Ник Никсон - Жажда. Тёмная вода [СИ]

Витька подошел к микроавтобусу, в котором расположился Сема.

— Молчит? — указал взглядом на рацию.

Сема нехотя кивнул.

— Наверное, сталкеры разоблачили его, да сами пристрелили.

— Будь моя воля, я бы ядерный заряд на них сбросил.

— Жаль, что у нас ядерного заряда, — сказал Витька.

— Один из погибших пацанов — брат мой старший. Борька. Он мне как отец был. Я видел тело, ему башку проломили в кашу. Правильно Робсон говорит, с ними надо как с тараканами — травить всех без разбору, и баб, и мужиков, и их личинок. Без них в кольце станет намного лучше.

Сема достал с заднего сидения дубинку с торчащими на конце гвоздями.

— Я сначала проломлю голову Кобальту, потом буду проламывать остальным, пока не доберусь до второй крысы, которая это с братом сделала. Какой — то молодой утырок. Он пожалеет, что вообще родился.

Витька пялился на радиостанцию, и тут ему в голову пришла мысль. Кто ему поверит на той стороне? Для сталкеров он стукач, а Ток свой. Ни Кобальт, ни Батя и слушать его не станут.

Тетя Оля послушает. Но как связаться с ней? Она не носит личную рацию.

У Сёмы заурчало в животе.

— Нам привезли консервы с хлебом. Сходи перекуси, я тебя подменю, — предложил Витька.

— Да, наверное, стоит сходить. Со вчерашнего вечера ничего не жрал.

Сема отложил дубинку, протянул Витьке рацию на проводе.

— Как только услышишь кодовое слово «маска», отвечай «голгофа». Потом слушай внимательно и записывай каждое слово.

— Маска, голгофа — все понял.

Сема посмотрел Витьке за спину, сказал кому — то:

— Не думал, что ты так быстро освободишься.

— Сказали — отбой пока, — ответил неизвестный.

Голос до боли знакомый. Витька обернулся вполоборота и обомлел. Тот самый бомж из книжного магазина шел к нему навстречу. Не может быть!

— Отбой?! — возмутился Сема. — Кто сказал?

— А я знаю? — посетовал бомж. — Говорят, им дали еще время до восьми.

— Не нравится мне это. Неужели, хотят договориться? — Сема вонзил палку в асфальт. — Они не слезут, отвечаю, не слезут.

— Не волнуйся. Будет штурм, я тебе обещаю.

— Кстати, это Санька, Робсона человек.

— Виктор Осипович Мейерхольд, — бомж протянул руку. — Можно просто Осипыч.

— Вит… Саня.

Витька не стал жать руку, отвернулся и быстрым шагом направился прочь.

— Санька, ты куда? — в спину крикнул Сема.

Зайдя за дальний микроавтобус, Витька прижался к металлу спиной. Сердце бешено колотилось. Выждав немного, аккуратно выглянул. Бомж Осипыч, подозрительно щурясь, пялился в его сторону. Неужели узнал? Сейчас расскажет Семе, и тот проломит ему голову дубиной.

Витька попятился назад, налетел спиной на кого — то. Обернувшись, с удивлением обнаружил перед собой Великого князя и Робсона. Последний выглядел поникшим.

— Это Санька, говорил вам про него, — сказал воевода раболепским голоском.

— Здравствуйте, — сказал Витька.

Князь с пристрастием осмотрел его.

— Знакомое лицо. Где я тебя видел?

— Бывший кремлевский наливщик, — объяснил Робсон.

Потеряв к Витьке интерес, князь обратился к воеводе:

— Ты все уяснил?

— Да, — ответил Робсон.

— Еще раз будешь действовать без моего одобрения, я тебя сам вздерну всем в назидание.

— Пожалуйста, простите меня.

Князь ушел. Робсон смотрел ему вслед, и будь такой взгляд направлен на Витьку, у него в спине прожгло бы дыру.

— Сука продажная, — сквозь зубы процедил воевода и, размахнувшись, ударил кулаком по задней двери микроавтобуса. На металле осталась кровавая вмятина.

Витька молча стоял рядом. Внезапно воевода схватил его за плечо и потянул за собой.

— Пшли.

Они остановились у легковой машины, припаркованной чуть в стороне от всей движухи. Робсон открыл багажник. Внутри, в чехле, лежала каких — то невероятных размеров снайперская винтовка. Робсон посмотрел на нее страстно, как на любовницу, потом перевел взгляд на Князя вдали.

— Посмотрим, как ты и это проглотишь. Санька, давай за руль. Найди мне хорошую точку.

Пройдя по тоннелю, группа во главе с Кобальтом оказалась в подвале неприметного жилого дома. Некогда кипящий жизнью двор, привыкший к автомобильному шуму и детским голосам, напоминал аллею на заброшенном кладбище. Ржавые останки качелей торчали из земли подобно крестам на могилах. Слабый ветерок гладил высокую траву гигантскими невидимыми ладонями. С четырех сторон двор окружали жилые дома, между ними имелись небольшие проезды. Идеальное место для эвакуации.

Ближайшие дружинники Гортранса в ста пятидесяти метрах отсюда. Не близко, но и не совсем далеко. Действовать надо тихо. Хоть твари и редко подбираются так близко к Миду, зная о тяжелом нраве сталкеров, не исключено, что какой — нибудь броненосец или крысаморд забредет сюда на свежий запах человеченки. В иной раз Кобальт пришил бы такую тварь в два счета, но сейчас любой выстрел привлечет ненужное внимание. Позволить этим ублюдкам дружинникам поймать Локуса, и тем более узнать о расположении входа в секретный тоннель — никак нельзя.

Кобальт показал жестом остальным — следовать за ним, и пошел вперед. Ранее он провел инструктаж, на котором коротко рассказал о самых важных правилах: делать только то, что он говорит, молчать и общаться лишь жестами. Но что — то подсказывало, что Локуса эти ограничения не остановят. У мальчика имелась некая ментальная связь с тварями. Кобальт давно догадался, что Локус не просто так наткнулся на гнездо в Миде. Он чуял тварей не так, как Кобальт — на уровне интуиции, — а намного острее. Как он это делал, оставалось загадкой, но именно эта способность, Кобальт надеялся, им поможет добраться до Королева.

Через открытые пространства и проспекты перемещались короткими перебежками, старясь основное время держаться глухих дворов. Вскоре Кобальт поймал себя на мысли, что рад присутствию в группе Фонаря. Еще один человек, умеющий обращаться с оружием, согревал его тыл.

— Зачем ты сказал, что видел летающую тварь? — спросил его Кобальт еще в убежище.

Этот поступок Фонаря помог убедить остальных проголосовать, как требовалось.

— Не хочу закончить свою жизнь как отец, — ответил Фонарь.

По началу многие верили, что некоторым с ВДНХ удалось уцелеть, возможно, даже сбежать в кольцо и обосноваться в одной из общин. Фонарь лично приезжал увидеть всех новоприбывших, даже если словесное описание было далеким от образа его отца. Кобальт догадывался, что Фонарь вызвался пойти с ним, надеясь выяснить наконец, что на самом деле произошло на территории выставочного центра десять лет назад.

От Цветного бульвара двинулись к пересечению с Проспектом мира. Кобальт хорошо помнил, как принимал участие в строительстве заграждений, однако сейчас они превратилось в разбитые руины. Во некоторых местах стены обвалились сами, в других бреши были делом рук тварей или урок. Это доказывало, что Садового кольца, как заградительного барьера между цивилизацией людей и остальным миром, давно нет.