Либба Брэй - Прекрасное далеко

— Не понимаю, почему я так тревожусь? — фыркает бабушка.

Игла в ее пальцах движется быстрее. Да уж, если бабушке не удается раздавить меня бранью, она тут же вызывает во мне чувство вины. Я пытаюсь заново сложить карты, так, чтобы понадежнее уравновесить сооружение.

— Стоять! — шепчу я им.

Потом кладу последнюю карту — крышу — и жду.

— Это все, чем ты можешь заняться? — сердито спрашивает бабушка. — Строить карточные замки?

Я вздыхаю, и крошечный ураган дыхания разрушает все результаты моих трудов. Карты падают беспорядочной кучкой. Мне совсем не смешно. Дневные события немало меня расстроили, и если я не могу найти утешения, мне хочется хотя бы покоя. Маленький всплеск магии может смыть разочарование бабушки, да и мое тоже.

— Ты забудешь все, что случилось сегодня днем после того, как мы вышли от портнихи, бабушка, — монотонно произношу я. — Я — твоя любимая внучка, и мы счастливы, все мы…

Бабушка беспомощно смотрит на вышивку, лежащую на ее коленях.

— Я… я забыла, что нужно делать дальше…

— Давай я тебе помогу, — говорю я, направляя ее руку, пока она не находит место для следующего стежка.

— А, вот как… Спасибо, Джемма. Ты всегда так меня утешаешь. Что бы я без тебя делала?

Бабушка улыбается, и я готова стараться изо всех сил, чтобы удержать эту улыбку, хотя где-то в глубине души гадаю, не пользуюсь ли я чужими жизнями в своих целях, постоянно говоря неправду?

Ужасный грохот вырывает меня из сна. Потирая закрывающиеся глаза, я спускаюсь. Шум устроил Том. Он вернулся в прекрасном настроении; вообще-то он даже поет. Это выглядит так же неестественно, как собака на велосипеде.

— Джемма! — радостно восклицает он. — Ты проснулась!

— Ну да, трудно было бы продолжать спать под такую какофонию.

— Ну извини.

Он быстро кланяется и налетает на маленький столик, на котором стоит ваза с цветами; столик переворачивается. Вода выплескивается на драгоценный бабушкин персидский ковер. Том пытается спасти вазу, но та укатывается от него.

— Том, что ты делаешь?!

— Этот несчастный сосуд явно не в себе. Он требует моей заботы.

— Это не пациент! — говорю я, отбирая у него вазу.

Том пожимает плечами.

— Все равно он не в себе.

Том хлопается в кресло и пытается вернуть себе утраченный достойный вид, так и эдак поправляя сбившийся галстук. От него очень сильно пахнет спиртным.

— Ты пьян! — шепчу я.

Том поднимает палец, как адвокат защиты, обращающийся к какому-нибудь свидетелю.

— Это самое оксобри… ксоробри… окосбри… ужасное, что только можно сказать!

— Оскорбительное? — уточняю я.

Том кивает.

— Именно так.

Меня разбудил полный идиот. Надо вернуться в постель и предоставить Тому терзать слуг, а потом, утром, страдать под их осуждающими взглядами. Ясно, что магия, которую я передала Тому, иссякла, и он вернулся к своей обычной нестерпимой самоуверенности.

— Ну-ка, спроси, где я был вечером, — слишком громко говорит мой брат.

— Том, говори потише! — шепчу я.

Том качает головой.

— Именно так, именно так. Быть тихим, как церковная мышь, да. А теперь спрашивай.

Он взмахивает руками так, что чуть не ударяет самого себя по лицу.

— Отлично, — соглашаюсь я. — Как прошел вечер?

— Я это сделал, Джемма! Я доказал! Потому что меня пригласили стать членом весьма привилегированного клуба!

Слово «привилегированный» звучит примерно как «при-и-вированный». Видя недоумение на моем лице, Том хмурится.

— Знаешь, ты могла бы меня и поздравить.

