Яцек Дукай - Иные песни

И все же дым от кремаций терялся за дымом все разгорающихся пожаров. Плотная застройка Пергама, особенно беднейших его кварталов, где главным материалом было дерево, лишала возможности быстро гасить уже поднявшийся огонь. Меж кривыми столпами гари Аурелия приметила кружащую над городом «Уркайю»: лунники на эфирном скорпионе следили за движением фронта пламени и доставляли свежую информацию в штаб Медийской Колонны, коей стратегос и поручил сражение с огнем.

Огонь, огонь, огонь, не дело постоянно о нем думать. Я — прекрасная аристократка из свиты Бербелека Завоевателя, я — землянка, не знаю Огня. Тьфу!

— …что у него есть молодая дочь и —

— О чем ты говорил?

— Ну не вижу сходства, совершенно иная морфа.

— Ах, нет, Алитэ осталась в Александрии.

— Так я и думал. Но он ведь, полагаю, говорил тебе о своих намерениях, верно? Про этот отказ отстраивать город — это шутка?

А-а, вот он о чем: пробует вытянуть из меня секреты стратегоса.

— Ты вавилонянин, эстлос, и явно живешь здесь не слишком долго; что, собственно, ты делаешь в Пергамской Библиотеке?

Кикур совершил сложный жест рукой с махорником.

— Семья меня отослала. Династические осложнения при дворе Нового Вавилона, а как софистес-эмигрант я никому не стану мешать. Знаешь же, как оно случается. У нас в Пергаме были серьезные интересы, а теперь — непонятно, что и как. Бежать? Чернокнижник вспомнит о своем. Может, и правда разумнее —

— Ты не слышал, о каких текстах он спрашивал?

— Стратегос? — Кикур взглянул на Аурелию. — М-м, что ты имеешь в виду?

Она пожала плечами.

— Не читаешь газет? А может, о таком под Вдовцом не пишут. Это не война ради возвращения земель Селевкидитам, это элемент большой кампании против Чернокнижника, возник союз кратистосов и королей Европы, Азии и Африки. Беги, эстлос, в Вавилоне будет безопасно.

— Но ведь Семипалый —

— Уже нет. — Она положила пирикту себе поперек бедер, горящие буркала пепельных птиц таращилась на нее меж цветными узорами юбки. — Об этом газеты напишут завтра.

— Ага. — Он затянулся дымом, внимательно взглянул на Аурелию. — Интересуешься политикой, эстле?

— Это значит — чем? — фыркнула она. — Я интересуюсь миром. Только невольникам, безумцам и самоубийцам не важна политика — им все равно, как они живут.

— Я хотел сказать… Собственно, откуда ты происходишь, не могу разобрать твой акцент. Если простишь сей интерес, эстле.

Лунница дотронулась голубым пальцем до нижней губы.

— Ах, да, это загадка, догадайся, эстлос.

Он прищурил левый глаз.

— А какова награда, если отгадаю?

— Ха, а какова — для меня, если не отгадаешь?

— Красота никогда не болезненна настолько, как во времена войны и уничтожения. Ты уже побывала в Хрустальном Флореуме, эстле? Я проверял, он уцелел. После заката улетучиваются Туманы Иезавели, ты никогда ничего подобного не видела. Вы ведь не покинете город до вечера?

И тогда Аурелию осенило: он пробует ее соблазнить!

Она расхохоталась.

Махорник выпал у Кикура из пальцев. Широко открытыми глазами он глядел на гаснущие на коже Аурелии искры, развеивающийся перед ее лицом дым.

Сдерживая смех, она склонилась к нему, пожала руку. Он вздрогнул.

— Прошу прощения, я не должна была. Я не аристократка. Аурелия Оскра, Наездник Огня, риттер Иллеи Жестокой. Да, Лунной Ведьмы. Ну все, извини, извини.

— Но, — он вдохнул поглубже и тоже рассмеялся, — не за что! С Луны, да? Ты выиграла, я бы в жизни не догадался. Хотя, с другой стороны, Элькинг ведь писал… Ах, но, собственно, что ты желаешь получить в награду, эстле?

— Я уже говорила, что я не —

— А это интересно, поскольку голову дал бы на отсечение, хм, ну вот скажи, сумеет ли дулос изображать человека свободного перед тем, кто свободен воистину? Не был бы он тогда дулосом. Но я хотел спросить кое-что —

Оба обернулись на внезапный звук плевка за их спинами. Тремя ступенями выше сидел на пятках высокий измаилит в черном бурнусе, один из тех пустынных воинов, переданных под командование Бербелека Марием Селевкидитом. Лицо почти скрыто, грязная труфа плотно обернута, лишь голубые глаза блестят в щели. Черный тюрбан сидел криво, из-под него выбивались сальные волосы. На коленях измаилит держал старый кераунет с чрезвычайно длинным стволом, покрытый матовыми инкрустациями, здесь и там складывающимися в арабские слова. Из-за пазухи торчала рукоять канджара. Мужчина сунул туда руку, вытащил и кинул в рот, меж витками труфы, высушенные листики какого-то растения. Жевал их и громоко сплевывал. Руки — густо татуированы, ногти больших пальцев выморфированы в роговые когти.

Эстлос Ашамадер молча кивнул Аурелии. Они снова взошли к Святому Кругу, обойдя черного бедуина.

Кикур взял Аурелию под руку. Та удержалась, чтобы не выдернуть локоть. У него такая холодная кожа… Провела пальцами по предплечью мужчины, нажала на мышцу, ощущая структуру кости там, внутри, — теперь она его вела, к ее шагу он подстраивал свой. Они были одного роста.

— …на улицах все еще опасно, но я не хожу один, собрал людей, чтобы те помогли в спасении Библиотеки, и если хочешь — Урч! Забахай! — если ты не уезжаешь отсюда сегодня, эстле, а ведь не уедешь?

— Нет, пожалуй, нет, не думаю.

— Ты не представляешь, что здесь творилось во время осады, я был бы крайне рад твоему обществу, пусть даже на один вечер, увидишь, что после купели и в чистой одежде я напоминаю человека. Расскажешь мне все о Луне, может, я даже тебе поверю, ха!

— Не поверишь, но так даже лучше.

— И пусть! Селинунтов Госпициум лежит в руинах, я живу при дворе приятеля, у северных цистерн. Где ты —

— Во дворце наместника.

— Ах! Ну да. — Остановившись у руин портика Библиотеки, он поднял к губам ладонь Аурелии. Звякнули браслеты. Прижимая губы к горячему запястью, смотрел прямо в глаза луннице. — Быстро же стучит твое сердце.

— Не льсти себе, наша кровь всегда быстрее.

— Ускорится еще сильней.

Улыбались уже оба. Чем легче тон и чем шутливей слова, тем больше правды в улыбке и морфе тела. Теперь все решает уже мельшайший трепет ресниц, полувздох, шелест шелка и солнечный лучик, дрожащий на изгибе ее груди.

— Он не взревнует? — шепнул ей Кикур.

— Кто?

— Стратегос.

— Может.

— Люблю, когда ревнуют.

— Знаешь что, лучше сперва умойся.

— Как только —

Из-за руин вышли, задыхаясь, двое мужчин одинаковой солдатской морфы, одинаково чумазых, даже в одинаково порванных и грязных джибах.

— Ты звал нас, эстлос?

Форма лопнула как мыльный пузырь, Кикур и Аурелия отступили друг от друга, усмешки угасли, Ашамадер отпустил руку лунницы, обернулся к мужчинам.

— Куда вы задевались? — рявкнул он.