Вероника Рот - Аллигент

Но она оказалась во власти ее фракции и их страха. Теперь, когда фракций не существует, кажется, она стала кем-то другим, уже не выразителем интересов Дружелюбия или даже лидером Элигента. Она стала солдатом.

- Здесь больше смысла, чем вы думаете, говорю я, и Кара кивает, соглашаясь с моими словами.

Я наблюдаю, как они опустошают комнату с оружием и боеприпасами и двигаются дальше, быстро, рассеиваются, как семена на ветру. Мне тяжело, словно я несу новое бремя. Я задаюсь вопросом, чувствуют ли люди вокруг меня - Кара, Кристина, Питер, и даже Калеб то же самое? Город, наш город, сейчас намного ближе к полному уничтожению, чем когда-либо.

Мы можем делать вид, что больше не принадлежим этому месту, пока живем здесь в относительной безопасности, но мы принадлежим. И всегда будем.

Когда мы подъехали к входу в комплекс, уже стемнело, и пошел снег. Падающие через дорогу снежинки, легкие, словно сахарная пудра. Всего лишь ранний осенний снег; к утру, он прекратится. Я сняла бронежилет, как только вышла, и отдала его Амару вместе с ружьем. Мне не комфортно держать его сейчас, раньше я думала, что дискомфорт со временем пройдет, но теперь я уже не уверена. Может этого никогда и не случиться, а может так и должно быть.

Меня окружает теплый воздух, когда я прохожу через двери. Корпус выглядит чище, чем когда-либо прежде, теперь, когда я видела периферию. Сравнение очень неприятное.

Как я могу ходить по этому скрипучему полу и носить эту накрахмаленную одежду, когда я знаю, что все эти люди там, покрывают дома брезентом, чтобы согреться?

Ко времени возвращения в общую спальню гостиницы, неприятное чувство исчезает.

Я ищу Кристину, или Тобиаса, но ни одного из них здесь нет. Только Питер и Калеб, Питер с огромной книгой на коленях, делает пометки в рядом лежащем блокноте, а Калеб с остекленелым взглядом, читает журнал нашей матери на экране. Я стараюсь это игнорировать.

- Кто-нибудь из вас видел... Но с кем мне нужно поговорить, с Кристиной или Тобиасом?

- Четыре? - говорит Калеб, решая за меня.

- До этого я видел его в генеалогической комнате.

- В какой комнате?

- В этой комнате выставлены имена наших предков. Можно мне лист бумаги? -

спрашивает он у Питера.

Питер выдергивает лист в конце блокнота и протягивает Калебу, который пишет что-то на нем - это инструкции. Калеб говорит - Я до этого нашел там имена наших родителей. На правой стороне комнаты, вторая панель от двери.

Он протягивает инструкции, даже не взглянув на меня. Я вижу насколько он, аккуратен, даже с буквами. До того, как я ударила его, Калеб настаивал на том, чтобы проводить меня самому, так как на объяснение уйдет слишком много времени. Но в последнее время он держится на расстоянии, либо потому, что боится меня, либо потому, что, наконец, сдался.

Ни один из вариантов не осчастливит меня.

- Спасибо, - говорю я. - M-м... а как твой нос?

- Прекрасно, говорит он. Полагаю, синяк действительно подчеркивает мои глаза, не правда ли?

Он слегка улыбается, как и я. Но очевидно, что никто из нас не знает, что делать дальше потому, что нам обоим больше нечего сказать.

- Подожди, ты сегодня куда-то уезжала, так?- говорит он через секунду.

- В городе кое-что произошло. Члены Аллигента поднялись против Эвелин, атаковав один из оружейных складов.

Я пристально смотрю на него. Я уже несколько дней не задавалась вопросом о том, что происходит в городе; я была так сосредоточена над тем, что происходит здесь.

- Члены Аллигента? - говорю я. - Люди, которых в настоящее время возглавляет Джоанна Рейес... атаковали склад?

До того как мы уехали, я была уверена, в том, что в городе произойдет новый конфликт.

Полагаю, это происходит сейчас. Но я чувствую себя оторванной от него - почти все, кто меня заботит здесь.

- Ими руководят Джоанна Рейес и Маркус Итон, говорит Калеб. - Джоанна была здесь и с оружием в руках. Это нелепо. Люди из Бюро, похоже, весьма взволнованы из-за этого.

- Да уж! - Я трясу головой. - Полагаю, это был лишь вопрос времени.

Мы снова молчим, затем одновременно отходим, друг от друга, Калеб возвращается к своей койке, а я иду вниз по коридору, следуя инструкциям Калеба.

Уже издалека я вижу, генеалогическую комнату. Бронзовые стены, кажется, излучают теплый свет. Стоя в дверях, я чувствую, что нахожусь посреди заката, меня окружает сияние. Тобиас водит пальцем вдоль линий его генеалогического древа - я предполагаю,-

но лениво, как будто на самом деле, он не обращает на древо внимания.

Я чувствую, что вижу, ту черту зацикленности, на которую указывал Амар. Я знаю, что Тобиас наблюдал за своими родители на экранах, и теперь он разглядывает их имена, хотя в этой комнате нет ничего, чего бы он не знал. Я была права, говоря, о том, что он был отчаянным, снедаемый желанием общения с Эвелин, не желающим быть поврежденным, но я никогда не думала о том, как это все связано.

Я не знаю какого это ненавидеть свое собственное прошлое и одновременно страстно желать любви от людей, которые строили это самое прошлое. Как же так, я не заметила раскола внутри него? Почему я раньше не понимала, что помимо сильных и добрых черт, есть также травмированные, сломленные?

Калеб рассказывал мне, о том, что наша мама говорила, что зло есть в каждом и первый шаг к тому, что бы полюбить кого-либо, это найти то зло в себе, и потом мы сможем простить их. Как я могу обвинять Тобиаса в безрассудстве, будто я лучше его, будто я никогда не позволяла своей сломленности ослеплять себя?

- Привет! - говорю я, запихивая инструкции Калеба в свой задний карман.

Он поворачивается, и у него суровое выражение лица, довольно знакомое. Он выглядит так же, как впервые несколько недель нашего знакомства, как часовой, охраняющий свои сокровенные мысли.

- Слушай, - говорю я. - Я думала, что я выясню, могу ли я простить тебя или нет, но теперь я думаю, что ты ничего мне не сделал, за что мне нужно было бы тебя прощать, за исключением, может быть, обвинения меня в ревности к Ните...

Он открывает рот, чтобы прервать, но я поднимаю руку, чтобы остановить его.

- Если мы останемся вместе, мне придется прощать тебя снова и снова, а если ты все еще этого хочешь, то тебе придется прощать меня снова и снова, говорю я. - Так что прощение

- это не точка. То, что я действительно должна была пытаться выяснить, это по-прежнему ли мы можем быть вместе.

Всю дорогу домой я думала о том, что сказал Амар, что примерно в каждых отношениях возникают проблемы. Я думала о своих родителях, которые ссорились, чаще, чем любые другие родители в Отречении которых я знала, те которые, не смотря ни на что, шли рука об руку каждый день, пока не умерли. Затем я подумала о том, какой я стала сильной, какой защищенной я себя ощущаю с человеком, рядом с которым я сейчас нахожусь, и как на протяжении всего пути он говорил мне, что я храбрая, меня уважают, я любима и достойна этой любви.