Дональд Маккуин - Воин

Клас был того же мнения:

— Смейся, смейся. Все сумасшедшие смеются.

Сайла наконец обнаружила, что сжимает руку Класа. Она поспешно отдернула ладонь.

Гэн уже вскочил на лошадь и, когда они вновь двинулись в путь на запад, поехал рядом с Класом.

Сколько ни вглядывалась Сайла в лес после этого случая, она ни разу не заметила следов волчьей стаи. Однако ее не покидало ощущение, что они где-то рядом. Сайле вдруг пришло в голову, что вся ее жизнь — это ощущение вещей невидимых и нежеланных. Эта мысль помогла ощутить перспективу: волки были далеко не главной заботой.

Постепенно усталость вытеснила беспокойство. Вечер был спокойным и неожиданно теплым. Закутавшись в накидку, Сайла почти задремала, убаюканная мерным шагом лошади. В полусне образы реальности и фантазий смешались. Лагерь Людей Собаки казался ей похожим на рай, несмотря на все пережитые там невзгоды и опасности, и на его фоне роскошь апартаментов Олы казалась мрачной. Неожиданно она стала думать о Класе.

Такой сложный человек! Когда патруль Дьяволов проходил мимо, он хотел выстрелить… Нет, поправила она себя, убить! И все же нельзя избавиться от ощущения отчаяния в том брошенном на нее взгляде. Сайлу слегка тревожило, как ярко сохранилось в памяти лицо Класа и как сильно влияние этого образа. Она вспыхнула, вспомнив, как напрягаются его мышцы от сдерживаемой силы. Тепло разливалось по всему телу, и девушка все глубже и глубже погружалась в воспоминания, рисуя в воображении вещи, о которых слышала только шепот во тьме общей спальни обители.

Сайла резко выпрямилась в седле. Клас ехал рядом, озабоченно наклонившись к ней.

— С тобой все в порядке?

— Да, все отлично. — Она неловко отвернулась.

Пожав плечами, Клас пришпорил лошадь и присоединился к Гэну.

В этот момент волчья стая неожиданно напомнила о себе громким воем. Испуганная Нила придвинулась ближе к Сайле, и та ободряюще улыбнулась. Хотя в этой улыбке сквозила фальшь, проявление участия было хорошим знаком. Трудности спаяли их всех в единое целое, и Жрица Роз начинала верить в успех путешествия в Харбундай.

Волки завыли снова, и эхо, подхватив протяжный звук, разнесло его по ущельям. В нем звучала свобода, заставившая сердце Сайлы наполниться тоской.

— И я, — беззвучно прошептала она, — Пожалуйста, когда-нибудь… И я…

Ожидая, пока весна расчистит перед ними дорогу, путники разбили лагерь на относительно ровном уступе высоко над волчьей долиной. Место было хорошо скрыто от посторонних глаз, а неподалеку протекал ручей. Почти каждую ночь на протяжении трех недель стая выла, сообщая, что все спокойно. Это было время счастливого отдыха для всех, кроме Класа. Почти сразу отправившись на разведку, он вернулся лишь через неделю. Гэну показалось, что Клас рад был уйти, но он решил не задавать лишних вопросов: Клас знал, что делает.

Вернулся он обросший и грязный. Из-за снегов, затруднявших продвижение, Клас не смог забраться высоко на перевал. Кроме того, приходилось прятаться от вездесущих Дьяволов, легко перемещавшихся на лыжах и снегоступах. Придя в лагерь, Клас в первую очередь побрился, искупался и завалился спать на целые сутки, но и потом оставался замкнутым. Гэн приписал это времени, проведенному в молчании и одиночестве.

В то утро, когда Гэн возвращался из ночного дозора, солнце скрывалось за белесой массой облаков, заключивших лагерь в свои сырые объятия. Туман не был редкостью для этих мест, но сегодня что-то казалось необычным. Он будто давил на землю, повиснув на еловых лапах, пропитавшихся влагой настолько, что капли падали с них дождем. Заметив, как облако ползет между деревьями, подбираясь к палаткам, Гэн нахмурился.

— Я схожу вниз за мясом, а заодно и за шкурами для снегоступов.

Клас посмотрел неодобрительно:

— Погода спокойная, проход скоро расчистится.

— Будем надеяться, но я не хочу допускать неожиданностей.

— Кстати, плохая погода убьет этого чужака. — Клас грубо ткнул пальцем в сторону навеса. — Я не собираюсь его нести. Это окончательно.

Взглянув на Джонса, дрожавшего под всеми одеялами и шкурами, какие нашлись в лагере, Гэн произнес:

— Он не борется за свою жизнь.

— А я не могу сделать это за него!

Проводив взглядом удаляющегося Класа, Гэн приказал собакам ждать.

Дорога вниз заняла целых два часа. Надо было наконец-то дать знать остальным охотникам о своем присутствии, и, откинув голову, Гэн завыл. Сквозь туман к нему пришел ответ. От слабого, но сложного звука серый воздух задрожал. Когда он стих, тишина окутала долину, словно дичь поняла, что охотники уже здесь.

Гэн выбрал место недалеко от развилки. За поясом у него была коричневая накидка с вплетенными черными полосками, и, сев в засаду в ожидании дичи, Гэн накрылся ею. Рисунок ткани, регулярность которого теперь нарушалась складками и морщинами, делал охотника невидимым на фоне подлеска. Промасленный кусок такой же материи предохранял от влаги тетиву.

С правой стороны долины раздался вой, и слева ему ответил крик, похожий на лай. Стая будет медленно двигаться по направлению к Гэну. Часть дичи проскользнет мимо загонщиков, а часть выйдет прямо на его стрелы.

Капелька воды, упав Гэну на ресницы, заставила его зажмуриться на долю секунды. Когда он открыл глаза, прямо перед ним стояла молодая олениха. Подняв голову, она непрерывно шевелила ушами и, даже не видя и не чуя Гэна, понимала, что что-то здесь не так. Он решил ее пропустить: стая загонит лучшую добычу. Или никакой.

Спустя почти час на тропе слева появился олень. Гэн легко подстрелил его и уже спешил к добыче, как вдруг какое-то движение справа заставило его замереть на месте. Это был огромный кабан, быстро семенящий по соседней тропе. Зверь явно не замечал человека, да и волки позади не слишком его беспокоили: таких клыков не испугались бы только самые голодные. Увидев Гэна, кабан мгновение не мог разобрать, что перед ним такое, но в конце концов принял решение. Тревожный визг заполнил долину, и Гэн понял, что теперь от засады не будет никакого толка. Олень нужен был ему для своих собственных нужд, а договор с волками требовал разделить добычу. Так что еще две стрелы обеспечили стае свинину на обед.

Поспешив к оленю, Гэн вспорол ему горло, чтобы спустить кровь. Он быстро отсек мошонку — это было необходимо, чтобы мясо не испортилось. Теперь надо удалить мускусные железы, иначе мускус сделает оленину несъедобной. Тщательно очистив лезвие ножа после всех этих операций, Гэн разрезал шкуру на животе, начав сзади и закончив у грудины. Действовал он быстро, но аккуратно: лишняя доля дюйма в глубину — и можно повредить свод брюшины, а это тоже портит мясо.