Олег Мизгулин - Морок

— Почувствовала? Хрумкнуло?!

Если бы он знал, как у неё хрумкнуло пополам и огнём взметнулось вверх, оставляя пожарище на щеках. Если бы он ведал, как у ней вскружилась голова, разбросав все мысли в сторону, а в низу живота сладко заныло. Нестерпимо жгуче. Нестерпимо стыдно. Нестерпимо приятно…

От руки Вадима шёл притягивающий ток. Он не отпускал. Он подчинил контролю все её органы, особенно сердце. Оно сжалось трепещущей птицей, пойманной в кулак безжалостным охотником. Оно стонало и молило отпустить. Или не отпускать…

Вадим отпустил.

— Почувствовала, да?! Гриб отошёл от корневища. Культурненько и мягко пошатали. Он и отошёл. Теперь, поднимай и всё…

Наташа вытянула из земли гриб. Ток пропал и туман, заволокший глаза, медленно расступился. В голове заворочались мысли, но столь бестолково, неуклюже, что только мешали друг другу выстроиться в последовательную линию. Шок не поддавался осмыслению.

— Смотрите, сколько гриба было ещё под землёй. А если б срезали? Самая мясистая часть осталась бы в земле. А?! — Вадим по-ребячьи смеялся. Он был далёк от Наташиных переживаний. Ток, поразивший Наталью, не имел обратную связь. Не имел. Она украдкой поглядела в его глаза, силясь разглядеть, возможно, ответное смятение. Хоть немного. Ничего… Впервые за всю историю отношений категории «мужчина-женщина» в её сложившийся багаж знаний втиснулся опыт первой любви. Именно той любви, в которую она давно не верила и считала надуманной. Влюблена. Боже мой… Неужели случилось? Мысли молоточками выбивали ответ «да, произошло». Жар схлынул, остался крохотный костерочек, от которого было сердцу так сладостно. ТАК ЗДОРОВО! Словно от шампанского слегка кружилась голова… Наталья пыталась сосредоточить мысли на текущий момент и никак не могла. Рядом, что-то говорили. Кто-то обращался к ней. О чём это они? Ах, да, про гриб… Кажется, он оказался червив.

— А я не переживаю! Подумаешь гриб.

ГРИБ ГРИБ ГРИБ

Её собственный голос показался самой настолько громким, словно всё это время она переживала сон и во время сна вдруг заговорила. Сон покачнулся…

И сразу всё пропало. Исчезли лес, деревья, гриб и сами грибники: Люся, Ваня, Вадим… Она стояла одна неведомо где. Не было ни стен, ни окон, ни потолка, ни пола. Один лишь свет. Не ослепительный белый снеговой, а какой-то тусклый. Небрежно тёмный белый свет. Приближенно матовый… Он был под ногами, над головой, и справа и слева. Свет был не главным действом, что цепляло сознание. Он был всего лишь странен. А центральной экспозицией по праву являлась фигура в балахоне, стоящая к ней спиной и… Камин. Пылающий огнем камин.

Фигура покачнулась, и Наталья притихла в ожидании. Чутьё ей подсказывало непременный контакт с этим незнакомцем. Немедленный. Сиюминутный… И точно! Фигура заговорила, не оборачиваясь и голос, глуховатый, разбитый на паузы, показался знакомым.

— Гриб, Наташа… сам по себе ничего не значит. Но в нашем случае, он связующее звено…

Фигура обернулась, сбрасывая капюшон, и Наталья вздрогнула.

— Вадим? Но… как? А где… все?

Абсурдность местонахождения, отсутствие группы и появление вожака в столь необычном облачении — всё это в комплексе рождало бестолковые вопросы. Впрочем, сама ситуация не блистала толковостью и уж точно здравомыслия в ней было ни на йоту, однако… Вот он Вадим, настоящий. Улыбается той самой родной улыбкой и щурит лукавый глаз.

— Ребята все на месте, Наталья! Каждый у себя… Я… знаю твои чувства ко мне и ты Наташа не права, когда считаешь свою любовь безответной.

— Я… Но… Вадим. Это всё сон… — Не готовая к лобовой откровенности, она стыдливо комкает слова и руками пытается унять щёки. Под кожей будто развели костёр.

