Светлана Борминская - Станция Мост

Два уйгура в переходе пели заунывное… В городе, который я воспринимала, как свой родной многие лица стали мне хотя бы шапочно знакомы… Этих двоих… я не знала. Я постояла, слушая скрипку, и вытащила мятую десятку, чтобы кинуть в малиновый живот футляра. Уйгур постарше приподнял шляпу и улыбнулся мне. Хотя… нет, всё было не так… Или — так… Я помню, как дождалась мелодию «Семь сорок», после чего вприпрыжку двинулась по переходу к остановке. Меня обогнал толстощёкий инвалид на костылях. Я обескуражено посмотрела ему вслед и помчалась ещё быстрей. Но… так и не догнала. Автобус уже тронулся, и я едва успела втиснуться в визжащие двери. Инвалид сидел на переднем сиденье и дремал. Нет — он подглядывал за мной одним глазом.

Микрорайон Бочечки, до которого предстояло ехать минут двадцать, в эту ночь казался вымершим. Белая луна освещала несколько пятиэтажек и спуск к реке… Возле тумбы с объявлениями лежала и храпела местная достопримечательность Галя Водопьянова. Я не стала её будить. Только прочитала афишу цирка-шапито «Акробаты братья Лошкины» и уже стала отходить, как услышала:

— Свет, привет! — Это проснулась Галина.

— Гала, — наклонилась я, — вставай, придатки застудишь.

Гала прокашлялась и стала карабкаться по тумбе, чтобы встать.

Я кивнула и быстро пошла к своему дому на самом краю обрыва. Сзади кто-то быстро шёл, щёлкая костяшками пальцев, но я не стала оборачиваться, мне осталось идти… всего минуту…

Уже полминуты…

И — чернота…

Я очнулась… Входная дверь малогабаритки была распахнута, и по комнате гулял ветер. Ключей нигде не было видно, утром я нашла их на полу у самых дверей. Деньги, отложенные на новый телевизор, лежали под скатертью, а кошелёк из кармана исчез. Там была всего тысяча с мелочью.

Я подошла к зеркалу и взглянула на себя. На макушку у меня была нахлобучена какая-то страшная чёрная шапка, от которой несло чужим потом. Я с отвращением сдёрнула её и повертела в руках. Чья-то зимняя вигоневая шапка, мужская к тому же. Я кинула её под ноги и наступила. Мне стало страшно.

Что-то случилось.

Пока я шла от остановки.

Но я не помнила — что?

У меня не было ран, я ощупала руками голову. На лице не было ссадин. На теле — синяков. Но я чувствовала себя избитой… Да, так и было.

Прошла неделя. Я ничего не помнила про ту ночь, но ведь что-то произошло. Я побывала в чьих-то руках…

Именно с этого и началось.

Всё…

Жизнь шла, шла и вдруг дала необъяснимый крен. Что-то произошло, я это почувствовала кожей и болью, да — именно — появилась боль. На то, на что раньше никакой боли не было. Например, на то, что я — одна. Уже много лет.

Только раньше я была согласна с этим.

И вдруг в одну ночь, когда я не владела собой по чьей-то злой воле, вся моя жизнь скатилась с обрыва в овраг. Я вдруг расхотела больше жить. Я почувствовала невыносимое утомление от жизни.

Через неделю я рассказала обо всём Марине. Чаплина слушала, разглядывая лак на ногтях.

— Ты уверена? — спросила она меня. — Ну ты уверена?..

— В чём? — заторопилась я. — В чём? Я же ничего не помню… Я шла домой, было около часа ночи, а потом вдруг очнулась на полу у себя в пять утра…

— Значит, тебя кто-то внёс? — Марина с сомнением посмотрела на мою упитанную фигурку и стала смеяться. — На пятый этаж?

— Да, — кивнула я. — Марин, меня поднять — башенный кран нужен.

— Ну, ты хоть думаешь на кого?..

Но в вагон уже влезал первый пассажир с собакой в наморднике, и мы отложили разговор.

В поезде работать — нервы надо иметь железные, особенно сейчас. Люди словно с цепи сорвались. Так им живётся, что ли?

Вот влез первый пассажир, и первое, что сказал, причём сразу: — Ну, кто со мной спать будет? — Пошутил и пошёл в середину занимать место.

Мы переглянулись. День только начинался.

Через полтора часа поезд, набирая обороты, застучал на юг, а мы присели на полчасика у себя в купе.

У Марины в глазах стояли слёзы. Я с утра заметила их, но меня так волновало то, что случилось со мной, и я даже не поинтересовалась, что с ней.

Густая растительность по краям дороги…

Полустанки. Домики обходчика. Чьи-то избушки и панельные муравейники для людей. Грунтовки и тропинки, по которым ходят одни и те же люди всю свою жизнь. Кирпичные и деревянные вокзалы-вокзалы-вокзалы…

Зачем столько вокзалов на Земле? Чтобы люди садились в поезда и уезжали в дальние дали.

«Не ждали? Встречайте нас!!!»

Без любви в этом мире ничего не делается, а если делается, то наперекосяк.

Когда всё получается — была любовь, а если не было любви — война кривая.

Как-то за один день я потеряла работу, мужа, кошелёк, два колечка, цепочку с крестиком и клипсы за два рубля.

Был вторник и в этом кроется, наверное, какой-то смысл, но я его не уловила.

С утра я поехала за расчётом, получила свои «копейки» и по пути домой зашла в чистый платный туалет. Помню, там пахло кокосом.

Вошла в кабинку. Пусто и светло. Только разоблачилась — мне сверху дали по голове!

Две девы с чёрными волосами и шоколадными губками. Две, их точно было две…

Кошелёк, серёжки, клипсы, обручальное колечко, часы — всё.

Ещё раз дали по голове, показали шприц со «спидозной» иглой, взяли под ручки, довели до моего родного Ярославского вокзала, втолкнули в электричку и — были таковы!

Я сглотнула кровь внутри губ и поехала.

Электричка… В поезде нищая просила денег, я всхлипнула, посмотрела на неё, а она одета лучше меня!

Мне стало весело. Особенно, когда раньше времени пришла домой. Супруг Евгений увлечённо расшатывал нашу супружескую кровать. Соседка стонала.

Повторюсь, был вторник.

Просто день.

Ничто не предвещало такого.

И вот я осталась ни с чем.

Эти разговоры людей, которые сойдут навсегда.

Они чем-то озабочены, эти едущие из своих шепетовок и белых церквей, похожие, как яйца, люди.

Эти голоса мелодичные и грубые, рёв детей, смех молодых мамаш, гоготанье и залпы скандалов каждый день под стук колёс по рельсам, где-то там, внизу…

— Курва! Стоять!! Бояться! — кричал ночью пьяный пассажир с бритой головой. А утром вежливо попросил чая. Глазами луп-луп. — Давай за жизнь поговорим?.. — не унимался до самого Ростова. Спортивные штаны с перхотью. В очках, а за очками не видно глаз. Страшные порой люди ехали.

— … Я — пришелец, — доверительно шепнул мне очень похожий на еврея господин. И повторил: — Я — пришелец, зовите меня Витей.

Когда выходил на своей станции, сунул визитку — Голдзицкий Виктор Ёсипович, коммерческий директор элеватора… Приятно. Вежливый человек.

А что пришелец, так с кем не бывает. Дело молодое.