Ипполит Калиткин - День крысы

— Выёживаюсь, — согласился я, нигибаясь. Ох и тяжёлые раньше делали телевизоры… Мммлин… И с хорошими кинескопами…

Великолепный цветной «электрон» полетел через перила. Получилось шумно и вообще эффектно. Один из парней кинулся под укрытие подъезда, я позавидовал его умению выражаться. Второй молчал. Зато скоро послышался шум от входной двери, которую я старательно забаррикадировал. Войска подтягивались. И ясно было, что долго заслон не выдержит. Слишком много любопытства возбуждает новый персонаж, появившийся в маленьком замкнутом мирке, не оставят меня в покое.

Я с сожалением оглядел оставшиеся телевизоры, стоявшие рядком. Такие тяжёлые, а не пригодились. Вышел на вторую лоджию, деликатно тюкнул ломиком в люк в потолке. Выбрался по лесенке наверх. Вы, ребята, тут вряд ли жили, я пацаном все чердаки излазил. Ловили голубей, а потом отпускали…

— Молодец, — сказал кто-то, и мне грубо заломили руки и дали под дых.

И правда, вот молодец. Позёр! Нет, чтобы сразу спрятаться спокойно и подумать как следует.

— Ребята, — сказал я, когда смог вдохнуть. — Вы что, так и будете меня держать? Охота же…

Получил ещё раз.

Парни так и держали меня, пока не препроводили в соседнюю пятиэтажку. Двое вели меня, а третий заботливо нёс следом за мной мой рюкзачок и ломик. На втором этаже конвоиры мои заглянули в одну из квартир и неожиданно позволили распрямиться. Я тоже заглянул. На кухонном столе, покрытом старой клеёнкой, Алина исполняла стриптиз. В маленькую кухню набилась неожиданно большая толпа. Мужиков явно было больше, чем я думал — намного больше, чем женщин, и они таращились на голую Алину с большим удовольствием.

Всё верно. После хлеба — зрелище. Секса плебс у вышестоящих не требовал. Видать, своими силами обходился.

— Мы сюда и шли? — спросил я невинным голосом. Конвоиры окрысились.

— Иди!

На третьем этаже один из парней метал ножи в распятую у двери Веру.

— Между пальцами, — говорил он. — Да что ты пищишь? Тебе сегодня только со мной осталось. Сама ж говоришь, надоело? Вот, вместо этого бросок…

Послышался стук и Веркин истошный визг.

— Ай да стрелок, — похвалил кто-то. — Она так и будет до завтра орать? Лучше добей…

— Идиот, ты сам-то сколько раз умирал?

— Ну, веди к стене, раз такой умный!

Меня ощутимо ткнули под рёбра, приглашая идти дальше. На четвёртом этаже я увидел, наконец, Сергея. Впрочем, я его видел уже один раз, когда он прибил лопатой Аню.

Ему было лет тридцать пять. На вид ничего особенного, вид не воинственный, жирок на брюшке завязался от сытой жизни. Хотя, я всяких предводителей повидал. Он сидел на кровати с панцирной сеткой, я уж и забыл, что такие были. Тамара в милом передничке на голое тело подавала чай. Умиротворяющая, после метания ножей, картина.

— Тебе предлагали по-хорошему.

— Предлагали, — согласился я. — Это ты Серёга?

— Это я Серёга, — согласился он. — А ты не знаю, на что рассчитывал, деваться тут некуда. И тебе, и нам. Мы живём, как умеем, и развлекаемся, как умеем. Понимаешь?

— Понимаю, — согласился я.

— Хорошо, что понимаешь. Каждый вечер, как жара спадёт, игра. В кошки-мышки! Так что, дорогой, быть тебе всегда мышкой. Потом, может, посмотрим на твоё поведение, а пока так! Лучше бы ты пришёл сразу, было бы по-честному. Да ещё Пашку прибил. Выходит, напросился. Верно?

— Верно, — согласился я. — А что с мышкой делают, когда изловят?

