Вероника Рот - Преданная

— А ты и Тобиас являлись близкими друзьями?

— А у него что, такие есть? — хмыкает Амар. — Я дал ему новое имя. Я сумел распознать терзавшие его страхи и подумал, что он справится со своими кошмарами и начнет новую жизнь. И я назвал его Четыре. Но мы с ним вовсе не были… скажем так — не разлей вода.

Амар откидывается на стенку кузова, закрывает глаза, и на губах его появляется слабая улыбка.

— Понятно, — говорю я. — Он тебе… нравится?

— Почему спрашиваешь?

— Ничего личного, — пожимаю я плечами.

— Сейчас в моих чувствах к нему нет ничего такого, на что ты намекаешь. Но в свое время подобные мысли у меня возникали, но потом мне стало ясно, что он на мои чувства не ответит, и я отступил, — объясняет Амар. — Я бы предпочел, чтобы ты не проболталась.

— Тобиасу? Разумеется.

— Нет, я имею в виду, вообще никому, — и он смотрит в затылок Джорджа.

Я киваю. Впрочем, я не особенно удивлена, что их с Джорджем тянет друг к другу. Оба они — дивергенты, которые вынуждены были разыграть собственную смерть, чтобы выжить. И Амар, и Джордж — аутсайдеры в чужом для них мире.

— Трис, — продолжает Амар, — Бюро одержимо идеей продолжения человеческого рода и передачи другим поколениям здоровых генов. Мы с ним — «ГЧ», и то, что мешает хорошему генокоду… Это не очень поощряется.

— Ага, — бормочу я, криво улыбаясь. — Насчет меня не волнуйся.

— Спасибо, — искренне отвечает Амар.

И мы опять сидим в тишине, наблюдая, как руины смазываются в бесформенные пятна по мере того, как пикап ускоряет ход.

— Я думаю, вы с Четыре очень подходите друг другу, — изрекает он.

Не хочется объяснять ему, что мы с Тобиасом — на грани разрыва. Поэтому я переспрашиваю:

— Да?

— Точно. Видно, как ты на него влияешь. Ведь до знакомства с тобой Четыре был совершенно другим человеком: бешеным, агрессивным, опасным.

— Бешеным?

— Именно.

— А может… — я делаю паузу, — …храбрым?

— Конечно. Но и чуточку сумасшедшим, не так ли? Я имею в виду то, что большинство лихачей предпочло бы прыгнуть в Яму, чем продолжить посещать комнату страхов. Есть храбрость, а есть — мазохизм, а иногда границы между тем и другим несколько размыты.

— Знаю, — ворчу я.

— И я тоже, — усмехается Амар. — Но когда настолько разные люди путаются вместе, ничего, кроме головной боли не выходит. Но вы, ребята, полезны друг другу.

— Путаются, говоришь? — морщу я нос.

Амар переплетает пальцы и крутит ладонями, дабы проиллюстрировать свою формулировку. Я улыбаюсь, но сердце мое щемит от боли.

Иду к стульям и креслам, расставленным у окон диспетчерской, и начинаю просматривать мониторы в поисках моих родителей. Первым делом нахожу Эвелин: она стоит в вестибюле штаб-квартиры эрудитов и шушукается о чем-то с Терезой и каким-то бесфракционником. Они — ее ближайшие помощники. Увеличиваю громкость, но не могу ничего разобрать, кроме невнятного бормотания.

За окнами темнеет ночное небо — такое же, как и над моим бывшим городом. Разве что здесь, над Резиденцией, горят синие и красные огоньки, отмечающие взлетно-посадочные полосы аэродрома. Странно осознавать, что, несмотря на одно и то же небо у нас над головами, мы все абсолютно разные.

Сотрудникам диспетчерской уже сообщили, что я отключил систему безопасности, как и то, что одного из их товарищей убила сама Нита. Но они игнорируют меня, во всяком случае, пока я не приближаюсь к их рабочим местам. Просматриваю кадры, мелькающие на очередном мониторе. Может, я обнаружу Маркуса или Джоанну и пойму, что творится у верных?

Вот мост возле Супермаркета Безжалостности, Спайр, главный проспект сектора альтруистов, Втулка, Колесо обозрения и поля Содружества, на которых сейчас работают люди из всех фракций. Но ни одна из камер не транслирует мне того, что я хотел бы увидеть.

— Ты постоянно тут сидишь, — ко мне приближается Кара. — Страшно ходить по остальной части Резиденции, что ли?

А я действительно часто заглядываю в диспетчерскую. В основном, чтобы скоротать время в ожидании своего приговора от Трис. Еще жду, пока мне не расскажут о наших дальнейших планах по саботажу деятельности Бюро.

— Нет, — говорю я. — Слежу за родителями.

— Которых ты ненавидишь? — произносит она. — Теперь-то все встало на свои места. Да, в этом есть смысл.

— Они опасны, — возражаю я. — И никто, кроме меня, не понимает насколько.

— А что ты сможешь сделать, даже если они затеют нечто ужасное? Отправить дымовой сигнал?

Я молчу.

— Хорошо, — она поднимает руки в знак капитуляции. — Я просто пытаюсь напомнить тебе, что там больше не твой дом.

— Понял.

Никогда не думал, что кто-нибудь из эрудитов хоть что-то соображает в человеческих взаимоотношениях и эмоциях, но Каре в проницательности не откажешь. Я боюсь и поэтому пытаюсь скрыться от страха в прошлом. Тревожный симптом.

Снова прокручиваю назад изображение на мониторе, затем ставлю на паузу и мотаю вперед. В городе — толпа людей собирается вокруг здания, словно слетается стая черных птиц. Их движения выглядят отрепетированными.

— Они все-таки сделали это, — восклицает Кара. — Верные решили атаковать.

— Эй, вы, — кричу я сотрудникам в диспетчерской.

Женщина, которая всегда бросает на меня неприязненный взгляд, поднимает голову.

— Камера двадцать четыре. Быстро.

Она дотрагивается до своего монитора, и сотрудники молниеносно кидаются к ее месту.

Я обращаюсь к Каре:

— Позови остальных, ладно?

Она кивает и с дикими глазами вылетает из диспетчерской.

Вооруженные люди, сгрудившиеся у здания, не носят униформы. Стараюсь подобрать такой ракурс, чтобы узнать хоть кого-нибудь, но изображение не в фокусе. Они общаются друг с другом жестами, и видны только белые ладони, мелькающие в темноте.

Я начинаю постукивать ногтем по передним зубам. Через пару минут прибегает Кара со всеми нашими. Питер громко произносит: «Разрешите», и его пускают поближе.

— Что случилось? — спрашивает он у меня.

— Верные сформировали армию, — отвечаю я, кивая на экран. — Похоже, там народ от каждой фракции, даже от Товарищества и эрудитов.

— От эрудитов? — изумляется Калеб.

— Верные являются врагами бесфракционников, — поясняет Кара. — Следовательно, у них общая цель: свергнуть Эвелин.

— А насчет Товарищества ты уверен? Что они тоже вступили в армию? — выпаливает Кристина.

— Они не участвуют в беспорядках, — уточняю я. — Но помогают.

— Верные впервые захватили оружейный склад несколько дней назад, — бросает нам молодая женщина, сидящая на соседнем кресле. — Тогда-то они и раздобыли себе пушки. Это уже второй налет. После первого раза Эвелин приказала спрятать боеприпасы в другое место, но кое-что они вывезти не успели.