— Ты говоришь об Атенеуме? Я думала…

Лицо Тома темнеет.

— Ох… Это…

Он небрежно взмахивает рукой.

— Они не заслуживают, чтобы к ним приходили такие славные парни, как я. Ты поняла? Они для меня недостаточно хороши.

Похоже, спиртное лишь усилило горечь поражения.

— Нет. Это совсем другое дело. Вроде рыцарей-тамплиеров. Мужчины, стремящиеся в крестовый поход! Мужчины действия!

Он делает широкий жест и снова едва не опрокидывает вазу. Я спешу спасти ее.

— Мужчины чересчур неуклюжие, на это больше похоже, — ворчу я. — Отлично, ты меня заинтриговал. И что же это за клуб праведников?

— Нет. Я не могу тебе сказать. Пока не могу. Это еще должно оставаться чисто личным делом, — заявляет Том, прижимая палец к губам, и тут же почесывает нос. — Секрет!

— Значит, ты именно поэтому так рьяно обсуждаешь это со мной, понятно.

— Ты смеешься надо мной!

— Да, но больше не стану, потому что это слишком уж легко.

— Ты не веришь, что меня могли пригласить в особый клуб?

Веки Тома тяжелеют, голова опускается. Он как будто куда-то уплывает.

— Но именно сегодня вечером…

— Сегодня вечером? — подсказываю я.

— …они прислали мне знак. Символ размычия… уличия… отличия? Они говорят, это защитит меня… от нежеланного… влияния…

— Чьего влияния? — спрашиваю я, но это уже бессмысленно.

Том похрапывает, сидя в кресле. Вздохнув, я беру с кушетки плед и укрываю брату ноги. Потом подсовываю край пледа ему под подбородок — и холодею. На лацкане — знакомая булавка, украшенная знаком братства Ракшана: черепом и мечом.

— Том, — зову я брата, энергично его встряхивая. — Том, где ты это взял?

Он ворочается в кресле, не открывая глаз.

— Я же тебе сказал, мне предложили стать членом одного клуба для джентльменов. Наконец-то отец будет мной гордиться… и я докажу, что я… настоящий мужчина…

— Том, ты не должен им доверять! — шепчу я, быстро сжимая руку брата.

Я пытаюсь объединиться с ним с помощью силы, но он слишком пьян, и это начинает действовать на меня. Я отшатываюсь, у меня кружится голова.

Фоулсон не зря давал обещание. В горле разрастается горечь, и новый страх охватывает меня. Меня вовлекли в завершающую стадию борьбы: если я расскажу Тому свою тайну, он сочтет меня сумасшедшей. Если я воспользуюсь магией, Ракшана узнают, что я по-прежнему ею обладаю, и явятся за мной прежде, чем я успею сделать то, что должна.

Теперь я не могу доверять своему брату. Он стал одним из них.

На следующее утро Том отвозит меня на вокзал, где я должна встретиться с миссис Чанс, давней знакомой бабушки, которая доставит меня в школу Спенс за небольшое вознаграждение. Том пребывает в наидурнейшем настроении. Он не привык напиваться, и об этом говорит бледность его лица.

Том мрачно поглядывает на карманные часы, горько жалуясь:

— Ну и где же она? Ох, женщины… Никогда не приходят вовремя.

— Том, тот клуб, в который тебя хотят принять… — начинаю я, но тут является миссис Чанс, и Том поспешно передает меня с рук на руки.

— Веселей, Джемма! Желаю приятной поездки!

Наскоро обменявшись любезностями с моим братом, миссис Чанс, которая, благодарение небесам, не слишком интересуется мной, как и я ею, начинает заниматься багажом. Она предлагает носильщику за труды пенни. Он бросает на нас презрительный взгляд, и я быстро роюсь в кошельке, чтобы дать ему немного больше. Миссис Чанс — не очень хорошая сопровождающая, потому что я тут же ее теряю, но потом замечаю, что она садится в вагон, и спешу ее догнать.