Юрий Волузнев - Черное зеркало

— Так значит, вы фашистка… — словно констатируя этот невероятный факт, тихо произнес он, пытаясь как-то заполнить возникшую паузу.

— Да, — пожала плечами Хильда, выпустив клуб голубого дыма. — А что, собственно, здесь удивительного?

— Но ведь?..

— Что, слово не нравится? — с усмешкой спросила она. — Все обзывают друг друга фашистами, словно это ругательство. А никто толком и не знает его значения.

— Почему же? — вскинулся Игорь. — Прекрасно все знают. Это агрессия, лагеря, газовые камеры. Антисемитизм… И вы мне только что наглядно показали, что это такое на самом деле…

— Чушь! — энергично возразила Хильда. — Клеймо, навешенное нашими врагами. Коммунистами, евреями и всякими трусливыми недоносками… Fascio — это по-итальянски «связка». А фашисты — это люди, которые идут в этой связке, объединенные единой целью. Как альпинисты…

— То-то вы высоко поднялись… Особенно это заметно после того, что вы мне только что показали… Тоже мне, Третий Рейх…

Хильда рассмеялась. Затем резко оборвала себя. Лицо словно окаменело. Глаза сузились, напоминая смотровые щели, из которых злобно сверкнули нацеленные прямо в лицо Игорю зрачки.

— Что вы можете знать о Третьем Рейхе! — прокричала она.

Вскочила. Заходила по комнате. В руке ее неожиданно оказался уже знакомый Игорю парабеллум.

— Вам заморочили голову тщательно отредактированными книгами, кинофильмами!.. — размахивая пистолетом, кричала она. — На самом же деле все было совершенно иначе. Совсем не так!.. Вспомните ваш Советский Союз!.. Это именно тот пример, за которым далеко ходить не надо. Вы же прекрасно помните, как на самом деле было при коммунистах! А уж я — тем более… И посмотрите американские фильмы про ту Россию. Какие-то страшные, чумазые физиономии! Колючая проволока чуть ли не через каждую улицу!.. Пулеметные вышки!.. Разве в действительности так было?.. Нет!.. Вот и великий Рейх, мою прекрасную страну также оболгали!.. Подумаешь, лагеря!.. Мы делали великое дело! Мы создавали новую цивилизацию!..

Хильда остановилась посреди комнаты. Задумалась на мгновение.

— Нет, к сожалению, больше моей страны… — продолжала она уже более спокойным тоном. — Мою малую родину, Кенигсберг, отобрали вы, русские!.. А большую — заполонили турки и евреи… Нет больше великого Рейха!.. Идею втоптали в грязь! Немцев унизили, заставили выплачивать дурацкие репарации!.. Их закормили. Специально закормили!.. Чтобы они отупели и перестали соображать что-либо. И от сытости они уже не замечают собственного унижения!.. Им навязывают чувство вины! Им внушают жалость к унизившему их врагу!..

Хильда подняла руку. Пригрозила кому-то зажатым в ней парабеллумом.

— Но я подниму их боевой дух! Я заставлю их вспомнить, что они дети Вотана и Валгаллы!.. Я пробужу их от спячки!.. Немцам должна принадлежать вся Европа! До Урала!..

— А что, Россия уже не в счет? — криво усмехнулся Игорь, искоса наблюдавший за мечущейся по комнате Хильдой и поневоле слушавший ее страстный монолог. — Или, скажем, Прибалтика?..

— Прибалтика?.. — Хильда скорчила презрительную гримасу. — Это вообще не государства, а историко-географическое недоразумение. Это всего лишь провинция Германии, которой нужна хорошая плетка и сильная рука.

— А мы? Нас-то куда?

— Вас-то? — пренебрежительно отмахнулась она. — Лучшие представители вашей расы могут преспокойно ассимилироваться с немцами… А вообще, что о вас говорить!.. Я имела возможность непосредственно наблюдать вас достаточно много времени… Вам, русским, постоянно надо напоминать о собственном достоинстве. И если с вами долго не воевать, не тормошить вас время от времени, так вы и вообще в своей лени погрязнете. Вам нужна струя свежей арийской крови… И притом у вас какой-то комплекс недоевропейцев. Постоянно оглядываетесь на Запад и ждете похвалы. А самих себя не уважаете. Потому и развалились в одно мгновение. Словно пирамида, сложенная из бильярдных шаров и сдерживаемая крепко сцепленными руками. Руки убрали, и пирамида тут же распалась на отдельные шарики, раскатившиеся в разные стороны… А впрочем, что говорить о России! — усмехнулась Хильда. Пренебрежительно махнула рукой. — Это богатый заповедник, который пора осваивать более цивилизованным народам. Россия как государственное образование уже выполнила свою историческую миссию. Показала миру, как не надо жить, — и достаточно. Периодически мир должен иметь подобные примеры перед своими глазами…

— У нас же великая культура…

— Была. Да и то крайне непродолжительное время. Всего каких-то сотню лет… А то, что успели накопить, разбазариваете направо и налево. Что, не так?..

Игорь помолчал некоторое время. Потом вдруг почему-то облегченно вздохнул. Залпом выпил содержимое фужера. Достал сигарету. Закурил. Пристально посмотрел Хильде прямо в глаза.

— Вы мне не кажетесь сумасшедшей, — наконец произнес он. — И вижу, что вы искренни в своих убеждениях… Но если это так на самом деле!.. То теперь мне все становится ясно. И я был прав, с самого начала подозревая вас.

Хильда удивленно вскинула брови.

— Я рада это слышать, — с каким-то восхищением произнесла она. — Я, признаться, думала, что вас все это шокирует… Вы растете в моих глазах… В таком случае подождите пару минут. Я отлучусь ненадолго.

Она вышла из комнаты.

И через некоторое время вернулась. Игорь взглянул на нее и невольно улыбнулся.

Женщина, вошедшая в комнату, никоим образом не напоминала прежнюю, давно известную ёму Галину Николаевну, строгую, сухую, словно колючка, при взгляде на которую сразу почему-то вспоминалась школа и все полученные в ней двойки.

Она была одета в черную, знакомую по военным фильмам, эсэсовскую форму, с зигзагообразными рунами в петлицах и орлом, держащим в когтистых лапах эмблему со свастикой. На плечах змеились перевитые серебряные галуны погон. Над козырьком черной фуражки, как на пиратском флаге, виднелся череп с перекрещенными костями.

— Вот я какая на самом деле, — усмехнулась Хильда. — Нравится?

— Вам идет… — оглядев ее сверху донизу, хмыкнул Игорь. — Это вы в каком-нибудь театре позаимствовали?

Хильда присела рядом. Закурила. Искоса посмотрела на него.

— Ценю ваш юмор, — сказала она. — Впрочем, вы почти правы. Естественно, это не та самая форма, в которой я сражалась против вашей страны. Но покрой тот же. И все соответствует. Особенно содержание. Уж можете мне поверить…

Она повертела в руке парабеллум.

— И этот пистолет… Как видите, он снова у меня. Этот пистолет заряжен моей ненавистью. Ненавистью Хильды фон Зигельберг! И когда палец, спускающий его курок, будет движим стремлением уничтожить врага, а не праздным щелканьем по консервным банкам, он будет стрелять всегда! Ему нужна кровь. И его не нужно перезаряжать…