Олег Мизгулин - Морок

— Вадич! — Как ни в чём не бывало, подбежал Валёк, спустя минут пятнадцать. Он растерянно улыбался.

— Зачем ты это сделал, Вадич?

— Валька, ты прости меня… Погорячился вчера.

— Да хрен с этим! Ты зачем на войну подписался? А как же я? А как же мы? Мы же с тобой, хотели вместе потом… А прыжки? А небо? А, Вадич? Ты же небо, мечту свою предал!

— Вал! — Серьёзно сказал Вадим. — Это моё право выбора! Понимаешь? А с прыжками… Что ж, видно не судьба! Отпрыгаешь за меня.

— Ты хоть сам-то понял, что наделал, Вадич? — Не унимался Бравин. — Вот ты, чудила, а!

— Валёк! Спокойно! — Притормозил его жестикуляцию Зорин. — Я всё понимаю. Там война, и там убивают. Но я так решил. Сказать почему… Ты всё равно не сможешь понять. У нас разное миропонимание…

— Да какое понимание, на…

— Стоп, Бравин. Успокойся, брат. Если ты опасаешься остаться один с ростовскими, то знаешь, как можно…

— Чего?! — Прервал его Валька. — При чём здесь это?

— А что тогда при чем?

— Ты… Как… — Лицо Валентина исказилось гневом. — Да пошёл ты! Ур-род!

Валентин развернулся и ушёл не оборачиваясь. Вадим вздохнул. Плохо расстались. Чёрт его дёрнул ляпнуть…

После обеда, всех кто оставался в учебке, развели по точкам, согласно действующему распорядку. В казарме остались только «комсомольцы-добровольцы», как окрестила их здравомыслящая часть учебки. Вещмешки, да рюкзаки они давно собрали и теперь «сидели на чемоданах», в ожидании отмашки. Весь сбор уходил в самолёт, десантной модификации АН-12, вмещающий в себя до шестидесяти бойцов. Среди первых шла их пятёрка. Ещё додали с соседних рот. Первая партия закинулась в грузовик и тронулась на взлётку, прощально оглядывая, ставшей родной, «учебку». Вадим задержал взгляд на удаляющийся КПП. Много раз он выезжал за пределы гарнизона. Но то, когда везли на прыжки. Но теперь он уже назад не вернётся. А Валька будет прыгать. Может быть, зря разменял шило на мыло. Зорин вздохнул. Поздно пить боржоми…

В самолёте было темно, как всегда бывает, когда входишь со света. Вадим пробился в дальний конец салона. Опустился на свободное место, размещая мешок в ногах. Ребята грузились чередой.

— Двигайся плотнее, урод! — прозвучал рядом голос.

Зорин хотел было отреагировать на столь нелестное обращение, но знакомые интонации этого голоса, заставили его вздрогнуть.

— Валька? Бравин! Ты что ли? — изумлённо вскрикнул Вадим.

— Хрен ли, орёшь. Двигайся, давай! Тут ещё двое за мной.

— Валёк, ты как? — глупо улыбался Зорин, рассаживаясь плотно плечом к другу.

— Каком кверху! — отрезал Бравин, не глядя на него. — Надо же за тобой, балбесом, приглядеть. Чтобы не ухлопали в первые две минуты.

— Ну, ты, даёшь! Ну и ну! — Вадим был искренне рад и выглядел, наверное, по идиотски, со своим ярко выраженным восторгом.

Самолёт, набрав скорость, оторвался от земли, унося их молодых красивых, каждого в свою судьбу.

— Без моего приказа чтоб никуда, ни влево, ни вправо; ни чихнуть, ни пёрнуть. По одному с места расположения не удаляться! Поссать, посрать… Чтоб я знал, куда и кто дублирует. Уход самовольно и втихаря будет считаться нарушением моих инструкций и приравниваться к дезертирству. И если вас не располовинят чичи, я самолично расстреляю. Я ясно излагаю?!

Человечек на первый взгляд неказистый и не шибко чтоб пугающих размеров обвёл взглядом строй стоящих перед ним солдат. Растрескавшиеся губы, ноздрятый нос и бровь. Левая бровь была изуродована то ли осколком, то ли ещё чем. Сросшийся участок кожи на этом месте делал ассиметрию лица и взгляд, и без того колючий, усиливался этим шрамом.

— Ясно или нет?! — заорал он.

— Так точно! — пронеслось над рядами.

