Кирстен Миллер - Вечные

Хейвен минут десять ходила по залу церкви с запрокинутой головой и разглядывала фрески Микеланджело, но наконец у нее разболелась шея, и она была вынуждена вернуться, так сказать, на землю. Ее внимание привлекла роспись на северной стене. Там были изображены три отдельные сцены. Эта фреска работы Боттичелли называлась «Искушение Христа».

— Ты знакома с сюжетом? — спросил Йейн и снял очки.

— Конечно. — Хейвен обрадовалась возможности хоть немного похвастаться своими познаниями. — Когда Иисус удалился в пустыню, к нему явился Сатана в обличье старика-отшельника и трижды попытался искусить его. Сначала он искушал Христа яствами, затем предложил ему все богатства мира. И наконец он возвел Христа на высокую крышу и сказал ему, что если он спрыгнет с этой крыши, ангелы его подхватят. Но Иисус устоял перед всеми искушениями.

Хейвен почувствовала, что Йейн не спускает с нее глаз.

— А ты бы устояла? — спросил он. — Если бы кто-то предложил тебе все, чего ты когда-либо желала, ты бы смогла отказаться?

Хейвен на миг задумалась.

— Интересно… — задумчиво проговорила она. — Надеюсь, что я смогла бы устоять. Особенно — если бы ценой искушения была моя душа. Но до сих пор я жила довольно скромной, уединенной жизнью. Не сказать, чтобы в Сноуп-Сити было так уж много искушений. Не могу припомнить, чтобы мне там предлагали хоть что-нибудь, что моей душеньке угодно. Так что… одному Богу известно, как бы я поступила, если бы мне предложили сразу все. — В этот момент Хейвен вдруг краем глаза заметила, как одна из женщин толкает своего спутника в бок и указывает на Йейна. — Пойдем, пора сматываться отсюда, — сказала Хейвен.

По пути от церкви до реки Йейн почти все время молчал. Он шагал, опустив голову. Казалось, то ли его мысли слишком тяжелы, то ли он зачарован передвижением собственных ног. На середине моста Ponte Sant’Angelo Йейн схватил Хейвен за руку, и они остановились. Под мостом, в воде Тибра, как в мутном зеркале, отражался верхний мир. Прижав ладони к щекам Хейвен, Йейн наклонился и поцеловал ее. Это был печальный и жадный поцелуй. Так в стародавние времена целовали своих подруг моряки и солдаты, чья жизнь была полна опасностей.

— Хейвен, ты останешься здесь со мной? — спросил Йейн в то мгновение, когда Хейвен еще не успела открыть глаза. Его голос прозвучал почти умоляюще. — Мы могли бы быть счастливы в Риме. Давай не будем возвращаться в Нью-Йорк, хорошо?

Хейвен сдавленно рассмеялась.

— А нас не выставят отсюда? Я ведь даже по-итальянски говорить не умею.

— Это легко исправить, — возразил Йейн. — К тому же работать нам не придется.

— Ты серьезно?

Настойчивость Йейна начала немного пугать Хейвен.

— Как только ты будешь к этому готова, мы можем снова пожениться. Пожалуйста. Я не хочу возвращаться.

— Я не понимаю. Почему ты этого так не хочешь?

В ожидании ответа Йейна Хейвен услышала щелчок затвора фотоаппарата. Две девушки в футболках с эмблемой UNC-T стояли в нескольких ярдах от них. Обе смеялись, прикрывая губы ладонями. Йейн, ужасно побледневший, замер на месте. Хейвен направилась к девушкам. Чем ближе она подходила, тем шире у тех раскрывались глаза.

— Девочки, хотите с ним сняться? — спросила Хейвен, но девицы были просто в шоке и лишились дара речи. — Все нормально, — заверила она их. — Я — личный ассистент мистера Морроу. Можете встать рядом с ним, и я вас сфотографирую.

— Правда, что ли? — пролепетала одна из ошеломленных девиц и протянула Хейвен свой мобильник.

— Конечно, — кивнула Хейвен. Как только девицы застенчиво шагнули к Йейну, Хейвен старательно стерла кадры, на которых были засняты Йейн и она. — А теперь улыбочку! — приказала она.

— Извини, пожалуйста, — сказала она Йейну, когда девицы ретировались. — Я обещала, что тебе не придется позировать для фотографов. Куда пойдем теперь?

Йейн не ответил на ее вопрос.

— Ну так как?

— Ты о чем?

— Ты останешься в Риме? Со мной?

— Я не знаю. Может быть, — со вздохом вымолвила Хейвен. — Она подумала о матери, о Бью. Она не знала, сумеет ли бросить их. — Ты должен дать мне время подумать.

— Что ж, на сегодня хватит и «может быть». — Настроение у Йейна сразу улучшилось. Он надел шляпу и очки и предложил Хейвен руку. — Даю тебе время на размышления до завтра. А теперь экспедицию возглавлю я.

Он вел Хейвен по улицам, умело лавируя между толпами народа, ловко огибая гигантские лужи. И вот наконец они оказались на площади, но она была очень маленькая — всего-навсего место, где улица расширялась. Тем не менее со всех сторон здесь стояли продавцы антиквариата. Медные часы и дверные ручки, тончайшие стеклянные орнаменты лежали рядом на столиках, и каждый предмет был сокровищем, которое только того и ждало, чтобы за ним явился тот, для кого оно предназначено.

Йейн остановился перед деревянной тележкой, в которой лежали десятки гравюр — иллюстрации из старинных книг. Ветер шевелил страницы. Йейн тут же принялся просматривать картинки.

— Что ты ищешь? — спросила Хейвен.

— Я обещал купить тебе что-нибудь красивое, — ответил Йейн. — В последний раз, когда я был здесь, мне попалась на глаза чудесная гравюра, но у меня не было при себе наличных, и я хотел как можно скорее вернуться за этой картиной. Ага, вот она! — воскликнул Йейн и протянул Хейвен иллюстрацию.

Гравюра изображала молодую пару. Мужчина и женщина лежали на весеннем лугу. Высокая трава почти скрывала их из виду. Луг окружали пышно цветущие деревья. В небе кружили птицы, кругом росли яркие цветы. Вдалеке были видны белые колонны храма. Хейвен провела кончиком пальца по шершавому правому краю листка. Часть гравюры была оторвана, и с этой стороны в уголке чернело пятно — то ли чем-то капнули на листок, то ли это была грозовая туча.

— Я ее сразу заметил, — сказал Йейн, указав на девушку на гравюре. Лента, несколько раз обернутая вокруг ее волос, едва сдерживала пышные кудри, торчавшие во все стороны. — У нее волосы, как у тебя.

— Бедняжка, — пробормотала Хейвен. — И как она справлялась с такими непослушными волосами без современных средств ухода?

— Чем тебе не нравятся твои волосы? — Йейн потянул к себе одну кудряшку и отпустил. Тугой локон тут же вернулся на место. — На мой взгляд, они просто фантастические.

То ли он говорил совершенно искренне, то ли был восхитительным лжецом.

— Правда? — Хейвен попыталась посмотреть на себя глазами Йейна, но увидела только девушку, которой была на протяжении семнадцати лет. — Но… Констанс была так красива.

— Верно. Но тебя я знал с самыми разными лицами и прическами. Но они все мне нравились — главное, что они принадлежали тебе. — Йейн спросил, сколько стоит гравюра, и расплатился с торговцем. Когда тот вручил ему аккуратно упакованную картину, Йейн отдал ее Хейвен. — Это будет для тебя напоминанием.