Кларинда - Штамм «Ратоньера»

Настроение улучшилось при одном взгляде на сбежавшего с крыльца Максимку. Он был радостным, светлым ребенком, практически не доставлял хлопот с учебой, сам читал книги запоем, ходил во все кружки, куда приемная мать его записала — правда, не скрывал, что сердце его отдано технике.

— В понедельник классный час и все, — сообщил Максимка, вертя головой. — Ой, Лизу уводят… я думал, еще здесь на площадке поиграть…

— Не огорчайся, видно, ее родители спешат, а время сейчас такое, детей одних на улице не оставляют.

Максимка повиновался, хоть и не без сожаления. За поворотом собралась небольшая толпа, люди указывали вверх. Сигналя, подъехала пожарная машина. На карнизе дома напротив на высоте шестого этажа прижалась к стенке человеческая фигура — растрепанные волосы и бесформенный балахон позволял догадаться, что это женщина.

— Не делайте глупостей, оставайтесь на месте, — воззвал трубный глас из рупора. — Сейчас вам окажут помощь…

Женщина, не слушая, вскинула руки над головой и сделала шаг в пропасть. Анжела прижала к себе голову ребенка:

— Не смотри туда, сынок… Не смотри!

…Вот она, третья смерть, думала она, когда раздался удар оземь и рядом заголосили люди. Сколько сейчас суицидников, боже, как это страшно — лететь с высоты, никогда она сама этого не сделает.

Численность населения земного шара на десятый год ратоньеры составляла шесть миллиардов человек.

Максим сидел на перроне, поглядывая то на небо, то на здание вокзала, то на телефон. До прихода поезда время еще оставалось, немного, но достаточно, чтобы начинать нервничать. Конечно, у них провинция, но «Саранче»-то пофиг. Тем более, рейсы из Москвы взрывают частенько. Лиза именно из Москвы возвращается.

Максим вытащил телефон, разыскал в списке контактов знакомую фотку и еще раз обернулся на привокзальную площадь. Встречающие-провожающие, отъезжающие с багажом и без, черные фигуры охранников. Сканеры, перила, турникеты. Все равно, если террорист захочет, он пройдет.

Телефон выдал гудков десять, не меньше, Максим уже начал беспокоиться, но тут раздался знакомый звонкий голос Лизы:

— Привет! Я подъезжаю, уже даже Никитовку в окно видно, ты где?

— На вокзале, жду.

— Мои тоже ждут, они на машине, давай с нами?

— Нет-нет, я так. Просто хочу убедиться, что ты доехала.

Семья Лизы была обеспеченной по прежним меркам, и оставалась такой. Все же существовавшие тысячу лет основы пока еще скрепляли цивилизацию, человечество не сползло окончательно в безумие и мародерство. Работали предприятия, коммунальные и административные службы — с перебоями, но работали, действовал общественный транспорт, выплачивались зарплаты и пособия. Мир напоминал часы, завод которых вот-вот остановится, и все же стрелки тикали.

Не случись ратоньеры, Максима с Лизой давно бы развела судьба. Она бы училась где-то за границей, родители и сейчас не теряли надежды отправить дочь в Германию, где жизнь была наиболее безопасной. Но увы, Берлин полностью закрыл государственные границы, в том числе и для беженцев из арабских стран, которых все еще было немало. Журнал «Шарли Эбдо» опубликовал собственную же карикатуру двадцатипятилетней давности с утонувшим ребенком и разместил рядом новую, с утонувшим стариком, сопроводив ее подписью, что все, дескать, течет и меняется. Над карикатурой не смеялись, вообще все улыбки последнее время тускнели рядом с оскалом черепа ратоньеры.

Это был странный мир, мир без детей и подростков. Мир без школ и роддомов, детских садов и площадок, мир без будущего и стимула жить дальше. Последним детям ратоньеры исполнилось шестнадцать-семнадцать лет, это были красивые юноши и девушки, многие из них вели уже вполне взрослую жизнь, но их красота тоже оказалась бесплодной, как пустоцвет.

