфокусировать взгляд. Постепенно зрение стало резче, я разглядел несущиеся мимо деревья, листья и ветки. Сначала я слышал лишь хруст веток под ногами и свист ветра в ушах, но потом различил голос Лены и пошел в ту сторону, откуда он доносился:

— Мы должны вернуться.

— Это невозможно, ты же знаешь.

Солнечные лучи легко проникали сквозь листву. Я видел только поношенные ботинки Лены и тяжелые черные ботинки Джона. Они стояли в нескольких метрах от меня. Потом я увидел лицо Лены, выражающее крайнюю степень упрямства, — как это знакомо!

— Сэрафина нашла их, может, они уже мертвы!

Джон подошел к ней и поморщился, словно от боли, совсем как в тот раз, когда я видел их в спальне. Он заглянул в золотистые глаза Лены.