Яцек Дукай - Иные песни

Сколиодои горело.

— Госпожа.

— Покорись.

— Ты звала меня.

— Когда звала тебя в прошлый раз — ты не прибыл.

— Не было времени.

— У Иеронима Бербелека не было времени. Не подходи!

— Не подхожу.

— Видишь тот камень над ручьем?

— Да.

— Разверни кольчугу.

— Тяжело.

— Чистое ге. Но Форма — Форма должна быть такой.

— Кривой Меч. Конечно же.

— Сколиоксифос. Подними. Выше. Взгляни на землю.

— Что это?

— Его тень. Сколиоксифос Искривляет все, даже свет. Когда бы его взял в руку человек более слабой Формы — та не осталась бы рукой надолго. Если не сможешь его подвесить за зуб эфеса, заворачивай в эту пуриническую кольчугу. Она должна выдержать достаточно долго.

— Хм… Клинок совершенно тупой.

— Сколиоксифос не служит для разрубания Материи.

— У меня есть схожий кинжал…

— Твой кинжал — на людей. Сколиоксифос рубит керос, невзирая на то, чей он и чья морфа в нем отпечаталась. Человека, адинатоса, кратистоса, бога, самого мира. Пользуйся им с большой осторожностью, трое великих текнитесов сошли с ума, выковывая это оружие.

Господин Бербелек крутит Сколиоксифосом «мельницу» и рубит из-за плеча в камень над потоком. Камень тает, стекает в ручей, там распадается с шипением на тысячи огненных стрекозок, что разом взлетают в небо над рощей Госпожи, мелькнув красной тучкой наискось по зеленому диску Земли.

— Да.

— Знаю, что тебя искушает. Лучше уж ступай.

— Ничего ты не знаешь, женщина. Можешь лишь надеяться.

— Уходи.

— Софистес Антидектес полагает, что ты сама преднамеренно призвала их, что именно так начался твой план по возвращению себе власти над Землей без необходимости покидать Луну. Ты останешься здесь, но твоя морфа необоримо охватит и королевства Низа. Они были правы, подозревая тебя с самого начала. Твоя дочка, моя дочка, ты — единая Госпожа. Еще недавно я склонялся к мысли, что ты всего лишь используешь ситуацию, как ее использовал бы всякий кратистос; ведь не могла же ты знать об адинатосах, не могла спланировать то, что приходит с неподвижных звезд. Но теперь я начинаю —

— Та макина в небе над нами — ее перпетуа мобилиа обращается вокруг оси моего сердца, не успеешь поднять меч, как эфир смелет тебя на архэ.

— Еще не сегодня, но однажды я увижу страх на твоем лице.

— Уходи.

— Можешь лишь надеяться, что я не переживу встречу с арретесовым кратистосом. Но я ее переживу, я видел свой кисмет и говорю тебе: я выживу, и вернусь, и встану перед тобой, и —

— Уходи!

— Не знаю, когда, но в какой-то из дней, лицом к лицу —

— Прочь!

— Отблагодарю тебя за все, что ты сделала для меня.

— Герохарис!

— До свидания, Иллея.

У нее длинные черные волосы, чуть раскосые глаза, грудь тяжелая и круглая, широкие бедра, темное лоно; она похожа и не похожа на свою дочь. У нее длинные черные волосы, чуть раскосые глаза. У нее длинные черные волосы. Длинные, черные. Черные. У нее были длинные черные волосы, слегка раскосые глаза, грудь тяжелая и круглая — нет, ведь не это он видел, это лишь воспоминания. Он оглядывается, взгляд путается в гуще кряжистых пиродеревьев, слишком поздно.

Но у него еще будет случай присмотреться к Госпоже, она не сумеет выскользнуть. Он сжимает покрепче Сколиоксифос. У нее будут длинные черные волосы…

13 Секстилиса 1199 ПУР флот из ста тридцати пяти эфирных ладей под гегемонией Кратистобойца покинул сферы Земли и Луны. На бортах ладей находилось четырнадцать кратистосов и кратист, две тысячи сто восемьдесят семь Наездников Огня, двадцать девять наиболее умелых лунных астромекаников.

Говорят, что, когда флот покинул сферу Земли, часы всего мира ушли на три секунды назад.

Говорят, что Луна изменила цвет — с розового на едва ли не желтый, — когда ее покинула Иллея Жестокая.

Говорят, что на Земле, когда ее покинули тринадцать Сил, долгие недели ярились свирепые бури, течения океаносов сменяли свой бег, стаи рыб сменяли пастбища, десятки тысяч землян сошли с ума, заболели лепрой и раком, люди и животные являлись в мир с дополнительными конечностями, с расщепленными хребтами, без наиважнейших органов, растения цвели и плодоносили слишком рано или слишком поздно, а из грязи, из земли, воды и тепла начали рождаться позабытые вот уже тысячи лет чудовища. Каждую ночь небосклон расчерчивали рои падающих звезд.

«Мамерута», чернее доспехов Хоррора, крупнейший из лунных мотыльков, в котором господин Бербелек разместил командование флота, несла на своем борту также и нескольких лунных астрологов. Изнутри сегментированной головы мотылька, сквозь сложные макины дымного стекла, они непрестанно наблюдали за оборотами небесных сфер и за отклонениями в беге планет. После, на ликотовых астролябиях, снабженных эфирными перпетуа мобилиа, просчитывали нарушения гармонии неба, отыскивая астрономические точки Искривления. Так определялась траектория Арретесового Флота.

Кристобоец и его штабисты — гегемоны гиппирои и капитаны звездных ладей, крысы кратистосов и софистесы Лабиринта — пытались по этим данным предвидеть дальнейший путь адинатосов, выбрать выгоднейшее место для битвы. В распоряжении астрологов были подробнейшие записи о путях адинатосов за несколько последних лет. И все же они не могли обнаружить в них хоть какие-то последовательности, Искривление, казалось, перемещалось сквозь сферы эфира совершенно случайно, то есть хаотически — не удалось за этим узреть никаких человеческих смыслов.

Чего, конечно, и надлежало ожидать, и все же это крепко усложняло организацию эффективной засады на врага. Кратистобоец планировал стратегию атаки, позволящую максимально использовать козыри Лунного Флота. На ониксово-зеркальных стенах Слепого Глаза внутри головы «Мамеруты» он вырисовывал орбиты, эпициклы и извилистые траектории. Когда не спала, к нему заходила Аурелия, глядела, как он фениксовой риктой перемещает по искусственному небу искусственные планеты, керамические армады и отряды филигранных крылатых Наездников Огня. Аурелия оказалась на борту «Мамеруты», поскольку «Уркайа» риттера Омиксоса Жарника не вошла в состав Лунного Флота, ей назначили другое задание. Многократно спускавшаяся в земные сферы, проведшая там сотни часов, «Подзвездная» требовала генеральной настройки. Поскольку ее и так пришлось на долгое время оставить на орбите Луны, она виделась естественным кандидатом для миссии, которую планировала Академия Четвертого Лабиринта. Ведь кому-то нужно пробиться сквозь сферу неподвижных звезд, вылететь за царство эфира и заглянуть в мир невообразимый для человека, в те деморфические бездны, откуда прибыли адинатосы.