Никита Шарипов - Выжить любой ценой

— Ну вот зачем ты встал раньше времени? — спросила Наташа, уперев руки в боки, и вперив в меня грозный взгляд. — Не терпеться снова бежать спасать человечество?

— А где Лёха? — пробубнил я, трамбуя в рот пельмень за пельменем. — Хочу подробностей.

— Живой твой Лёха. — недовольно пробормотала Наташа. — Но в «Ковчеге» его нет. Ты даже не хочешь узнать, как сюда попал?

Я покачал головой, и откусив приличный кусок хлеба, запил его компотом.

— Вообще помнишь что-нибудь? — спросила Наташа. — Узнать сколько переломов не хочешь?

— Ключица в хлам. — пробормотал я, когда удалось прожеваться. — Три ребра сломаны. Рука сломана. Лоб разбит. Был. Я регенерирую, и те железяки, что в меня вставили, сильно мешают.

— Как ты это узнал? — удивленно спросила Наташа, но позы руки в боки не поменяла. Меня это сильно забавляло. С таким же успехом пушистый кролик может пытаться испугать хитрого лиса.

— Я чувствую тело как никогда раньше. Это новая мутация. И она мне нравится…

— Что именно в тебе изменилось? — заинтересованно спросила Наташа. Суровость во взгляде сменилась любопытством.

— Категорических изменений нет. — сказал я, и отодвинув опустевшую тарелку из-под пельменей, заменил ее на картофельное пюре с котлетой. — Чувствую инородные предметы в теле. Ощущаю, как срастаются кости. Те вещи, которые раньше происходили сами по себе, теперь поддаются полному контролю. Мне под силу перебросить все силы организма только на регенерацию правой руки. Свободно могу замедлить сердцебиение, и не дышать в течении десяти минут. Возможно больше. Стоит установить максимальный предел.

— Тебе нужно долечиться. — утвердительно сказала Наташа.

— Нужно вытащить из меня титан. Мне некомфортно чувствовать инородные предметы. — сказал я. — И еще нужна одежда.

— Сейчас схожу. — согласилась с просьбой Наташа. — Но вытаскивать пластины пока рано.

Дверь в палату распахнулась, и влетел немолодой доктор. Растрепанный и запыханный, словно после марш броска.

— Кто разрешал вставать? — скороговоркой выпалил он, злобно уставившись на меня. По морде не скажешь точно на кого похож. Вроде русский, да и говорит без акцента.

Я пожал плечами и спокойно продолжил кушать. Похоже скоро придётся посетить столовую. Нужно восполнять потери веса. На ноги и руки жалко смотреть. Я скинул за время пребывания в коме минимум десятку. Ссохся как египетская мумия.

— Павел Федорович, не ругайтесь пожалуйста. — ласково пролепетала Наташа. Я кинул на нее удивленный взгляд, и она погрозила мне маленьким кулачком. — У Игната восстановилась регенерация. Он стремительно идет на поправку.

— Но это невозможно! — воскликнул Павел Федорович. — Кости не могут срастаться так быстро. Это противоречит…

— Апокалипсис тоже был невозможен. — буркнул я, закончив с приемом пищи. — Но он случился. Потом мутации зараженных. Древние. Все эти проги-защиты. Я не удивляюсь теперь ничему. Но вопрос не в этом. Когда из меня вытащат железки?

— Но они нужны… — начал Павел Федорович, и я резко хлопнул в ладоши. Звук получился достойный, будто в палате разорвалась петарда.

— Железки не нужны. — твердо сказал я. — Они мешают мне. Инородные предметы в теле. Вы просто не можете представить каково это. Я пытаюсь восстановить поврежденные кости, но в них завернуты саморезы.

— Вы не должны их чувствовать! — воскликнул Павел Федорович.

— Здесь есть другой врач? — спросил я Наташу. — Казах в коридоре мне больше понравился.

— Постойте Игнат. — сказал Павел Федорович. — В коридоре вы встретили моего ассистента. Мы можем решить вашу проблему. Если вы настаиваете, то операцию по извлечению титана можно провести в любое время. Завтра вас устроит?

— Можно прямо сейчас. — ответил я…

Операционная была практически в шаговой доступности. В этом плюс убежища. Никаких лифтов, длинных переходов из корпуса в корпус, смены каталок и прочей больничной тягомотины. Операционная как операционная. Никакой разницы с теми, что доводилось видеть раньше. Видеть, лежа на операционном столе. Или вообще не видеть, пребывая в бессознательном состоянии. Ситуации были разные, и все не похожи друг на друга и тем не менее практически одинаковые. Общий наркоз, местная анестезия, память вытащила слово «спинальная анестезия». Веселенькая такая процедура. Практически безболезненная. Тебе загоняют в позвоночник иглу и водят препарат. Ты находишься в сознании, но при этом ничего не чувствуешь. Ощущения приходят потом. Я называл их «отходняк». После того как тебя разберут на запчасти, а потом сложат обратно нервные окончания воют как прокаженные. Гамма ощущений обеспечена на сутки и более. Опять-таки все зависит от степени повреждения. Но спасают наркотические обезболивающие.

В этот раз все было гораздо проще. Я вошел в прохладную операционную и лег на стол, заранее избавившись от заменяющей одежду простыни. Пожилая медсестра быстро избавила меня от повязок, притом постоянно ругаясь и взывая к богу. Напрасно она это делала. Не он сделал меня таким. Но эффект превзошел все ожидания. Разрезы недельной давности уже успели зарасти и превратились в розовые рубцы. Я восстанавливал свое тело, с легкостью контролируя процессы. Главным бонусом новой мутации стало умение контролировать нервные окончания. Можно было выключать боль. Засунуть руку в кипяток и при этом ничего не чувствовать. Поэтому извлечение титана прошло без анестезии и полностью безболезненно. Мне разрезали предплечье и выкрутив множество саморезов из кости, демонтировали пластину. Было весело смотреть на удивленных травматологов, которые ожидали, что я все же не выдержу боли и потеряю сознание. В факт отсутствия боли они так и не поверили.

Пока разбирались с извлечением пластины из ключицы, я перебросил все ресурсы регенерации на правое предплечье и практически полностью заживил разрезы к концу операции.

— Это не поддаётся объяснениям! — воскликнул Павел Федорович, когда с процедурами было покончено, и я начал одеваться. — Вы можете рассказать, как вам это удается?

— Могу. — ответил я. — Раньше регенерация проходила без моего ведома, но была практически такой же высокой. Сейчас я могу контролировать все процессы усилием мысли. В данный момент мне требуется огромное количество энергии.

— Какой энергии? — спросил казах, который также присутствовал на операции.

— Энергии получаемой из пищи. — ответил я. — Побочный эффект быстрой регенерации — истощение организма. Я потерял много мышечной массы. Ее пришлось сжечь для восстановления повреждений, после того как я очнулся. Сейчас я более серьезно разобрался как управлять собственным телом. Все, что съел более часа назад уже переварилось. Пришлось заметно ускорить работу пищеварительной системы. Так же мне требуется очень много воды.