Ирина Скидневская - Фэнтези-2005

Готлинда не была сдобной молодухой, какими обычно представляют кормилиц. Годы ее свежести миновали, она находилась в поре женской зрелости, манеры и черты ее лица были полны достоинства, и она знала себе цену. Герцогу она поклонилась почтительно и плавно.

— Для меня это великая честь, Ваша Светлость.

— Но ты еще не видела ребенка.

— Я видела многих детей, государь, и выкормила их.

Герцог Бертольф, венценосный владетель Гратена, чей престол в Ламонте, выглядел усталым и был болезненно бледен; странно было видеть таким громогласного, высокорослого и храброго воителя. Он дал знак слуге, и вскоре фрейлина с выражением крайне истощенного терпения внесла спеленатого младенца. Звуки, исходившие от свертка, удивили и насторожили Готлинду.

— Покажи ей.

Это было вовсе не детское личико. Из обрамления свивальника к Готлинде дернулась морда, складчатые губы обнажили два частокола зубчиков, и выпростались две лопаточки, обросшие кошачьими усами. Скрип, верещание и цокот. Готлинда удержалась от того, чтоб сотворить крестное знамение, а на губах замерло: «Спаси и помилуй!..»

— Ну что, возьмешься? — исподлобья, мрачно глядел герцог. — Две марки серебра в год ты получишь, женщина, три льняные рубахи, верхнее платье из шерсти, чулки и сапожки, а сверх того кров, дрова для очага и пищу. Когда окончишь службу, награжу тебя деньгами и скотом.

Готлинда безмолвствовала. Тварь в свивальнике тянулась к ней, шевеля губами и трепеща усатыми лопатками. Ворочаясь, она высвободила лапку… Господи, это рука! Трехпалая, когтистая, как пыточные клещи. Сухая, словно рука святых мощей Моллинга Нетленного, но живая.

— Все, кроме награды, ты получишь сразу, если откажешься — это будет плата за молчание. Но тогда берегись распускать язык, баба.

Голос твари, сперва громкий, ослаб до сипения. Из глубины рта показался… язык? плоский стручок. Голова свесилась набок.

— Его… ее кормили, государь?

— Ее тошнит. Она не может пить… или не умеет. Давали жвачку из хлеба — отрыгивает, — ответила фрейлина.

— К груди прикладывали? — уже спокойней спросила Готлинда. Она, пересилив испуг, поняла, что тварь голодна, до боли голодна. Видно было, как она… оно… это живое существо мучается.

— Никто не решился. Зубы… она кусается.

«Ох уж мне эти знатные дамочки, — презрительно подумала Готлинда. — Ну, зубки. Наверняка еще мягонькие. И такую малость не стерпеть!..»

— Дайте-ка мне, монсьорэнн.

Тонкая, будто лакированная рука слепо заскребла по плечу Готлинды. Пасть стала тыкаться ей в шею, щекоча.

— Так ты согласна?

— Да.

«Но ведь это чудовище», — брезгливым взглядом сказала фрейлина.

«Это дитя», — взглядом же ответила Готлинда.

Впрочем, пока маленькая Альберта выучилась кормиться, покусы бывали. Так что вкус молока и крови она узнала одновременно.

Всадники въехали под сень леса. Альберта, продолжая мысль об охоте, рассуждала вслух, но речь шла не об оленях или кабанах.

— Агобар, архиепископ Лиона, писал в девятом веке от рождения Христа о людях, сошедших с воздушного судна. Он воспретил их побивать камнями. Я точно помню его слова: «Местные жители так темны, что верят в существование страны Магонии, откуда по облакам приплывают корабли и уносят с собой плоды земли в эту страну». Был этот пастырь недоверком, вот что я скажу! Не уберег его высокий сан от скудоумия. Толпа людей видела, как приплыл корабль с неба и сошли наземь магонцы, а Агобару вздумалось, что это сказки. Судить надо было пришельцев за кражи сеньориальным судом и казнить, а в другой раз прилетят — разбить их корабль и спалить огнем! Разве они лучше викингов тем, что летают, а не плавают? Викингов-то мы не милуем!.. Я думаю, Адриен, можно сбить их корабль на лету из камнемета или большого крепостного лука.

— Обслуге камнемета надо пристреляться, а между выстрелами корабль будет двигаться, — Адриен засомневался. — Вот если зарядить требюше, что мечет снаряды через стену, дюжиной булыжников, два-три из них могут попасть, поскольку полетят россыпью.

— Крепостной лук верней, — настаивала Альберта, — и чаще бьет стрелой. Наш мастер Ламбер — заправский наводчик, в поросенка за триста шагов стрелу всадит. А если корабль упадет, к нему надо подкатить мангонно и разрушить настильной стрельбой. Станут разбегаться — так ударить верхом в копья! сечь мечами!

— Если молва не врет, Ваше Сиятельство, они могут ослеплять лучистым светом, утягивать людей незримыми арканами и…

— …и затемнять рассудок, говори уж прямо. Да, согласна. Но заметь, сьер Адриен, они это делают на близком расстоянии, меньше, чем в полете камня из пращи. Поэтому вперед надо послать лучников и арбалетчиков, не давать врагам собраться с духом и пустить в ход их нечистые уловки. Хотела бы я взглянуть, как эти магонцы будут молить о пощаде!.. Убить, подкравшись ночью сверху по-совиному, подло захватить безоружного монаха или женщину, напасть на свинопаса — на это они способны, а что запоют, встретив бойцов?!

Углубляясь в чащу, они продолжали разговор. Неясным оставалось то, где и как подстеречь летающих по небу. Ночью нетрудно поднять по тревоге лансхольмских всадников и служилых людей, а вот мастеру Ламберу во тьме сложно будет целиться.

По мнению Альберты, все приметы совпадали — жаркое лето, ночные явления, налеты с целью утащить или обезумить людей. Она вполне резонно полагала, что летучие разбойники где-то отсиживаются днем, что у них есть логовище на земле. Где-нибудь радом с Лансхольмом?

— Егерям и вилланам надо объявить: кто увидит чужих людей или что-то незнакомое, укрытое в потаенном месте, пусть немедля сообщит в замок. Я богато награжу за весть. Мы окружим логово и подвезем на катках мангонно, а потом устроим незваным гостям достойную встречу. Кажется, днем и на твердой земле они не так сильны, как ночью в воздухе.

— Одного не пойму, — признался Адриен, — что их сюда привлекло, в ваши земли. Урожай не поспел, скот не откормлен — «плодов земли», как писал Агобар, взять можно мало. Серебро, золото, одежду они, согласно разным записям, не ищут. Чего же ради?

Альберта напрягла ум, стараясь представить себе страну Магонию. Голые скалы и мертвые пустоши, среди которых к небу поднимаются столбы дымов и слышен звон молотов в кузнях. Багровый щит солнца в пепельно-сером небе. Магонцы нарисовались ей тенями людей, говорящими на клекочущем, гортанном наречии. В глубоких кельях, в пещерах плетут их бесплотные руки колдовство. Вот раскаляется в горне железный глаз, что испускает лучи умоисступления. Вот из колеблющегося над огнем воздуха вьются арканы на людей. Они черпают радость в злодействе.