— Узнаешь.

Он ухмыльнулся.

— Любишь прятаться, да? Тебе понравится играть. Но это чуть позже. А пока — на новенького, как полагается! — И он кивнул своим шестёркам: — Разденьте его. И постройте, как надо.

Тьфу ты, что за мерзкий мирок.

А Серёга переплюнул баб. Или нет? В любом случае, он старался. Ненавижу таких кругленьких, зажравшихся. Ненавижу геев. А уж сытеньких гомиков…

Я улыбнулся как можно ехиднее.

— Ну, ты даёшь, гей-Сергей, — сказал я. И пацана ты, значит, оприходовал. И всё тебе мало. Гигант!

— Какого пацана? — рассеянно удивился он. — Да вы не стойте, работайте… Развесили уши.

— Костика. Художника.

Картинка моего появления здесь сложилась, наконец, чётко. Стало понятно, и при чём тут Костик, и Анина истерика. Вот только я забыл в тот момент, что в этой реальности я только сейчас здесь появился. Значит, Сергей про Костика не знает. Ведь это я ему и наболтал. А уже за это меня…

— Художник есть, — прервал мои злые мысли один из шестёрок. — Каждое утро новую стенку малюет. Пацан, говоришь? Его бабы прячут, что ли? Нехорошо. Его в крайнем подъезде надо искать, если так. Проверить, Серёга?

— Там? — Сергей уставился на меня, как красный командир на допросе фашиста. Тьфу.

— Я про этого пацана, — ткнул я наугад в одного из Серёгиных подпевал, помоложе. — Он у тебя и впрямь художник. Просто чувствую, как у меня на морде шедевр проступает.

Серёга отвернулся, как от ребёнка, который пристаёт не вовремя.

— Проверь, Илья.

Вот и готово, наболтал. Хотя, если вспомнить, какое паскудство сотворили со мной Аня со товарищи, то не очень-то и хочется её выручать. Пусть даже она этого пока как бы не делала. Не говорите мне, что человека делает выбор. Человек делает выбор.

Вот только, когда в комнате появился ведомый Ильёй Костик и встрёпанная Аня, которую без видимых усилий отталкивали в сторону два бугая, мне стало совсем гадко. Не потому, что жалко их. Не люблю я таких Серёг, я же говорил.

— Не боись, Анька. Всё назавтра у него зарастёт, — деловито сказал Сергей. — А ты молодец. Ну пошли, давай подставляйся, первый кнут доносчику.

Меня опять скрутили сразу двое… нет, всё-таки один. Не разбирая, что изменилось, я сумел вывернуться и пустить в дело честный удар в подбородок. Тогда уже увидел, как Аня стукает по темечку одного из своих бугаёв — они, видно, не вовремя на меня отвлеклись. Второго бугая она уже стукнула. Столешницей журнального столика. Плохая мебель раньше была, но крепкая.

Ну как в кино, прям.

— Ты так и не понял, дурачок. Разве девчата тебя не просветили? Тут ведь и пытка может быть бесконечной. Каждый день заново, со свежими силами…

Это Серёга выступил. Языком он болтал, а времени не терял. Я ушёл от удара только потому, что вдруг всплыли в памяти слова «если бы знал, что Сергей левша…» С левшами так, с ними аккуратно надо. На меня кинулись опомнившиеся ребята. Не как в кино — по одному, а разом! Я отскочил, чтобы не мешать им толкаться, и дотянулся до своего лома.

Дальше было быстро, шумно и невразумительно. Я пел «Против лома нет приёма» на мотив «По долинам и по взгорьям». Не потому, что слова хорошо ложились, но песня эта упорно вертелась в голове, ассоциируясь с семидесятыми, моим детством. Временами изображал геликоптер, вращая лом. Ужасно мешалась Аня, крутилась под ногами, махала уже не спинкой кровати, а какой-то железякой, и очень противно визжала. Мы пробились из дома во двор и добрались до соседнего дома.