Либба Брэй - Прекрасное далеко

Но и Сесили быстра. Она почти догоняет мяч.

— Я…

Я бросаюсь вперед, сбивая Сесили с ног. Она растягивается на траве и начинает ныть. Мисс Мак-Клиги мгновенно оказывается рядом.

— М-мисс Мак-Клити, — бормочет Сесили, — она нарочно меня толкнула!

— Ничего подобного! — возражаю я, но покрасневшие щеки говорят о том, что я лгу.

— Нарочно! — скулит Сесили.

— Ты как ребенок! — говорю я, перекладывая вину на нее.

— Хорошо, довольно. Мисс Темпл, спортивный дух подразумевает, что следует сдерживать чувства и не жаловаться.

Сесили захлопывает рот, а я злорадствую.

— Вы же, мисс Дойл, кажется, слишком разгорячились. Остыньте за пределами игровой площадки, прошу вас.

— Но я…

— Ваша безрассудность может стать причиной и более серьезных несчастий, мисс Дойл, — говорит мисс Мак-Клити.

Я понимаю, что она говорит не только об игре. Мои щеки ярко вспыхивают. Остальные девушки хихикают.

— Я не безрассудна.

— Я не желаю спорить далее. Покиньте поле, пока не сумеете взять себя в руки.

Укрощенная и разгневанная, я прохожу мимо хихикающих девиц и посмеивающихся рабочих и отправляюсь прямиком в школу, не заботясь о том, что снова выказываю ужасающее отсутствие спортивного духа.

Чертова Мак-Клити… Если бы она знала то, что знаю я… что Евгения Спенс жива, что она в Зимних землях и доверилась мне, а не ей, она бы, пожалуй, не стала говорить со мной в таком тоне. Ладно, сейчас у меня есть и более важные дела. Я пробираюсь в шатер Фелисити, где оставила наш экземпляр «Истории тайных обществ», и, удобно устроившись на кушетке в огромной комнате, снова принимаюсь за чтение, надеясь найти хоть какой-то намек на то, где кинжал. Вздыхая, я смотрю на страницы — их целых пятьсот две, и это слишком много, чтобы прочитать все быстро, и я проклинаю авторов, пишущих такие толстые книги, когда достаточно было бы всего нескольких страниц.

Ладно, сначала — титульный лист. Потом — стихи. Мистер Уильям Йейтс, «Роза битвы».

— «Роза всех роз, роза всего мира, — читаю я вслух. — Ты тоже явилась оттуда, где бурлят туманные потоки у причалов печали, и слышен звон колокола, зовущего нас, далекая нежная роза».

Похоже, стихи неплохие, насколько я понимаю, — они не вызывают у меня зубной боли, и я решаю, что именно это и прочту на бале-маскараде.

На соседней странице — иллюстрация. Я, должно быть, раз десять уже смотрела на нее, не видя по-настоящему: это незатейливое изображение какой-то комнаты со столом, единственной лампой и картиной на стене; на картине — корабли. И вдруг я с волнением осознаю, что это очень похоже на ту комнату, что являлась мне в видениях. Неужели действительно та же самая? Но если так, то где она? Здесь, в школе Спенс? И не в ней ли Вильгельмина Вьятт спрятала кинжал? Я провожу пальцами по подписи под рисунком: «Ключ содержит истину».

Я быстро перелистываю страницы, ищу еще иллюстрации. Снова нахожу изображение башни и гадаю, не может ли это быть та самая башня, что когда-то венчала восточное крыло? Листаю дальше — и вижу картинку с горгульей, под ней подпись: «Стражи ночи». На другом рисунке — бодрый маг, весьма похожий на доктора Ван Риппля; он прячет в коробку яйцо, а на следующем рисунке показано, что яйцо исчезло. Подпись: «Исчезающий предмет».

Рисунки, насколько я понимаю, никак не связаны с текстом. Впечатление такое, словно они существуют полностью сами по себе, представляя что-то вроде шифра. Но зачем? Для кого?