— Тот гриб, что замкнул наши пальцы, ударил и меня тоже. Наташенька…

От последнего «Наташенька» она млеет и окончательно «плывёт». Голова словно освободившись от тела, начинает кружить медленный вальс. Раз-два-три… Раз-два-три…

Лицо Вадима, обычно суровое и гранитное, сейчас смягчилось и в такт вальсу улыбка его вальсирует с её сердцем. Что это, блин?! Она грезит…

— Именно тогда, именно тогда, Наташенька от твоей нежной ладошки моё сердце разорвалось бурей. Ураганом. Мы, мужики, умеем прятать волнение под маской безразличия и, внешне ты не заметила во мне перемен. Ты не могла заметить, я знаю. Но поверь… Твои василёчки-глаза, твоё смущение и твоя полудетская непосредственность сделали своё дело. Я не железный, Наташа! Я тебя обожаю…

Слова Вадима раскалывались в ней на множество тонов, и каждый тон ядом проникал в сердце, наполняя его патокой и безволием. Сознание, подёрнутое дымкой, тупо оставляло за бортом всё вчерашнее: учёба, дом, работа, Ваня… Наташа ещё цеплялась за эти рациональные поручни, но, увы! Её уносило…

— Вадим! Милый… Родной…

— Да, Наташка! Наташенька…

— Погоди… Так не бывает Вадим! Я ведь, сплю?! Ну, скажи, я ведь, сплю и ты мне снишься?

— Слишком сладко для сна. — Вадим качает головой. — К тому же есть возможность проверить. Иди ко мне и дай мне руку, Наташенька! И ты убедишься, что ЭТО намного слаще и удивительнее сна. Это просто. Иди ко мне!

Лицо Вадима как будто становится ближе и сам он протягивает руку, шепчет что-то. Что? По губам, а потом уже и на слух, Наталья читает: «Наташенька». Это преломляет ситуацию.

— Вадим! Вадик… — Она делает шаг и одновременно что-то тяжелое наваливается ей на плечи. Страх… Страх и ориентация в текущем моменте на секунду возвращает её к тем самым поручням. Всего на секунду и ей бы уцепиться! Но губы шепчут: «Наташенька» и Наталья делает шаг… Р-раз!!!

Из пяти первый -

… Самолёт где-то там далеко-далеко, невидимой точкой, словно маркером линует полосу на безбрежной синеве. Полоска продолжается тонкой линией, как по линейке вытягивается ровненько, произвольно и черт знает куда, а хвост полоски, набухая, утолщается и теряет позвонки общего хребта. Со стороны глядя можно вообразить, что нестройная линия настолько обескуражила чертёжника, что тот в спешке начал затирать ластиком сию неэстетичность. М-н-да… Облака и самолёты — это часть того небольшого мира, на что любит смотреть Ваня. Запрокинув голову, лёжа, да и не всегда лёжа…

— Главная у лётчика мечта… — Мычит он вслух и рядом отзывается его очередная пассия:

— Чего?

— …высота, высота…

— Ты бредишь что ли?

— Видишь, Алён, вон, самолёт, полоска?! — Он тыкает пальцем в распахнутое по-летнему окно.

— Ага-а. — Ахагает та. — Красиво.

— А я мечтал отучиться на пилота.

— С тобой так хорошо! — Поёт о своём подружка. — Ты меня, правда, не бросишь?

— Спи малыш! Прости, ты ведь дремала…

В дебри он не лез и планы женатика не строил. Подружек высматривал, чтоб без всяких расчётов с их стороны. Для баб он ломоть видный: своя квартира, бизнес, машина… А вот, поди ж ты, найди такую! Чтоб не прожженная «бэ», а именно девушка без обязательств. Самодостаточная по денежкам и умная, чтоб понимать: «брак» — это слово двух значений, последнее из которых в итоге определяет первое. Определённо ему везло. Либо себя так ставил, либо что… Девушки понимали: дальше кровати ловить нечего. Многие принимали правила игры, другие не играли. Всё было по честноку, а эта Алёна… И как он в ней ошибся? Любились-миловались они как у него, так и у неё дома. Хата навороченная под евростиль, да и сама на мазде ездит. Папа какой-то местный шишка, Ваня не вникал в детали. Ясно, не бедный, раз купил дочурке квартирку-трёху, да прошарил её по евро-слову. Живи, мол, дочка, мы не вмешиваемся. И чего бы ей не жить? С Ваней она по классовому признаку в уровень, если не сказать, что выше. Что ещё нужно? Какие принцы? Меняй их каждый квартал и отфутболивай как отработанный ресурс. Он, Ваня и надеялся, что его отфутболят. Итогово так дважды и случалось, до Алёны. Один раз, ещё в студенчестве, бросил сам, кого не помнил… Но все расставания, факт, протекали мирно, без сериальной истерии. Таково уж новое время поколения пепси.