Елена Ершова - Царство медное

Когда одного маленького мальчика поцеловала снежная королева, его сердце превратилось в кусочек льда. Он изменился, и вырос, и, встретив Виктора, изменил его тоже. Потом он изменил Лизу ( а для этого он постарался сделать что-то более весомое, нежели невинный поцелуй, правда? ). И пришел в большой мир, чтобы изменить и его согласно собственной, извращенной морали.

— Я пришел как раз потому, что много думал и размышлял над этой ситуацией, — сказал Виктор.

Он опустился в кресло, где совсем недавно сидел, забравшись с ногами, и рассказывал Лизе случаи из собственной практики. А она смеялась и хрустела яблоком, и взгляд ее был полон любви.

— Мне не следовало пускать все на самотек. Если бы я вовремя вмешался, ему не удалось бы добраться до тебя. В этом я виноват сам, — Виктор помолчал, и Лиза молчала тоже. На ее шее, прямо в вырезе воротника, Виктор заметил пожелтевшие пятна синяков.

— Я допускаю, что твоя версия правдива. Но только потому, что знаю его . Он действительно способен на страшные вещи. Это он убил двух людей в Дорожном переулке. И еще одну. Девушку… И мог бы убить еще.

Ученый высказал это спокойно, механически, словно на одном дыхании, не делая театральных пауз, не ожидая какой-либо реакции от Лизы. Но ее глаза загорелись недоверчивым и болезненным огнем, а губы разжались и округлились. И это почему-то обрадовало Виктора — сейчас она выглядела более человечной и похожей на ту, знакомую Лизу, которая любила фруктовый чай и боялась насекомых…

«…что не помешало ей заиметь насекомое в собственной родне».

— Что ты такое говоришь, — пролепетала она.

Только лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.

Виктору эти слова были неважны. Он пришел совсем не за этим и поднял ладонь, призывая Лизу к молчанию.

— Да, это так. Не спрашивай, откуда я это узнал и почему не рассказал полиции сразу. Считай мое решение банальным страхом, — он намекающее продемонстрировал загипсованную руку и усмехнулся. — Не красит меня, как мужчину, верно? Но сейчас это уже не важно.

— Его поймали?

По голосу девушки ученый понял — она сразу и безоговорочно поверила ему. Двойник или нет, но Лизина доверчивость осталась прежней.

— Поймали. Но сейчас это тоже не важно. На самом деле я пришел к тебе по совершенно иному делу.

Сказав это, Виктор отметил, как сразу опустились плечи девушки, как ее приоткрытые губы снова сжались в полоску. Он улыбнулся криво, прекрасно зная, чего она ждала услышать. Но какая-то его часть (темная часть, проникшая в его душу через крестообразный надрез на ладони и щедро сдобренная побоями) желала причинить Лизе часть той боли, которую он ощутил сам.

— Помнишь, я говорил тебе об экспериментальном лекарстве от диабета? — спросил Виктор, и ему не требовалось получить ответ, чтобы удостовериться — Лиза помнила.

— Так вот. Сейчас мы заканчиваем стадию доклинического исследования, но нужно провести еще некоторые тесты на образцах крови или тканей, чтобы перейти к следующей стадии клинических испытаний. Ты тогда сказала, что могла бы помочь. И вот я пришел к тебе.

Ученый пытливо осматривал Лизу. Ее лицо, побелевшее и осунувшееся, не выражало ровным счетом ничего. Возможно, она тоже умерла в тот роковой вечер, или же слова Виктора окончательно добили ее теперь. Но времени не было, и не было желания разуверять ее в его намерениях — в душе еще царствовала зима и тьма.

— Хорошо, — наконец произнесла она. — Да. Как скажешь. Что от меня требуется?

— Пока что только твой биологический материал. Образец крови и эпителия. Обещаю, это совсем не больно.

Виктор с готовностью достал походную аптечку.

Когда со всем было покончено, он собрался молча и деловито, как собирается доктор после осмотра пациента. Работа выполнена, а впереди ждет еще столько неотложных дел…

Лиза проводила его до двери, ступая все также бесшумно. Ничего не выспрашивая больше, ни о чем не умоляя. Пожалуй, она сделала все, что могла. И только теперь, на пороге номера, на Виктора вдруг нахлынуло сбивающее с ног чувство горечи и щемящей любви.

Она тоже была одна перед всеми чудовищами этого мира.

Именно поэтому Виктор оглянулся на пороге, и по его губам впервые за многие дни скользнула теплая человеческая улыбка.

— Дай мне время, — попросил он. — Просто дай мне время справиться со всем этим, хорошо? И не держи на меня зла.

На дне ларца Пандоры оставалось кое-что еще — и это была надежда.

…он снова находился в Выгжеле — ныне мертвом городе, опустошенном не сходом лавины, но нашествием чудовищ. Сумерки тянулись и густели, заволакивая мир серой хмарью.

Виктор брел между почерневших остовов домов, торчащих из серого наста, словно обломанные зубы. За бесформенной каменной кладкой форта ржавыми копьями вытянулись кедры — прямые и неподвижные, словно ожидающие чего-то.

— На тебе знак зверя, — произнес каркающий голос.

Виктор повернулся и узнал старика, так напугавшего его тогда в Выгжеле. Старик раскрыл беззубый рот, дохнув на Виктора сладким запахом лука и гнили, и сказал снова:

— Упала с неба звезда Полынь и отворила бездну. И увидел я выходящего зверя с семью головами. Одна из голов его была смертельно ранена, но эта смертельная рана исцелела.

— Я не понимаю… — пробормотал Виктор.

— Ты поймешь.

Голос старика изменился, стал плавным, женственным. Пахнуло свежестью трав и хвои. И теперь это был не старик уже, а Нанна — северная ведьма, и только глаза оставались прежними — выцветшими, пустыми, незрячими. Ветер взметнул ее волосы, словно льняное покрывало, распахнул ворот расшитой бисером рубахи, обнажив розовые росчерки рубцов на бумажной белизне кожи. Клеймо, оставленное ее любовником.

Она протянула тонкую руку, указывая куда-то за ржавый частокол леса.

— Он идет.

«Кто идет?» — хотел спросить Виктор, но не успел.

Кроны деревьев осветила короткая и слепящая вспышка — словно вспыхнул в ночи прожектор космического маяка. Виктор зажмурился на мгновение, и, приоткрыв ресницы, увидел, как над тайгой вспучивается волдырями небесная жаровня.

В оглушающей тишине голос Нанны звучал особенно зловеще:

— И дивилась вся земля, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?

Добела раскаленный шрам расщепил тучи надвое.

Оттуда, словно язык исполинского пса, вынырнуло багровое пламя. Оно жадно облизало лежащую внизу землю, и кедры занялись мгновенно, словно сухие щепки.

Вслед за багряным заревом, разрывая тишину, пришел звук — будто где-то внизу, в космической глубине гулко и надрывно застонала, заворочалась гигантская черепаха, несущая на своей спине всю земную твердь. Почва задрожала под ногами, сбрасывая с себя шелуху прилепившейся к ней жизни, как собака сбрасывает со своей шкуры паразитов.