Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия

— Я полностью себя контролирую, — заверила я, с сожалением вспомнив о прожженном ковре, и Мэтью меня тут же обнял.

— Уф, — закряхтела я, когда мои локти вдавились в ребра.

— А я из-за тебя поседею скоро — хотя до сих пор считалось, что с вампирами такого не бывает. Из-за твоей отваги, твоих электрических рук и твоих неслыханных изречений. — Чтобы обезопаситься от последнего, он впился в меня губами. Надолго лишившись способности что-либо изрекать после поцелуя, я прижалась ухом к его груди и дождалась, когда стукнет сердце. Оно не обмануло моих ожиданий: значит, не у одной меня сердце полно до краев.

— Ты победила, та vaillante fille, — прошептал Мэтью. — Я постараюсь — постараюсь — меньше квохтать над тобой, а ты не должна забывать, что вампиры могут быть очень опасны.

Мне было трудновато усвоить эту мысль, будучи прижатой к нему. Ракаса с пучком травы во рту снисходительно смотрела на нас.

— Ты на сегодня закончил? — спросила я, задрав голову.

— Охотиться? Да.

— Ракаса скоро лопнет, и нас обоих ей не свезти. — Мои руки переместились на бедра Мэтью. У него перехватило дух, и он замурлыкал совсем по-другому, не так, как когда сердился.

— Ты поезжай, а я пойду рядом, — предложил он после повторного долгого поцелуя.

— Пойдем пешком оба. — Я и так слишком много просидела в седле.

Когда мы вошли в ворота, уже начинало смеркаться, и в Семи Башнях светились все окна.

— Вот мы и дома.

— Вот мы и дома, — с улыбкой повторил Мэтью, глядя не на замок, а на меня.

Мы поужинали в комнате экономки перед жарким огнем.

— А где Изабо? — спросила я Марту, налившую мне горячего чая.

— Вышла, — кратко ответила она и пошла обратно на кухню.

— Вышла куда?

— Марта, — вмешался Мэтью, — не надо ничего скрывать от Дианы.

Я не знала, на кого она больше сердита, — на меня, на него или на отсутствующую хозяйку.

— В деревню она пошла. Повидать священника с мэром. — Марта помолчала и добавила: — А потом проверит, все ли там чисто.

— Где это — там?

— В лесу. На холмах. В пещерах. — Она явно полагала, что этим все сказано.

— Похоже, Maman хочет посмотреть, нет ли в округе других вампиров, — пояснил Мэтью. Огонь играл в резных гранях его тяжелого кубка. По дороге он купил вино какого-то нового сорта, но пил меньше обычного.

— Она имеет в виду кого-то определенного?

— Доменико и еще одного вампира из Конгрегации, Герберта. Он тоже овернец, из Орильяка. Изабо на всякий случай заглянет в кое-какие его укрытия.

— Тот самый Герберт из Орильяка? Папа Римский, живший в десятом веке? [55] Папа Сильвестр II (946–1003). Был понтификом с 999 г. Ему, по преданию, принадлежала медная голова, наделенная речью и пророческим даром. — Репутация Герберта как ученого и мага интересовала меня куда больше, чем его папско-вампирское прошлое.

— Я постоянно забываю, как хорошо ты знаешь историю, — даже вампира пристыдить можешь. Да, тот самый Герберт. Пожалуйста, держись от него подальше, а если все-таки встретишь, не расспрашивай об арабской медицине и астрономии. К ведьмам и магии он относится как захватчик.

— Изабо его знает?

— О да. В свое время это была неразлучная парочка. Если он где-то здесь, она непременно его отыщет. Но не беспокойся, в замок он не придет: он знает, что ему тут не рады. Не выходи из дома одна, вот и все.

— Хорошо, не стану. — На Герберта из Орильяка я хотела бы наткнуться меньше всего.

— Изабо, полагаю, хочет искупить свои прегрешения. — Я видела, что Мэтью еще таит гнев против нее.

— Ты должен ее простить. Она прежде всего о тебе заботилась.

— Я не ребенок, Диана, и не хочу, чтобы мать меня защищала. Особенно от жены, — сказал он, крутя свой бокал. «Жена» на некоторое время повисла в воздухе.

— Не припоминаю, чтобы мы с тобой поженились.

— Это произошло, когда я вернулся домой и признался тебе в любви. В суде, возможно, этот брак сочтут недействительным, но по вампирским обычаям мы женаты.

— Значит, наши признания по телефону были не в счет? Ты должен был сказать мне все лично? — Тут требовалась некоторая точность. Я собиралась открыть в компьютере новый файл с переводом чародейских понятий на вампирский язык.

— Вампиры вступают в брак так же, как львы или волки. — Мэтью вещал, как голос за кадром документального фильма. — Самка выбирает себе партнера, и если он согласен, то дело сделано. Они заключают союз на всю жизнь, и все сообщество признает их супругами.

— Вот как. — Выходит, мы опять вернулись к норвежским волкам.

— Мне только слово «партнер» не нравится — как будто выбираешь носки или туфли. — Мэтью отставил бокал, положил руки на исцарапанный стол. — Послушаем, что скажешь ты. Вампирские законы тебе не указ — как ты смотришь на то, что я тебя считаю своей женой?

В голове у меня возник легкий циклон. Я пыталась соотнести свою любовь к Мэтью с самыми опасными хищниками животного мира и с институтом брака, никогда не вызывавшим у меня особого энтузиазма, — пыталась и не находила ни одного дорожного указателя.

— Когда два вампира вступают в брак, самка обязывается подчиняться самцу? Как вся прочая стая?

— Боюсь, что так, — потупился Мэтью.

— Ага, — прищурилась я. — Ну а я-то что получаю?

— Я буду любить тебя, почитать, защищать и кормить. — Он отважился взглянуть мне в глаза.

— Ужасно похоже на средневековый обряд венчания.

— Ту часть литургии, где обмениваются обетами, составил как раз вампир. Но служить мне ты не должна, — добавил он торопливо. — Эти слова рассчитаны на людей.

— На мужчин, если точнее. Не думаю, чтобы это доставляло особую радость женщинам.

— Да, пожалуй. — Он попытался усмехнуться, но не сумел и снова уставился на свои руки.

Прошлое без Мэтью представлялось мне холодным и серым, будущее с ним — куда более интересным. Наше знакомство, не говоря уж об ухаживании, было недолгим, но я определенно чувствовала, что мы связаны. А законы вампирской стаи вряд ли позволят мне заменить послушание на что-то более прогрессивное, будет он меня называть женой или нет.

— Должна, муженек, заметить, что мать тебя защищала не от жены. — «Муж» и «жена» звучали в моих устах как-то странно. — Я тогда еще была не жена, а просто женщина, которую ты ей подкинул ни с того ни с сего. И как таковая легко отделалась.

В уголках его рта зародилась улыбка.

— Ты думаешь? В таком случае придется тебя уважить и простить Изабо. — Он взял мою руку, коснулся ее губами. — Я сказал, что ты моя, помнишь? Теперь ты знаешь, что я имел в виду.

— Вот почему Изабо так расстроилась, когда мы поцеловались. — Да, этим объяснялось все: ее гнев и внезапная капитуляция. — После этого пути назад уже нет.