Наль Подольский - Возмущение праха

Добросовестно попетляв по городу, хотя и так чувствовал, что «хвостов» нет, я добрался до Рыжей, но машину поставил в соседнем дворе.

Перед тем как уснуть после первого в жизни приключения, Прокопий смог наконец познакомиться с полноценной женской грудью, которая понравилась ему не меньше высоконаучного изделия из силикона.

Следующим утром я заявился в Институт с миролюбивыми намерениями. На случай если Крот захотел бы со мною собачиться, я приготовился к разговору в ключе: «Мы знаем друг о друге такое, что нам лучше не ссориться». Но, как выяснилось, Полина успела провести с ним воспитательную работу, и он, хотя и с надутой физиономией, общался со мной по-деловому. И вообще вчерашняя история никакого резонанса не имела — ни о существовании ребенка, ни о его похищении не знал практически никто. Кроме, разумеется, Порфирия, который хотя и не обозначил никак свою осведомленность, но знал наверняка все до мельчайших подробностей. А лаборантка Люся, когда я попадал в ее поле зрения, каждый раз провожала меня любопытным и вопросительным взглядом: что же ты, мол, за человек, которому сошла с рук подобная выходка?

Меня беспокоило, что никак не удавалось обнаружить за собой слежку. Порфирий не мог упустить такой детали: не говоря уже о том, что доверять мне без всякого контроля было бы непрофессионально, мало ли в какую передрягу я мог попасть, а он просто обязан обладать полной информацией о моих действиях. Отсюда с неумолимой логикой следовало заключение: значит, кто-то из моего постоянного окружения. Полина отпадала, поскольку ничего не знала о моих делах, с Философом я сейчас крайне редко общался, Джеф был обречен на неподвижность в фотозасаде на Боровой, а Фима — интернирован в своей малогабаритной квартире, и к тому же всегда пьян. Оставался Вася.

Я не стал от него дистанцироваться, а наоборот, таскал его за собой, куда надо и куда не надо, в качестве личного шофера и телохранителя и отпускал только по его просьбам, с видимой неохотой. Постепенно я добился того, что он пользовался любой возможностью, чтобы улизнуть от меня, а я мог, предоставив ему такую возможность, в любую минуту отделаться от него.

Простой и честный Вася оказался прекрасным актером. Он так аккуратно вел свою роль, что в какой-то момент я даже засомневался в моих выводах. Пришлось устроить ему пару немудрящих проверок, дабы убедиться, что он завербован Порфирием… и дай Бог, чтобы только Порфирием.

«Извращенное действие» продолжало пребывать в готовности номер один; уже больше недели их и, соответственно, нас держали в постоянном напряжении. Но всякому ожиданию приходит конец, и настал день, когда люди генерала Чешуйцева оккупировали лаборатории Щепинского и принялись копаться в столах, шкафах и экспериментальных установках в поисках взрывных устройств или вообще чего-нибудь подозрительного, а затем, по заведенному распорядку, остались ночевать в Институте.

Я же провел эту ночь в логове Джефа. Мы по очереди вели наблюдение за надоевшей до отвращения дверью напротив, тускло освещенной уличным фонарем, но не засекли ничего стоящего внимания.

С утра у них жизнь шла своим чередом. Днем проводилась профилактика всех компьютеров, оборудованных нашими «жучками», но после нее компьютеры лаборатории «икс» остались включенными. Далее около них в течение двух часов раздавались голоса Щепинского и его компьютерщика: насколько я мог понять по их репликам, они тестировали программы реанимации. Стало быть, ситуация прояснилась — им предстояла работа с трупом. Магнитную запись их разговоров я оперативно отправил для экспертной оценки к Фиме, и он подтвердил мое мнение, присовокупив, что дефектов в программах обнаружено не было. Значит, как и предсказывал Фима, Щепинский не заметил подмены.

Всех сотрудников вытурили из Института в пять, на час раньше обычного. Институт опустел, внутри остался Щепинский да охранник на входе, которого следующим утром должен был сменить Бугай.

Весь вечер мы с Джефом, как дураки, пялились на пустую улицу, а Щепинский, надо думать, маялся бездельем в своем кабинете.

Покойник, как и положено по канонам загробной активности, явился после полуночи. Доставил его кортеж из шести машин, которые запрудили всю улицу. После того как покойник на плечах двоих молодцов в пятнистых комбинезонах проплыл внутрь здания, произошла заминка: в дурацком усердии они привезли двух доноров, и, судя по жестикуляции и без того взвинченного Щепинского, он очень экспансивно объяснял, что больше одного донора все равно использовать невозможно.

— Солидная организация, делают все с запасом, — хмыкнул Джеф, не отрываясь от окуляра своей камеры.

По окончании разборки, в которой одержал верх научный апломб Щепинского, запасного донора вернули в машину, таким образом оставив его еще немного пожить на белом свете, а в Институт проследовали, не считая покойника, донора и Щепинского, пять человек. Один, вероятно, осел на входе присматривать за охранником, а до лаборатории «икс» добрались четверо уже знакомых нам персонажей: генерал Чешуйцев, его подчиненный, полковник, и два младших офицера, которым предстояло исполнять роль лаборантов в неаппетитном деле обихаживания трупа.

Чтобы лучше ориентироваться в происходящем, я держал перед глазами распечатки фонограмм предыдущих сеансов — накатанный сценарий соблюдался скрупулезно до мелочей. По раскладке времени, до активизации сознания мертвеца оставалось около двух часов. Для чего же генерал приехал заранее, неужто ему нравится здесь торчать? — И тут меня осенило: к моменту кульминации должен прибыть некто, перед кем генерал-лейтенант Чешуйцев обязан тянуться по стойке «смирно», точно так же, как его полковник перед ним самим.

Этот «некто» приехал точно по расписанию на приземистой, незнакомой мне иномарке и оказался рослым, массивным человеком, явно в больших годах, хотя слово «старик» к нему не подходило. Когда он здоровался с вышедшим встречать его генералом, даже при тусклом освещении мне запали в память тяжелое неподвижное лицо, свинцовый взгляд и мешки под глазами.

Далее все шло как обычно, с той разницей, что на вопрос Чешуйцева «Разрешите начать?» не последовало ответа, — должно быть, большой босс ограничился кивком головы.

— Начинается процесс активизации сознания, — потусторонним голосом прокаркал Щепинский, и некоторое время было тихо.

Я уже в третий раз слышал свистящее звучание слов, произносимых покойником, но, как и впервые, испытал гнетущее ощущение. Каково же их слушать там, рядом? Сильные они люди, подумал я, если постоянно выдерживают такое.