Их доставили в закрытую зону, неподалёку от Моздока. Зона была секретной и скорее являла собой хорошо охраняемую базу, чем воинскую часть. Двойной колючий забор, между которыми ров с водой, глубиной полтора метра. Ток, пускаемый в часы икс, усиленные вышки — всё говорило о том, что здесь есть что охранять. Каждому бойцу было выдано лично под роспись, кроме АКМа со штыком боезапас, с расчетом триста патронов на душу, две Ф-1; две РГД-5, восьмидневный сухой паёк, фляжка, аптечка, блок сигарет. Весь состав разделили по отделениям. В каждом насчитывалось по восемьдесят бойцов. Вадим и Валентин попали во второе, в распоряжение этого маленького, но сердитого капитана, с труднозапоминаемой фамилией Звирчев. Сейчас он стоял перед ними, выстроив в две шеренги, и давал вводный инструктаж.

— Там, на месте. Как укрепимся на рубеже, слушать внимательно приказы! Стрелять, не стрелять — всё по команде! Там, вы все увидите кровь и смерть! Думалку свою и понималку отключить напрочь! Слушать только голос командиров! Мой голос. Теперь…

Капитан перевёл дыхание, покарябал пальцем изувеченную бровь.

— Вылетаем завтра вечером. Самолёт оставляет нас в черте аула. От него семь-восемь км до Грозного. Добираемся автобусом…

— А если обстреляют? — Спросил кто-то, изнутри строя.

— Вопросы впредь задавать, лишь тогда, когда я пожелаю их услышать! Представившись, в устной форме. Это на будущее… Теперь, что касается засады и обстрела. Вероятность есть, но небольшая. Завтра и потом ещё день, у чичей какой-то там мусульманский праздник. Проливать кровь, пусть даже это кровь неверных, для них в праздник является табу. Поэтому имеется благоприятный момент добраться до огневых рубежей спокойно. Без потерь и выстрелов. Но это, ещё не значит, что можно расслабиться и катать яйца в штанах.

Кто-то прыснул, ему вторили смешком. Строй расслабляющее зашумел.

— Разговорчики! — Одёрнул командир. — Если больше вопросов нет. Разой-тись! До ужина личное время…

Кроме личного вооружения состава, отделение запаслось оружием более плотной интенсивности огня: это восемь пулемётов РПК на каждое отделение, три гранатомёта РПГ-7, шестнадцать — одноразовых, два огнемёта «шмель», усиленный втрое боекомплект ко всем видам оружия. Каждый солдат в жилет-«разгрузке» по восемь заряженных рожков, и десятый в самом автомате.

Как и планировалось, их посадили на краю глухой деревушки, где их уже ждал охраняемый транспорт. Поскольку высадка состоялась в сумеречное время, место для посадки авиамашины, продумано освещалось разведенными кострами в четырёх точках по периметру равнины. «АН» извергнул из себя пассажиров, и тут же развернувшись, пошёл в обратный разбег. Предстояло доставить ещё такое же количество военных.

Второе отделение десантников загрузилось напополам в старый обшарпанный автобус и обтянутый брезентом «ГАЗ». Тронулись не спеша, объезжая сомнительные участки пути. Хотя расставить мины, реально можно за несколько минут и тут уж только остаётся взывать с молитвой к богу. Чтобы пронесло… Возможно, кто-то и обратился. Кто знает… Но до Грозного добрались без приключений. Вадим обратил внимание, как при въезде в город напряглось лицо Звирчева, как внутренне он подобрался, теплее прижимая калаш. Техника двигалась на малых оборотах, и по качеству дорога была хуже просёлочной. Ухабы, да ямы, воронки, груды балок, сплошные завалы… Стояла ночь, улицы Грозного не освещались давно, но даже сквозь темень проглядывалась удручающая картина разрухи: разрезанные бомбёжкой дома, покореженный и вздыбленный асфальт, взрытые воронками улицы, поваленные в кучи деревья и столбы. И тишина на фоне всего этого, выглядела неестественно страшной. Можно сказать, ожидающей… Урчание движка машины, ближний свет фар, являлось тем, что может привлечь внимание затаившегося врага. На табу священных праздников надеяться было бы самонадеянно и глупо. На войне любая информация разведки имеет обратную сторону медали. Обратную — в смысле, «дезы». И выстрелы схоронившейся засады, могут подтвердить сейчас этот непреложный факт. Опять же мины…