Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия

— Погоди немного, — проворчал Мэтью, перебарывая желание броситься на меня. Царь зверей не любил, когда его в чем-то превосходили.

Не обращая на это внимания, я опустила ноги к земле, до которой оставалось всего несколько дюймов. Моя собственная энергия наполнила внутренний глаз мерцающим вихрем серебряных, золотых, зеленых и синих тонов. Я почерпнула из нее, глядя, как она перетекает из сердца в руку.

На мою ладонь лег пульсирующий шар, сотканный из моря, неба, земли и огня. Древние философы назвали бы его микрокосмом, маленьким миром, где частицы меня перемешивались с вселенской материей.

— Это тебе, — сказала я, протягивая Мэтью волшебную сферу.

Он поймал ее на лету. Шар припаялся к его холодной ладони и застыл, подрагивая, как ртуть.

— Что это? — спросил он, забыв об охоте при виде этого дива.

— Я.

Чернота зрачков в устремленных на меня глазах Мэтью захлестывала зелено-серую радужку.

— Ты не тронешь меня, и я тебя тоже.

Он держал мой микрокосм бережно, опасаясь пролить хоть каплю.

— Я и драться-то не умею, — констатировала я с грустью. — Могу только улететь.

— Это самое важное, чему учится воин, ведьма. — Пренебрежительное для вампира слово у него прозвучало ласкательно. — Выбирать битвы с умом и откладывать на будущее те, которые пока не выигрываются.

— Ты все еще боишься меня? — спросила я, вися над землей.

— Нет.

Третий глаз подтвердил, что он говорит правду.

— Хотя внутри у меня вот это? — Я кивнула на колеблющуюся в его руке массу.

— Я уже видел могущественных чародеев, но мы до сих пор не знаем, что там у вас внутри. Надо это исследовать.

— Мне никогда не хотелось знать.

— Почему, Диана? Как можно отказываться от таких чудесных даров? — Мэтью сжал пальцы, словно боясь, что у него отнимут столь ценный для науки материал.

— Страх и желание? — тихо предположила я, касаясь пальцами его скул. Заново пораженная своей любовью к нему, я процитировала слова, написанные его демоническим другом Бруно в шестнадцатом веке: — «Желанье шпорит, страх уздой берет». Разве не этим объясняется все, что происходит в мире?

— Все, кроме тебя, — ответил он хрипло. — Ты в эти рамки не помещаешься.

Коснувшись ногами земли, я отняла пальцы от его щек — мое тело помнило этот плавный жест, хотя разум отметил его как странный. Частица меня, которую я подарила Мэтью, перескочила из его ладони в мою. Я зажала ее в руке, и энергия быстро впиталась обратно. Щекотку колдовской силы я признавала теперь как свою и боялась ведьмы, в которую превращалась.

Палец Мэтью отвел в сторону мои волосы.

— Ничто не укроет тебя от магии — ни наука, ни сила воли. Она найдет тебя всюду. И от меня ты тоже не спрячешься.

— Так говорила мне мать — там, в Ла Пьере. Она знала про нас. — Третий глаз испуганно закрылся, чтобы не видеть каменного мешка. Я вздрогнула, и Мэтью привлек меня к себе. Его объятия, хотя и не были теплыми, вселяли ощущение безопасности.

— Может быть, им было легче от знания, что ты не будешь одна. — Его холодные, твердые губы сошлись с моими, нос шумно вдыхал мой запах. Отстранился он нехотя, приглаживая мне волосы и запахивая парку у меня на груди.

— Научишь меня драться? Как своего рыцаря?

— Рыцари умели драться задолго до того, как пришли ко мне, но мне доводилось обучать других воинов — людей, вампиров и демонов. Маркуса я тоже учил, а он, видит Бог, был твердым орешком. Вот только с чародеями ни разу не сталкивался.

— Пошли домой. — Лодыжка болела, я едва держалась на ногах от усталости. Мэтью взвалил меня на спину и понес. — Еще раз спасибо за то, что нашел меня, — прошептала я, держась за его шею — и он понял, что на этот раз я имела в виду не Ла Пьер.

— Я давно уже перестал искать — и тут вдруг ты. В библиотеке, в самый Мейбон. Историк и ведьма к тому же! — Он недоверчиво покрутил головой.

— Это и называется магией. — Я чмокнула его в шею. Он замурлыкал, ссадил меня на заднем крыльце и пошел за дровами, предоставив мне мириться с тетками в одиночку.

— Я понимаю, почему ты хранила этот секрет, — я обняла раскисшую от облегчения Эм, — но мама сказала мне, что время секретов прошло.

— Ты видела Ребекку? — спросила белая как мел Сара.

— Да, в Ла Пьере. Она пришла, когда Сату запугивала меня и пыталась переманить. — Я помолчала и добавила: — Пришла вместе с папой.

— Она… они были счастливы? — Бабушка стояла за плечом Сары и переживала, слушая наш разговор.

— Они были вместе, — ответила я и выглянула в окно — не идет ли Мэтью.

— И с ними была ты, — со слезами вставила Эм. — Это и есть счастье.

Тетя хотела сказать что-то, но передумала.

— Что, Сара? — спросила я, взяв ее за руку.

— Ребекка… говорила с тобой?

— Она рассказала мне сказку. Ту же самую, что и в детстве — про ведьму, принца и фею-крестную. Мама очень старалась, чтобы ее околдованная дочка не забывала о магии — но я все равно забыла, потому что хотела забыть.

— В то последнее лето, когда они уехали в Африку, Ребекка спросила меня, что производит на ребенка самое сильное впечатление. Сказки, ответила я, — сказки, которые вы ей читаете на ночь. В них есть все, что нужно: надежда, сила, любовь. — Эм смахивала хлынувшие из глаз слезы.

— Ты правильно говорила, — сказала я.

Сара, заключив мир со мной, тут же напала на принесшего дрова Мэтью.

— Больше не проси, чтобы я сидела спокойно, когда Диана зовет на помощь! И не смей больше ей угрожать, хотя бы и с самыми благими намерениями. Не послушаешься — пожалеешь, что возродился, понял, вампир?

— Хорошо, Сара, — пробормотал он точно как Изабо.

Обедали мы в семейной. Напряженное перемирие едва не перешло в открытый конфликт, когда тетя увидела, что на столе нет мяса.

— Ты ж дымишь, как паровоз, — стала увещевать Эм, когда она пожаловалась на отсутствие «нормальной» еды. — Твои артерии спасибо мне скажут.

— Ты не для меня это делаешь, а для него. Чтоб он Диану не покусал.

Мэтью незлобиво откупорил бутылку, взятую из «рейнджровера».

— Бокал вина, Сара?

— Импортное, что ли? — подозрительно спросила она.

— Французское. — Он налил немного в ее стакан для воды.

— Не люблю французов.

— Не верьте всему, что о нас пишут. Вы скоро увидите, какие мы славные.

Сара соизволила улыбнуться, а Табита вскочила на плечо Мэтью и просидела там до конца обеда, как попугай.

Мэтью пил вино и расспрашивал хозяек о доме, о его истории, о состоянии дел на ферме. Я уплетала чили с кукурузным хлебом и говорить не могла, только слушала.

Отправившись наконец спать, мы забрались в постель голые.

— Тепленькая, — заурчал Мэтью, прижимаясь ко мне.

— А ты так хорошо пахнешь. Он на столе лежал? — спросила я, услышав, как ключ повернулся в замке.