Вячеслав Бец - Расплата

Впервые Дьяков поднял лицо и посмотрел Гронину в глаза. В его взгляде Паша увидел неприязнь, досаду и смирение. А ещё силу духа. Жаль, очень жаль, потому что Гронину не хотелось его ломать.

– Ладно. Хорошо. Мы могли бы поторговаться по старой дружбе, но нет, так нет. По той же дружбе сделаю тебе прощальный подарок – если узнаю у других всё, что мне нужно, то ты страдать не будешь.

Гронин поднялся и направился к выходу. Дьяков следил за ним исподлобья, но молчал, пока Павел не дошёл до самых дверей камеры.

– Поторговаться на что? На лёгкую смерть? – с горькой иронией спросил он, когда Павел протянул руку к ручке двери.

Полковник замер на секунду, затем медленно повернулся к Коле.

– А чего ты хочешь? Назови свои условия.

Почему именно так? Почему Гронин строит предложения именно так? На что он реально готов пойти? И почему хочет получить информацию именно от него? Дьякову стоило бы задать себе все эти вопросы, но задал он только один из них, а для того, чтобы остаться в игре этого было недостаточно.

– Свобода. Запас еды на неделю, оружие и свобода. Вот, что мне нужно.

– Ого-го. Серьёзный список, учитывая обстоятельства. И что в эти времена господства бартера ты готов дать взамен? Что ты считаешь равноценным этому запросу?

Это был поворотный момент. Дьяков это чувствовал, но знал, что Гронин, во-первых, совсем не прост, а во-вторых, непредсказуем. Если Коля сейчас продешевит – второй шанс ему вряд ли представится. Если предложит слишком много… рискует окончательно погубить дело, которое после него мог бы закончить кто-то другой, ведь взяли не всех. Но общее дело точно не дороже жизни. Оставался последний вопрос – сдержит ли Гронин слово?

– Поверь, у меня есть, что тебе предложить. Во всяком случае, мне так кажется. Что ты хочешь узнать за мою свободу?

Гронин сделал шаг назад, упёрся спиной в дверь и сложил руки на груди. Некоторое время они с Колей сверлили друг друга взглядами, оценивая противника и собственные силы. Затем Паша начал поединок.

– Кто был инициатором заговора?

Дьяков не ответил, но вскоре задал свой собственный вопрос.

– Как ты меня отпустишь?

Паша слегка повернул голову набок и немного прищурил правый глаз. Дьяков понял, что должен уточнить свой вопрос.

– Как объяснишь людям, что отпускаешь меня?

– Да никак, – пожал плечами Павел. – Просто отпущу и всё. Ваш заговор был направлен против меня, а не против людей, поэтому мне и принимать решение, что с вами делать. Могу хоть всех отпустить, и никто мне ничего не возразит.

В принципе, аргумент был логичный. Заговорщики и правда не желали лишних жертв. Всё, чего они хотели – это сменить руководство и политику организации, поэтому вряд ли люди будут возражать, если Гронин решит проявить милосердие.

– Хорошо, – кивнув, согласился Дьяков. – Какие гарантии?

– Ты о чём? – Павел удивлённо вскинул брови. – Какие могут быть гарантии, если ты до сих пор ничего не сказал? Может, я знаю больше тебя?

– Тогда всё это не имеет смысла, – поникшим голосом сказал Коля.

– Ну, раз ты так считаешь, то и ладно, – Паша оторвался от дверей и опустил руки. – Хех, знаешь, игнорированием возможности остаться в живых ты удивил меня даже больше, чем своим участием в заговоре.

Он снова ухватился за ручку и быстро открыл дверь. Дьяков выкрикнул имя. Паша, который уже переступил порог, замер. Само имя не было для него новым. Об участии этого человека в заговоре он знал почти с самого начала, но никак не мог выяснить, насколько высокий пост среди заговорщиков он занимал. Всё же, он не обладал достаточными способностями или знаниями, чтобы руководить крупной подпольной сетью, поэтому тот факт, что этот человек, по словам Коли, мог быть инициатором заговора, несколько удивил Павла.

