Захар Петров - Муос: Чистилище

— Ну вот, ты примерно прочувствовала на себе, как это может быть. Сейчас это с тобой получилось, потому что ты немного устала и была не готова к этому. Я перевела твоё внимание на лампочку, зациклила всё твое сознание на ней и отключила твоё критическое восприятие происходящего. То есть в цепочке «вопрос — осмысление — ответ» я выбила среднее звено.

— И все следователи это умеют? — бойко спросила Вера с восторженной заинтересованностью. — Научи и меня!

Жанна внимательно посмотрела на Веру и после паузы снова улыбнулась своей лучистой улыбкой:

— Конечно, прямо сейчас и приступим…

Вера сделала вид, что слушает Жанну оживлённо и внимательно. Слушала только одной частью своего располовиненного сознания, а вторая часть обдумывала то, что произошло. Жанна погрузила её в гипноз, и она совсем не помнит, что с ней происходило. Сколько времени она была отключённой — тоже сказать трудно, но по своим ощущениям (ноги от сидения на стуле не затекли, спина от неподвижности не устала) — видимо не больше нескольких минут. Однако и за несколько минут у отключившегося человека можно выяснить многое. Задавала ли ей Жанна вопросы, и если да, то какие именно? В общем-то, никаких тайн у неё ни от кого и нет. Разве что об этом инциденте в Ботаниках? А может, в день приёма в Университет в этом кабинете она тоже была под гипнозом? В любом случае, сейчас ничего изменить нельзя. Можно только впредь быть всё время настороже и не допускать таких ошибок… И ещё одно: Жанна — очень опасный человек, с ней нужно быть предельно осторожной.

То, чему Жанна должна была научить Веру за двадцать дней, Вера успела освоить за полторы недели. Несколько раз Вера сама повергала тестируемых в гипноз, да и без гипноза всё чаще «раскалывала» этих бедолаг, узнавая их грехи перед Республикой. Но, в отличие от Жанны, ей не хотелось лезть в те тёмные уголки человеческих душ, в которых хранился всякий зловонный хлам, до которого Республике нет никакого дела. Жанна это заметила и истолковала правильно, как пассивное осуждение её действий. Ещё Жанну заметно пугали успехи Веры, ступившей на черту, за которой хранились знания, открывать которые Жанна не хотела. Но срок обучения не закончился, а Вера с простоватой напористостью ставила перед инспектором-психологом такие вопросы, на которые ни соврать, ни отмолчаться она не могла, и поэтому была вынуждена выдавливать из себя информацию.

Они по-прежнему играли в наставника-обучаемого, почти в приятельниц, но испытывали всё нараставшую антипатию, скрывали эту антипатию, а также делали вид, что не замечают антипатии другого. И в этой игре, которая была не хуже самого обучения, против огромного опыта и беспредельного цинизма Жанны, выступал гибкий ум, холодное самообладание и раздвоенное сознание Веры. Однажды, поздно вечером, когда психологический диспут почти перешёл в бабский трёп о человеческих пороках, Жанна снова попыталась отключить Веру. Вера вовремя поняла это и попыталась прикинуться загипнотизированной, но что-то сделала не так, и Жанна обнаружила фальшь в её «оцепенении». Она как ни в чём не бывало посоветовала Вере идти отдохнуть, но на следующее же утро доложила куда-то о необходимости досрочного прекращения обучения кандидата в следователи Веры Пруднич ввиду успешного овладения курсом психологических дисциплин.

Вера находилась в одном из самых тайных мест Муоса — в следотделе. Так был назван маленький отсек бункера Штаба, в котором кроме комнаты следователей с четырьмя полками для сна, было ещё два помещения — камера хранения инвентаря и кабинет начсота, единственным украшением интерьера которого кроме стола, стула и такой же койки был огромный сейф на всю стену.

Она помнила присягу в Урочище, ожидала нечто подобное и при посвящении в следователи. Однако посвящение, как и всё в жизни следователей, было напрочь лишено пафоса и внешнего действа. Единственной исключительной особенностью этого ритуала было обязательное участие всех следователей, — пока все следователи не являлись, посвящение не проводилось. Следователи безучастно сидели на нижних полках для сна или стояли, опёршись о лишённую штукатурки стену, и без всякого интереса наблюдали за происходящим. Девять следователей, начсот и Вера. Убедившись, что собрались все, начсот монотонно сообщил:

— Это одиннадцатая, которая пришла вместо четвёртого. Её абсолютный номер — тридцать семь. Сегодня с пятого по десятый переходим на один счёт вперёд. Одиннадцатая становится десятой….

Вера не сразу разобралась в череде числительных. Следователь (её следователь) говорил, что одним из гарантов отказа от штатской жизни является отречение от своего имени. Следователи называют себя не по именам, а по числам — от одного до десяти: «первый следователь», «второй следователь» и т. д. Погиб четвёртый следователь, для восполнения десятки призвали Веру, после чего пятый следователь становится четвёртым, шестой — пятым… А Вера соответственно становится десятой. Привлекший её следователь был одним из самых старых в следотделе — он был вторым следователем. Единственной новостью для Веры было то, что она ещё до посвящения значилась одиннадцатым следователем. А потом она узнает значение присвоенного ей абсолютного номера: она является тридцать седьмым человеком, прошедшим процедуру посвящения в следователи, и это же значит, что в замыкаемом ею ряду двадцать семь следователей числятся погибшими.

Всё также спокойно, как будто проверяя домашнее задание, начальник следотдела последовательно задал всем своим подчинённым вопрос:

— Первый, если десятая нарушит Закон, откажется быть следователем или не убьёт себя, когда не сможет быть следователем, что ты сделаешь?

— Ликвидирую её!

— Второй, что ты сделаешь?

— Ликвидирую.

— Третий?

— Убью её…

Всё это было записано в Уголовном Законе — обязанность каждого из следователей ликвидировать своего коллегу, если он не сможет или не захочет выполнять свою работу или преступит Закон. И всё же от этого зловеще спокойного, странного и страшного ритуала у Веры по спине прошёл холодок. Каждый из следователей сообщал о готовности убить её настолько безразлично и спокойно, что не оставлял сомнения в истинности своих слов.

— Десятая! Если один из следователей нарушит Закон, откажется быть следователем или не убьёт себя, когда не сможет быть следователем, что ты сделаешь?

С непривычки Вера не сразу сообразила, что обращаются к ней, но потом спохватилась и поспешно, но уверенно ответила:

— Я убью его.

Начальник следотдела, едва дослушав Веру, сообщил:

— Расходимся. Десятая и третий, зайдите ко мне.