Наталья Резанова - Третий день карнавала

— Изящная история. Но совершенно безумная. Надеюсь, вы не собираетесь излагать ее в вашей газете.

— Верно. Если б я ее там изложила, мне бы порекомендовали пройти лечение в вашей клинике.

— А мне лично вы ее сообщать не боитесь.

— Нет. Вы предлагали изложить взгляд на события с точки зрения истории особняка — я это делаю.

— Предположим — воспользуемся вашим излюбленным термином, — я приму это к сведению. И что же вы предложите сделать, чтобы обезопасить пациентов? Не экзорциста же приглашать?

— Не стоит так шутить, профессор. Ясно же, что ни святая вода, ни молитвы не помогут. Просто, вероятно, надо постоянно держать больных под присмотром, не позволять им в одиночку ходить по коридорам и в саду. А персонал… те, кто будут бояться, уволятся, а сильные духом справятся сами.

— Полагаете, этого достаточно?

— Нет. Нам сказали, что убежищам теням служат темные места. Погреба, подвалы, аллеи сада. Там эти «сгустки тьмы» совсем незаметны. Также известно, что они по каким-то причинам не могут удаляться от «прорехи». Ну так надо предложить им другое убежище.

— Так где же его взять?

— Я подумаю, что тут можно сделать.

Мы встретились в кофейне «У дядюшки Якоба». Лил мерзкий мелкий дождь, погода с приближением зимы неотвратимо портилась, и горячий кофе был как нельзя более уместен.

— Ваш знакомый запаздывает, — сердито сказал Сеголен, складывая зонт.

— Просто вы, профессор, явились несколькими минутами ранее назначенного времени.

— Может быть, заказать бренди к кофе? — предложил Штейнберг. Может, хотел сгладить неловкость, а может, просто замерз.

— Не стоит, — осадил его начальник. — Нам предстоит деловая беседа. Возможно, позже…

— Надеюсь, Ламорис вас больше не беспокоил? — спросила я.

— Представьте себе, нет. Он был так нагл и самоуверен… а теперь его не видно и не слышно.

— Ему сейчас не до вас. Полиция занялась драгоценностями, которые закладывала у процентщиков его покойная супруга, и они оказались вовсе не фамильными.

— А вы откуда знаете? — полюбопытствовал Штейнберг.

— Да так, слухами земля полнится. — Я никогда не выдаю своих контактов. Не хочу, чтобы кое-кто пострадал из-за моей откровенности.

Звякнул колокольчик, стукнула входная дверь. На пороге, стряхивая водяную пыль с клетчатого плаща, появился новый посетитель — плотный невысокий мужчина с темными подкрученными усами.

— А вот и он. Позвольте вас представить: профессор Сеголен — господин Рубин, строительный подрядчик.

Они пришли к соглашению. Причем каждый считал, что обхитрил оппонента и устроил дело к собственной выгоде. Мне все равно, я свои комиссионные получила. Должна же я хоть что-то получить, раз уж решила не писать статью.

Фатальных случаев с тех пор в клинике Сеголена не было. Покуда господин Рубин не провел ветку и не построил станцию возле лечебницы, профессор требует от персонала строгого соблюдения дисциплины и усиленного надзора над больными. Поэтому я редко вижу Либби.

Медицинская общественность сочла, что профессор Сеголен отошел от излишне либеральных методов, и теперь ходят слухи, что его собираются сделать академиком. Сам профессор намекнул, чтоб я рекомендовала его клинику собратьям по перу — ведь среди них немало людей, страдающих душевными недугами. Ну, не знаю. Среди пишущей братии, конечно, много сумасшедших, но мало денежных.

Верю ли я сама в изложенную теорию? Какая разница! Теория как теория, не хуже многих других. Одно могу сказать — когда в Тримейне все-таки выстроят метрополитен, вряд ли я буду им пользоваться.

Лучше ходить пешком.