Глубоко вздохнув, Гронин снова развернулся, шагнул обратно и закрыл дверь. Затем посмотрел на Колю хмурым взглядом.

– В следующий раз я выйду, что бы ты ни сказал, и больше сюда не вернусь. При таком раскладе эта встреча станет последней, а твоя участь – решённой. Поэтому лучше тебе определиться прямо сейчас, что ты собираешься делать, – с прижимом предупредил он.

Коля сжал губы, опустил взгляд и несколько раз легонько покачал головой. Выбор был сделан.

Они проговорили около часа. Около трёх четвертей услышанного Гронин уже знал. Через оставленного в живых водителя, этого нерадивого участника покушения, Павел внедрился в подполье. Правда, вскоре водителя убили, зачищая хвосты, но Павел успел завербовать ещё двоих участников заговора, что в итоге и решило судьбу всего подполья, поскольку дальше опыт работы позволил Гронину быстро продвинуться и выяснить всё, что ему было нужно.

Однако кое-что из рассказанного Дьяковым всё же имело ценность. Как минимум, помогало собрать пазл до конца, а в отдельных случаях давало серьёзную пищу для размышлений.

– Зачем ты сам в это полез, Коля? Чего тебе не хватало? – укоризненно спросил Павел, когда их основная беседа подошла к концу.

Но это стало единственным вопросом, на который Коля не ответил. Гронин подождал минуту, но ответа так и не получил.

– Ладно, я пошёл, – сказал он, поднимаясь со стула.

– А я? Что со мной?

Паша задержался ненадолго, оценивающе посмотрел на Дьякова и плотнее сжал губы.

– Всё, как договаривались, – сказал он после коротких раздумий.

Он развернулся и быстро пошёл к выходу.

– А как мы договаривались, Паша? – бросил ему вдогонку обеспокоенный Коля.

Гронин уже переступал порог.

– Никуда не уходи, – не оборачиваясь, сказал он напоследок.

– Я получу свободу?!

Через секунду дверь громыхнула, и послышался щелчок замка. Это стало единственным ответом.

Скоротечный и, если так вообще можно выразиться, лёгкий бой, стал для Ани, никогда ранее не видевшей ничего подобного, первым испытанием, и она прошла его довольно легко. Впрочем, оно и не странно, если учитывать тот факт, что противник даже толком не стрелял в сторону блокпоста. В любом случае Ане, которая с первой минуты своего побега из Луганска готовилась к чему-то подобному, показалось, что всё не так страшно, как она думала. По крайней мере, она и раньше считала, что подготовка и настрой в критических ситуациях решают всё, а по поведению «анархистов» в бою убедилась в этом воочию. Жаль только, что она не знала, сколько нужно работать, чтобы иметь достаточную подготовку, и сколько всего пережить, чтобы психика очерствела настолько, чтобы сохранять тот самый «настрой», если это слово вообще здесь уместно.

Одни и те же воины не всегда и не во всех битвах ведут себя одинаково. В каждом отдельном случае значение может иметь безнадёжность сложившейся ситуации, вера в свою правоту, личная решимость или отвага, и множество других факторов. У многих вырабатывается привычка, пофигизм, а иногда и цинизм ко всему. Кто-то жаждет адреналина, кто-то просто хочет убивать и понимает, что ответный риск это просто часть игры. Есть те, кто привыкает к этому, свыкается с происходящим, начинает ориентироваться по звукам: по крикам ярости или боли, по свисту пуль, по шуршанию мин, по гулу двигателей, по хлопкам, толчкам или звону выстрелов, и, разумеется, по грохоту взрывов. Всё это становится частью воина, привычным звуковым сопровождением его «работы», начинает составлять обычную рабочую атмосферу, своеобразный фоновый шум.