Борис Батыршин - Клык на холодец

Кочегар подавился и выпучив глаза, уставился на сильвана. Тот ответил немигающим, бесстрастным взглядом.

– Что, съел?

Егерь похлопал путейца по спине. Тот закашлялся..

– Вот тебе урок: осторожнее с подрастающим поколением! А в Лосинку я тебя соваться не прошу: добросишь до эстакады на Ярославке, и довольно.

– До Ростокина! – отрезал Кочегар. – И только из уважения к тебе! Глаза б мои их не видели…

– До Ростокина, так до Ростокина! – легко согласился егерь. Оттуда дадим знать в Лосинку, пусть забирают, как хотят.

– Как хотят, значит? А тебе на них совсем плевать? Тоже глаза бы их не видели?

Егерь подскочил, словно его кольнули сзади шилом, и обернулся. Чего-чего, а презрительного или хотя бы снисходительного отношения к «зеленушкам» его подруга не спускала никому. Тем более – любовнику.

Егор едва сдержал улыбку. Трёх часов не прошло, как они встретились недалеко от заброшенной церквушки. Девушка была в окружении дюжины здоровенных псов. Увидев егеря, она с визгом повисла у него на шее: «Сереженька! Любимый! Пришёл!..» Тот в ответ что-то успокоительно шептал ей на ушко и гладил по спине, вздрагивающей от рыданий.

– А мы тут как раз о тебе!.. – преувеличенно-радостно заговорил Бич. – Это ж кому рассказать, не поверят: и сбежала, и с нами сумела связаться, и даже Стаю на помощь привела!..

Девушка независимо вздёрнула острый подбородок.

– Лесть вам не поможет, обвиняемый! Ступайте лучше в лазарет. Палыч, который Виктор, хочет вам что-то сказать. Уверяет – важно…

Лазарет наскоро оборудовали в одной из комнат особняка. Туда отправили всех раненых – «партизан», «зеленушек», пострадавших во время скоротечного боя грачёвцев. Туда же поместили и Лискиных спутников – далеко не в самом лучшем состоянии.

– Виктор? Яськин отец, который Порченого скрутил? А он разве не?…

– Ева вытянула. Говорит – практически с того света. И вообще, хватит болтать, иди уже! Сам всё узнаешь.

– Яд называется Анк-Тэн, или «сок мёртвых корней». Его секрет известен только в Петровской обители – объясняла на ходу Ева. В малых дозах – а вашему приятелю досталось совсем чуть-чуть – он вызывает омертвление нервов, но не сразу, а постепенно, ползуче. Если бы не девчонка, спасти бы его не удалось. Сумасшедшая валилась мне на голову, отобрала баночку со слизнем и умотала. Ещё и крикнула напоследок: «За мной беги, старая кошёлка!»

– А ты?

– А что – я? Сейчас мне не до неё, но когда-нибудь доберусь и уж тогда…

Женщина говорила низким, почти мужским, сильно прокуренным голосом. Егерь любовался ею: круглое коричневое лицо, в лёгкой сетке морщин, с которыми не всегда справлялись чудодейственные лесные притирания, снежно-белые, седые волосы, ярко-синие глаза. Поверх егерьской «горки» накинут медицинский халат. «И где только она его тут раздобыла? – мелькнула мимолётная мысль. – Наверное, с собой возит, в заветном саквояже…»

– Я не о белке. С раненым что ты сделала?

– Когда я подоспела, первый слизень уже почернел и отвалился. Девчонка рыдала, билась в истерике, но при этом пыталась высасывать кровь из раны – как будто это могло чем-то помочь! Но у меня, на счастье, были ещё два слизня. Первый тоже сгорел от яда минут за пять, второй тянул из раны отраву часа полтора, пока не ссохся. А вот руку спасти, скорее всего, не получится. Яд сжёг нервные жгуты, она так и останется парализованной, да ещё ураганная гангрена… А в остальном, слава Лесу, ограничилось лёгочным спазмом, да блуждающий нерв слегка задело. Главное мозг не пострадал, а то всё, сливай керосин.

Егерь кивнул. Он подоспел к месту событий как раз вовремя, чтобы связать друида, оклемавшегося было после страшного удара по тестикулам – и с первого взгляда узнал в распростёршемся на траве человеке своего старого друга. Того, по чьему зову он когда-то примчался из Леса в далёкий Екатеринбург, спасать его единственную, обожаемую дочку от ужасов спецсанатория.

Впрочем, далеко злодей уйти всё равно не смог бы: свинцовый шарик из мощной, с тяжами из кожи чернолесских кикимор, рогатки ещё никому не прибавлял здоровья. Егерь не мог припомнить случая, чтобы Яська мазала с такого пустякового расстояния.

Раненый лежал на матраце, набитом душистым сеном – его, вместе с прочим полезным барахлом, принесли в усадьбу перепуганные грачёвцы. Увидев посетителей, Виктор попытался приподняться на локте.

– Лежи уж, герой! – Бич присел на стул. – Наслышан, как ты грибных шинковал.

– А, ерунда… – Виктор отмахнулся. – Было бы о чём говорить… Зомби, конечно, твари, живучие, но медлительные и неуклюжие – не то, что чупакабры. Но я хотел о другом…

И выразительно покосился на Еву. Докторша поняла намёк.

– Ладно, секретничайте, меня пациенты ждут. Только чтобы не смел вставать!

– Серьёзная тётка… – пробормотал Виктор, провожая её взглядом. – У вас в Лесу таких много?

– Это ты ещё не видел, как она стреляет! – похвастался Бич. – А вообще, Ева – уникум. Кстати, она в твоей девчонке души не чает, имей в виду.

– Как она тут вообще?..

– Если ты о Яське, то лучше всех. Я за ней присматриваю, как и обещал.

– Не сомневаюсь. Ну-ка, Серёг, помоги, замаялся уже лежать…

Егерь помог раненому сесть, подсунул под спину тощую подушку. При этом простыня съехала, открыв левую руку – почерневшую, неподвижно висящую, как плеть.

Виктор перехватил его взгляд.

– Докторша говорит: надо резать.

– Ева наш человек. Она политесы разводить не станет, если говорит «надо», значит, так оно и есть. И лучше её послушать, клык на холодец!

– Твоё любимое присловье? – Виктор невесело усмехнулся. – Некоторые вещи не меняются.

– А чего им меняться-то? Так я говорю: Еву лучше послушать. Были, знаешь ли, прецеденты…

– Да это ясно. Просто – куда я без руки-то? Снаружи ещё можно перекантоваться – протез там биомеханический, сейчас их недорого делают… Но туда, как я понимаю, мне теперь хода нет?

Бич отвёл взгляд. Зачем вселять в человека напрасные надежды? После трёх подряд слизней любой обречён провести остаток жизни в пределах МКАД.

– Ну, в общем, я так и думал. Да ты глаза-то не прячь, небось, не сопляк, стреляться не стану, справлюсь…

И заворочался, устраиваясь поудобнее. Егерь сунулся, было помочь, но напоролся на яростный взгляд. Виктор неловко, здоровой рукой поправил подушку.

– Одно хорошо: боль совсем не ощущается, а то бы я тут по стенам бегал…

Он кивнул на распухшую, страшно почерневшую кисть. Болезненные чёрные и багрово-фиолетовые полосы ползли от запястья к локтю и дальше, к плечу.

– Я, собственно, чего тебя позвал? Напарник мой, тот, что с пулевым в лёгкое – он, кстати, тоже на пакость эту зелёную подсел – непростой малый оказался. Давай так, Серёга: я тебе изложу всё, как есть, а ты уж решай, что с этим делать…