Кларинда - Штамм «Ратоньера»

— Господи, да там живых не осталось…

— Теракт!

— У нас же провинция, какой теракт, ну какой!

Стоя среди всего этого хаоса Анжела крепко прижимала к себе Максимку, шепча:

— Все будет хорошо, маленький, все…

Она не пыталась отойти в безопасное место, не могла думать о судьбе Катьки, о террористах, она только знала неизвестно откуда явившимся откровением — это ее, в горниле страданий и смерти обретенный ребенок, она никому и ни за что его не отдаст!

Благодатный огонь в тот день не снизошел в Иерусалим.

Анжела проверила сумку перед выходом, когда в дверь позвонили. Она заглянула в глазок и досадливо поморщилась — соседка Анна Степановна. Активистка, сплетница, пенсионерка — гремучее сочетание. К тому же Анжела знала, зачем приперлась соседка: требовать сдать деньги на новую дверь в подъезд. Можно было бы сделать вид, что никого нет дома, но соседка так просто не уйдет, и за Максом в школу уже пора, и вообще надо давать отпор, а не прятаться. Анжела ведь почти научилась показывать зубы, жизнь заставила. Она глубоко вздохнула, будто собираясь нырять, и щелкнула замком.

Предчувствия не обманули. Соседка немедленно завела:

— Анжела, а я-то тебя давно дожидаюсь! Вход в подъезд нам надо укрепить, решили же на общем собрании…

Она попыталась войти в прихожую, но Анжела решительно вытолкала Анну Степановну в общий коридор, вышла следом и заперла дверь.

— Надо — укрепляйте. В подъезде нормальная дверь, в прошлом году только ставили.

— Ты мне не груби, — соседка поджала губы, — ты прямо говори — что, отказываешься деньги сдавать?

— Нет. Я не отказываюсь. Просто у меня нет денег.

— У меня, пенсионерки, есть, а у тебя нет! Ты молодая, работаешь…

— На работе платят неаккуратно, а я одна ребенка поднимаю, — Анжела выдернула ключ из замка. — Извините, я спешу.

— Ребенок не твой! Ты на него опекунские получаешь! — Анна Степановна про всех знала все и пользовалась этими сведениями, как оружием. Но на Анжелу такие уколы давно не действовали, она с каменным лицом прошла мимо соседки к лестнице и начала спускаться вниз.

— Конечно, если вдруг подъезд взорвут или квартиры обчистят, тебе все равно! — крикнула Анна Степановна, перегнувшись через перила. — Все равно придется сдать, вот увидишь! Стыдно в такое время детьми прикрываться, Анжела, стыдно!

Вот сука, устало подумала Анжела неизвестно в какой раз. Такое время, такое время… Анне Степановне на новое время было наплевать, ее сыновья давно выросли и работали один в Москве, другой в Питере, никаких внуков от них соседка особо и не ждала, громогласно высказывая свою точку зрения во дворе:

— Женятся, да. А мне плевать, на ком, пусть хоть на козе, я все равно ее и знать не желаю. Лишь бы прописать не просила, никогда не пропишу, ни ее, ни ребенка. Ребенок неизвестно еще, чей будет, а такая вот захочет вселиться и жилье оттяпать, потом не выселишь! Ребенком будет шантажировать, так что и не нужно мне тех детей никаких, сами не заработают, нарожают и норовят жилье оттяпать. Как это — жильем поделиться? Самое главное в жизни — жилье.

Анжела подозревала, что Анна Степановна высказывала свои взгляды на весь двор в расчете ознакомить с ними окрестных молодых девушек, несомненных хищниц и охотниц до чужого жилья. На саму Анжелу соседка тоже поглядывала косо. Анжелу всегда так и подмывало сказать, что толстомордые соседские сыновья ничего, кроме отвращения, не вызывают, но на такую открытую конфронтацию трудно было решиться.

Соседка и так могла сильно испортить жизнь. Когда Максимке было года три-четыре, Анна Степановна при каждой встрече громко, не стесняясь Анжелы, интересовалась:

— А как тебе живется, мальчик? А не обижает ли тебя тетя? Тетя твой опекун, денежки на тебе зарабатывает, а твоя настоящая мама погибла!

Максимка прижимался к Анжеле и упрямо говорил:

— Неправда. Мама.

Не выжав ни слез, ни ругани, ни скандалов, соседка постепенно отстала. Не то чтобы она ненавидела конкретно Анжелу, она просто считала окружающих ленивыми беспринципными халявщиками, норовящими урвать чужой кусок, и страшно огорчалась, если это оказывалось не так.

Анжеле до сих пор жутко было вспоминать, сколько нервов ей стоило установление опекунства, бесчисленные справки, чиновничьи кабинеты. В ее пользу сыграло то, что ее собственная мать неожиданно поддержала ее в решении забрать Максимку, и что мамаши Макса и Катьки вовсе не горели желанием заботиться о внуке.

Подписывая окончательный акт, дама из органов опеки, сказала:

— Вам повезло, проскочили.

Что именно Анжела проскочила, она поняла довольно скоро. Новая эпоха имела один плюс — детей-сирот усыновляли или брали в приемные семьи так активно, что детские дома практически опустели. Люди, лишенные возможности родить своего ребенка, готовы были заботиться о чужих, пока те еще оставались… как скоропортящийся товар. Дети-то взрослели. И новых не предвиделось из-за врага, одержавшего победу без единого выстрела и уложившего человечество на обе лопатки.

У врага было имя, красивое имя, напоминающее о танцах, сверкающих улыбках, ярком латинском солнце. Оно выговаривалось легко и певуче, только на третьем слоге язык прищелкивал, как кастаньеты — ра-тонь-е-ра. Ратоньера. Крыса — рат, ратоньеро-кабальеро — крысолов. Как тот хромоногий демон, что явился в город Гамельн, избавил его от крыс и утопил детей, штамм «Ратоньера» обрек на смерть от старости весь мир, лишив людей потомства.

Новый вирус не особо стремился раскрывать свои секреты. Его выделили, его всесторонне изучили, опробовать его действие, правда, было уже не на ком. Ратоньера обладала необычайно высокой вирулентностью — в считанные недели ею переболело все человечество. В остальном же это был обычный вирус гриппа. Как и почему он навсегда отключал репродуктивную систему, установить не удалось. Просто ни единой беременности в мире вот уже восемь лет не наступало, ни обычным путем, ни искусственным. Вспомнили о замороженном биоматериале в ЭКО-центрах, но оплодотворенные яйцеклетки, подсаженные суррогатным матерям, не приживались. Ни одна. Пытались создать для них инкубатор, и все параметры в нем поддерживались, как положено, но крошечные крупинки, заключавшие в себе последнюю надежду человечества, не развивались и там.

Так и не определили, откуда взялась ратоньера, лишь приблизительно можно было сказать, что вирус-мутант появился где-то в районе Черноморского побережья, потому что эпидемия началась оттуда. Вирус молниеносно расплескался волнами по Европе, перепрыгнул через Урал, в считанные недели распространился по всей Азии, вместе с пассажирами авиарейсов перелетел в Северную и Южную Америки, перебрался в Африку и Австралию. Безжалостней испанки, неотвратимей чумы, вирус поразил даже вернувшихся с антарктических станций полярников и спустившихся с орбиты космонавтов — попытки изолировать их ни к чему не привели, все переболели гриппом и получили абсолютное мужское бесплодие.