Человечество окончательно потеряло надежду. Снова, как в первый год эпидемии, выросло количество суицидов. Над планетой словно повисли горящие буквы «МЕНЕ ТЭКЕЛ ФАРЕС», начертанные красками полярных сияний, огнями реклам и вспышками пролетающих метеоритов. Правительства во всем мире призывали к спокойствию и обещали огромные суммы на научные исследования, которым люди уже не верили. Кто-то сходил с ума, кто-то отказывался признавать очевидное. В детских колясках катали собак и кошек, на улице можно было встретить пожилую даму с косичками и в воздушном девичьем платьице или старика с ирокезом. Некоторые детские площадки раскатали бульдозерами, словно в ярости пытаясь уничтожить даже память о прежней жизни, но кто-то продолжал наводить глянец на уцелевшие карусели. Возникла новое движение антинатуралов, и означало это слово совсем не то, что можно было бы подумать. Участники организации — преимущественно молодые люди — ездили в леса, степь, к озерам, на морское побережье, где с остервенением уничтожали потомство животных. Антинатуралы не слишком скрывались от стражей порядка, будучи пойманными, они обычно громко возмущались, как можно вообще их преследовать, они всего лишь восстанавливают справедливость! Неужели прочие люди настолько трусливы, что готовы смириться со смертью своего рода, в то время, как даже мерзкие крысы, отвратительные мокрые лягушки или грязные свиньи будут существовать дальше!

Антинатуралам нечего было предъявить, кроме браконьерства, а наказание за это редко бывает достаточно суровым, зато биологи-любители тоже объединились в движение защитников природы, караулили своих оппонентов и колотили их, порой до смерти.

Самой востребованной стала профессия психолога, даже теперь некоторые ухитрялись делать бешеные деньги, штампуя фальшивые свидетельства и дипломы или принимая пациентов. Круглые сутки были открыты увеселительные заведения, выпивка лилась рекой — кто-то подсчитал, что, активно пьянствуя, человечество подчистит свои запасы спиртного за несколько десятков лет, даже если не производить новых. Но, конечно, винные заводы продолжали работать, как и автомобильные, и ювелирные мастерские, и производители гаджетов — всех милых сердцу излишеств, от которых трудно было отказаться, да и какой смысл в отказе…

Многие, желая хотя бы напоследок получить от жизни все, брали кредиты и отказывались их оплачивать, ибо мир все равно обречен. Банки, впрочем, с такими аргументами были глубоко не согласны, и предупреждали, что кредиты необходимо возвращать, даже если седьмой ангел апокалипсиса уже поднес свою трубу к губам. Все же неплательщики были настолько частым явлением, что кредитование физических лиц постепенно сходило на нет.

В соборах, кирхах, мечетях и пагодах по-прежнему толпились люди, пытающиеся найти утешение, толпились, несмотря даже на страх перед «Саранчой». С равным успехом можно было погибнуть дома или на улице. В Израиле наблюдалось невиданное нашествие паломников, на горе Фавор вот уже несколько лет ни днем, ни ночью яблоку некуда было упасть. В Ватикане прошло самое крупное за последние годы богослужение о прекращении страшной напасти и возобновлении чадородия, в конце молебна Папа римский лично выпустил двенадцать голубей. Это событие транслировалось напрямую, но вещание вдруг было оборвано прямо посередине. Что произошло, так конкретно и не стало известно, по официальной версии, просто произошел технический сбой, по разошедшимся по миру неофициальным, голуби мгновенно попадали наземь и умерли от старости. Утверждали, и что произошел чудовищный теракт, в результате которого был уничтожен Ватикан, или, в смягченном и более правдоподобном варианте, теракт был не настолько крупным, чтобы разрушить курию полностью, но все же был, и транслировать его на весь и без того обезумевший мир не стоило.