В большом холле появляется кипящая негодованием мисс Мак-Клити.

— Мисс Дойл, я не стану терпеть столь вопиющего отсутствия дисциплины и спортивного духа. Если вы не желаете играть, вы можете сидеть у площадки и подбадривать ваших подруг!

— Они мне не подруги, — отвечаю я, переворачивая страницу.

— Они могли бы ими стать, если бы не ваше столь избыточное стремление оставаться одной в целом мире.

Просто стыд, что у мисс Мак-Клити нет в руках винтовки, потому что выстрел она сделала безупречный.

— Я устала от игры, — лгу я.

— Нет, вы устали от правил. Похоже, это вошло у вас в привычку.

Я переворачиваю следующую страницу.

Мисс Мак-Клити делает шаг вперед.

— Что же это вы читаете, что захватило ваше внимание так, что вы считаете возможным игнорировать меня?

— «Историю тайных обществ» мисс Вильгельмины Вьятт.

Я смотрю прямо в глаза мисс Мак-Клити.

— Вам знакома эта книга?

Она бледнеет.

— Нет. Не могу сказать, что знакома.

— Но вы же купили экземпляр в книжной лавке «Золотой рассвет», на Рождество.

— Вы за мной шпионили, мисс Дойл?

— А почему бы и нет? Вы же шпионите за мной.

— Я за вами присматриваю, — поправляет меня она, и я ненавижу ее и за эту ложь, и за все остальное.

— Я думала, вы знали Вильгельмину Вьятт, — говорю я.

Мисс Мак-Клити срывает с рук перчатки и бросает на стол.

— Сказать вам, что именно я знаю о Вильгельмине Вьятт? Она была позором Ордена, она опозорила память Евгении Спенс. Она была лгуньей. Воровкой. Грязной наркоманкой. Я пыталась помочь ей, а она потом, — Мак-Клити стучит пальцем по книге, — сочинила вот эту ложь и выставила нас напоказ, просто ради денег. Все, что угодно, ради денег. Вы знаете, что она пыталась шантажировать нас этой книгой, чтобы мы оставили наш план собрать денег на то, чтобы восстановить восточное крыло?

— И зачем бы ей это делать?

— Затем, что она была злобной особой, без чести. А ее книга, мисс Дойл, — не более чем пустая болтовня. Нет, она куда опаснее, чем пустая болтовня, потому что в ней заключен вероломный обман, искажение правды, эта книга написана предательницей, готовой торговать вразнос высокими тайнами.

Она шумно захлопывает книгу и, вырвав ее из моих рук, несется прямиком в кухню. Я бегу за ней.

— Что вы делаете? — в ужасе кричу я.

— Устраиваю ей соответствующие похороны.

— Погодите…

Но прежде чем я успеваю ее остановить, мисс Мак-Клити швыряет «Историю тайных обществ» в огонь и захлопывает дверцу печи. Меня охватывает искушение рассказать ей все, что знаю, — что я видела Евгению Спенс, что эта книга может ее спасти… но Евгения предупреждала, что надо быть осторожной, а насколько я знаю, мисс Мак-Клити принадлежит как раз к тем, кому доверять нельзя. И я только и могу, что стоять и смотреть, как сгорают наши надежды.

— Она стоит четыре шиллинга, — хрипло произношу я.

— Это вам урок на будущее, чтобы вы тратили деньги более рассудительно, — вздыхает мисс Мак-Клити. — В самом деле, мисс Дойл, вы испытываете мое терпение.

Я могла бы сказать ей многое, но вряд ли сейчас подходящий момент. И тут мне приходит в голову новая мысль.

— Вы сказали «была», — говорю я после паузы.

— Что?

— Вы сказали, что Вильгельмина была наркоманкой и лгуньей, предательницей. Вы думаете, она могла умереть? — пускаю я пробный шар.