Макс Роуд - Захарий

Он пригласил Таруана и Эльстрата следовать впереди, а сам пошел рядом с Захарием, который с интересом поглядывал на нового спутника.

— Как тебе здесь? — спросил Остен.

— Интересное место. Совершенно непохоже на все, виденное до этого.

— Конечно, ведь и смысл наказаний тут совсем иной, — Остен бросил на Захария пытливый взгляд. — Здесь находяться люди, накрепко привязанные к своему материальному миру и его благам, жившие когда-то только этим. Поэтому, и расплата для них здесь соответствующая.

Захарий внимательно рассматривал встречающихся по дороге обитателей уровня, пытаясь понять смысл происходящего. Все четверо быстро шли по извилистым городским улицам, наполненным самыми разнообразными людьми, которых объединяла вопиющая бедность, и пустота в глазах, лишенных всякого смысла и выражения.

— Почему они в таком виде?

— Они лишены теперь всего, что составляло смысл их существования, — ответил Остен. — Без своего добра они страдают больше, чем от физической боли. А те, что орут в домах, как раз лишаются, в очередной раз, всего, что как им кажется, они имеют. Для них это действительно равносильно смерти. Жалкие, мелочные душенки, но количество и качество энергии, выделяемой ими при этом, очень приятно радует.

Как только он это произнес, прямо перед ними, из открывшейся двери, два свирепого вида девила выкинули на улицу какого-то абсолютно голого бедолагу. Тот упал рядом с ними, жалобно и противно заверещав. Остен, на чьем пути он находился, с силой ударил его ногой. Человек, пролетев несколько метров, ударился о стену противоположного дома, и затих. Когда они отошли достаточно далеко, Захарий оглянулся, однако на том месте уже было пусто.

— Наберется энергии — появится, — сказал Остен, проследив за его взглядом, — ему тут еще долго пребывать, и визжать, как свинья, его скоро отучат. Потом еще отправится к Сиксу, пообедает там как следует, и вот тогда, наконец, в обществе появится образцовый гражданин!

— У них все отбирают, потом снова дают, потом опять отбирают?

— Правильно. Для скупца, или просто для человека, не видящего смысла жизни без денег, сделавшими именно их своим божеством, это самая худшая пытка — терять все разом. Они забывают всякий раз, что происходило раньше, а потому каждый раз для них как первый.

— А расточители? — поинтересовался Захарий.

— Ну, а эти всегда с голым задом ходят! — рассмеялся Остен. — У них вообще ничего нет. Они уже достаточно истратили на себя при жизни. Теперь у них осталась только телесная форма.

— Правильно, — сказал Захарий, — это абсолютно правильно!

— Еще бы! Человек должен понимать, для чего он существует, и зачем он создан. Нужно четко осознавать, что платить за все надо, как на земле, так и в истинном мире. Мы, например, сначала даем, а потом требуем, а Создатель, и его анхелы, наоборот. Если на земле кто-то слишком много брал, не возвращая, то отдавать впоследствии придется намного больше.

Слышавшие это Таруан и Эльстрат, идущие впереди, обернулись и посмотрели на Захария. Эльстрат поднял указательный палец, в знак того, что, как он и говорил, только Владыка может четко отвечать на многие трудные вопросы.

— Устройство истинного мира, — продолжил Остен, — в отличие от мира внешнего, четко и однозначно. Это там есть любовь, ненависть, добро, зло, и прочие полярные вещи. Здесь этого нет. Для каждой из аор все осталось в прошлом. Есть только та, или иная форма существования, в которой каждому воздается строго по его делам. Никакие изменения уже невозможны.

— Ты ему говорил про ворота? — обратился Владыка к Эльстрату.

— Не успел, — тот пожал плечами, — да и не было пока повода.

— Ну ничего. Так вот, Захарий, над этими воротами написано:

«ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК ВХОДЯЩИЙ», и это последнее, что аора понимает разумом, и это единственное, что она помнит постоянно.

Некоторое время Захарий молчал, обдумывая услышанное.

— Надо было думать тогда, когда для них была возможность это делать, — наконец произнес он. — А по количеству народа тут видно, насколько серьезен, и силен этот порок.

— Надо было! — воскликнул Остен. — Вот только нам от этой их страсти только польза. Дав человечку немного золота, мы потом получаем взамен его аору, а остальное уже не важно. Аора наша, она не ушла наверх, значит дело сделано, и значит, мы стали еще немного сильнее!

Они еще долго шли по городу, и вскоре Захарий потерял интерес к происходящему. Люди, находившиеся на уровне, стали вызывать у него не интерес, а только омерзение. Их жалкий вид, и наполненные печалью глаза были ему неприятны, особенно в осознании истинной причины возникновения этой печали. Наконец, зайдя в круглое здание, огромное пустое пространство внутри которого оживлялось только отверстием колодца посередине, все четверо шагнули вперед, и тьма поглотила их.

Пятый уровень панеона встретил их настоящим дождем, под которым, однако, они не промокали, и бесконечными унылыми болотами. Множество людей сновало туда-сюда, старательно перенося воду в пригорошнях. Пока они шли, Захарий все время наблюдал за этой, поистине титанической работой, непостижимой в своем однообразии, и лишенной, как казалось, всякого смысла. Он пытался представить, кем были все эти люди до попадания сюда, и чем они это заслужили. Его спутники показывали местность, говорили разные названия, но пока не выдавали сути происходящего, предоставив Захарию попробовать разобраться в этом самому. Он видел, как множество девилов зорко следили за неукоснительным соблюдением, установленных здесь, неведомых правил и порядков. Они щедро отвешивали удары плетей с множеством стальных шариков на концах, тем, кто оступался или делал все медленнее остальных. Пролившие воду немедленно возвращались назад, туда, откуда несли ее, и перед тем, как снова набрать полные ладони, награждались сильными и четкими ударами. Удары разрывали кожу, и оставляли после себя глубокие кровоточащие раны, которые быстро становились приманкой для насекомых, в изобилии обитающих на болотах. Наконец Захарий не выдержал:

— Я понимаю, эти люди делают то, как-то должно вязаться с их предыдущей жизнью, но все же смысл мне не понятен. Эта постоянная монотонная работа…может быть, это лентяи?

Трое его спутников разом зааплодировали.

— Правильно! — Остен был доволен. — Именно так, это ленивые, но теперь лень им даже и не снится, ведь они никогда не спят!

— Но есть здесь и другие, — продолжал он, — абсолютно разные прегрешения, но совершенно одинаковое наказание.

Захарий развел руками.

— Поддавшиеся гневу, — подсказал Остен. — Они раздражались по малейшему поводу, и теперь учатся быть терпимыми и терпеливыми. Любая вспышка гнева, которая еще бывает вначале у новоприбывших, и которую им специально дают испытать, пресекается так, что первая становится и последней. Теперь они работают изо всех сил, периодически их стегают и толкают, но принимается это все с должным смирением.