Виктория Виноградова - Апокриф

Зимы в Райском Саду не было по определению. Вечное лето. Наверно, это было правильно, ведь в раю не положено страдать, даже от холода. Интересно, а можно попросить у Него пусть не зиму, но хотя бы раннюю осень, такую, чтобы воздух был не ледяным, а чуть прохладным, наполненным ароматом ещё живых ярких листьев, покрывающих деревья? И чтобы листья усыпали эту узкую тропинку в густой траве, по которой сейчас ступали его легкие удобные сандалии.

Тут Рафаил споткнулся и чуть не упал. Размечтался! Как сказал бы Уриил, который у нас, как обычно, знает все на столетия вперед, — все взаимосвязано. И если листья пожелтели и осыпаются, значит, они умрут, животные начнут готовиться к зиме, и жизнь замрет до весны. Замрет — в Райском Саду? Только потому, что Третьему Ангелу пришла в голову фантазия побродить по тропинкам, усыпанным желтыми листьями? Рафаил усмехнулся и покачал головой. Что-то есть в твоей фантазии от лености и гордыни, Третий Ангел! А это, кажется, грехи?

Он отстранил ветку оливы со своего пути и остановился перед ажурной беседкой, по хрупким белоснежным узорам которой вился не то плющ, не то дикий виноград, — он никогда не разбирался в растениях. Между листьев и узоров угадывался тонкий силуэт. Как обычно, пишет. Вот сейчас и уточним у этого писателя насчет грехов. Рафаил решительно переступил порог.

— Кажется, это ты у нас — составитель сборника Законов? — поинтересовался он у погруженного в Книгу Уриила, пальцы которого летали над столиком с призрачной страницей.

Тот вскинул на него темные глаза, не изменив наклона головы.

Это хрупкое темноволосое создание было призвано олицетворять собой Огонь и Свет божий. Рафаилу довелось как-то видеть огонь, а свет вообще был их общей стихией, и он долго не мог понять, почему Он воплотил такое предназначение в этой, прямо скажем, не огненной оболочке. Пока не увидел однажды Уриила в действии, в тот момент, когда тот вдохновлял пожилого еврейского священника — учителя закона божьего — на пламенную речь. Стоя на стене храма, прямо за плечом длиннобородого старца, ангел раскинул руки, обращенные ладонями вверх, к небу, и по лицу его, длинным темным кудрям, золотому плащу скользили отблески пламени. Того же пламени, что горело в его глазах. Губы Уриила были неподвижны, но священник Ездра говорил его голосом. Он читал на древнем еврейском языке книгу Закона, написанную самим Уриилом с Его слов, а внизу, у храма, другие священники переводили Закон на общедоступный вавилонский. Кажется, был праздник Кущей…

С тех пор Рафаил всегда видел в темных глазах Четвертого Ангела золотые искорки. Вот как сейчас, когда тот смотрел на него снизу вверх.

— С каких это пор на тебя стал распространяться закон, Рафаил? — в спокойном мелодичном голосе звучала насмешка.

— Хочешь сказать, дуракам закон не писан? — Рафаил улыбнулся и сел на каменную скамью напротив, закинув ногу на ногу. Он был — само совершенство, как, впрочем, любой из Семи Ангелов.

— И где ты только этого нахватался? — вздохнул Уриил и подпер подбородок тонкой рукой. Ссоры между ангелами были недопустимы и… не то, чтобы карались, а были невозможны в принципе, причем не только из-за полного равенства сил. — Ты далеко не дурак, и сам это знаешь. А Закон, действительно, писан не для тебя, а для людей. Ты должен иметь высокие моральные устои по определению.

— Высокие, низкие… А кто устанавливает планку?

— Он, — спокойно и веско ответил Четвертый Ангел, помолчал и продолжил уже более непринужденным тоном, — В тебе же самом она стоит, неужели не чувствуешь? — он усмехнулся и убрал за ухо локон, — Простой пример. Что ты там хотел у меня спросить? Леность и гордыня — безусловно, грехи. Но тут показательно, что тебе это и самому пришло в голову.

— Телепат и зануда, — прокомментировал Рафаил и запустил изящную руку в свою несколько спутанную для Ангела светло-русую гриву.

— Впрочем, я не уверен, — меланхолично заметил Уриил, снова склоняясь над столом, — что это пришло тебе именно в голову…

Рафаил рассмеялся.

— Ну! Еще немного, и ты будешь достойным противником.

— Я? В язвительности с тобой сравнится разве что Змий. Кстати, ты в курсе, что у некоторых народов змея — твой символ?

— Разве мой?

— Ну, одного из твоих воплощений, ты же Исцелитель, — Уриил отчаялся сосредоточиться, оторвал пальцы от гладкой поверхности столика, где тут же растаяла Книга, и скрестил руки на груди, — Рафаил, во имя Света, что тебе от меня нужно? Решил поиграть со мной словами?

— А чем ещё с тобой играть? Слова — твой долг, такой же, как у меня — помощь в болезни.

— М-м? Заговорили о Долге? И как продвигается работа над новым лекарством?

— Никак, — поморщился Рафаил.

— Жаль. Она будет успешной.

— Издеваешься? Я представления не имею, что может убить эту палочку! То есть, я сам, конечно, уничтожу ее двумя пальцами, но смертные… симптоматически, что ли, лечить, при таком-то остром течении? Три-пять дней на весь процесс, по моим расчетам!

Уриил улыбнулся. Он был единственным из всех Ангелов, кто умел управлять четвертым измерением — временем, и он знал, что Третий Ангел — Исцелитель найдет способ противостоять болезни, которую люди потом назовут чумой. Дело только в сроках. Если бы Рафаил не был так импульсивен и умел сосредоточиться на решении поставленной перед ним задачи…

— Что ты улыбаешься? Раз мои поиски будут успешны, так отбрось меня по времени туда, когда будет известен результат! Я просто возьму лекарство — и вернусь.

— Рафаил. Ты не можешь взять в будущем то, чего не изобрел в прошлом. Я тебе сто раз объяснял про причинно-следственную связь…

— Это все твои отговорки, чтобы мне не казалось, что я в сотый раз изобретаю колесо, — устало возразил Третий Ангел. Впрочем, он уже давно с этим смирился.

— Ты только что изобрел новую поговорку, — постарался утешить его Уриил и нетерпеливо покосился на свои книги, — Ты что-то еще хотел?