Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

— Тебе разбавить, или так?

— Я чистый люблю. – Подойдя ближе, я протянула руку, но, вместо того, чтобы взять стакан, перехватила его запястье. – В чем дело, Дэннер?

— Ни в чем. – Он улыбнулся. – Пей уже. Твое здоровье.

Дин-ньк. Звякнули стаканы.

А Дэннер задал совсем уж странный вопрос.

— Аретейни… – медленно произнес он, словно пробуя на вкус сочетание звуков. – Нет такого имени. Как тебя по-настоящему зовут?

Я насторожилась.

— А тебе зачем?

— Просто так. Я же назвал тебе свое имя. – Дэннер улыбнулся. – Ты мне не доверяешь?

— Дэннер. – Я отхлебнула виски, наконец, сообразив, что к чему. – Я – это я. – Взгляды встретились. – Ну, хорошо, Фома. Журавлева Татьяна меня зовут. Удовлетворен?

Дэннер медленно выпил полстакана.

— Угу. Почти.

— Ты думаешь, что я ненастоящая?

— Ласточка. – Он обернулся. Голос зазвучал тихо и твердо. – Давай по порядку: что ты помнишь?

Я почему-то встревожилась.

— Последнее: мы вылезли из танка. Потом на тебя напал вампир. А потом я очнулась тут. – Я попыталась поймать его взгляд. Удалось. – Что произошло, Дэннер?

— Этот вампир тебя зацепил. Ты стала тварью, и я убил тебя. Все.

Мне почему-то сделалось обидно. Так лаконично! Ты стала тварью, я тебя убил. Все. А где сожаление, а?! Хоть капелька горечи – где?! Все-то у него так просто!..

Тут я поглядела на него и поняла вдруг, что нет – не просто. Совсем не просто. Дэннер всегда был предельно сдержан в эмоциях. Я бы ни за что на свете не догадалась, что он меня любит, если бы сам не сказал. Я до последнего не знала! А выдавали его, нет, даже не руки (которые иногда нет-нет, да и сжимаются в кулаки, внезапно ломают ножи или меж собой дерутся), а глаза. Спокойная улыбка, расслабленная поза – всегда. А во взгляде – холод, пламя, пустота, ураган. Он, может, и знал это, но взгляд никогда не прятал и не отводил.

Но я-то не догадалась все равно.

— Дэннер… – я, не удержавшись, прижалась к его плечу. – Тогда почему я все еще жива?

— Не знаю, ласточка. Не знаю.

И тут земля ушла из-под ног.

— Скорей – выдохнул Дэннер и ухватил меня за руку. Мы побежали к выходу, так быстро, что казалось, ноги не успевают касаться пола – почти летели, и вылетели на улицу. А может, и, правда, так и было – только это не мы не касались земли, а земля, наоборот, проваливалась вниз при каждом нашем шаге.

— Гляди! – позвал Дэннер. Мы остановились – взгляд приковал огромный, пробивший стержнем серые облака, гриб. Далеко-далеко, за черной зубчатой стеной леса, за грязной простыней тумана, он уперся в небо, разметывая плотные слои туч, растекаясь клубящимся пламенем.

— Это институт… – прошептала я. – Институт взорвался…

Гриб даже не думал уменьшаться. Рвануло снова, и мы с Дэннером полетели на землю. Затем еще, и еще. Подняли оглушительный крик лесные твари, небо заполонили многочисленные стаи – летучие хищники, не понимая, откуда пришла опасность, галдящими тучами взмывали с древесных крон, с исполинских территорий московских заводов и фабрик, где сотни лет не появлялось ни одного рабочего.

И тут же, разметанные взрывами, исчезли облака, и контратакой сверху в центр гриба ударил пронзительный слепящий световой поток.

— Эт-то еще что такое?.. – прошептал Дэннер, невольно закрывшись рукой. Я вцепилась в него.

— Солнце, Дэннер. Это солнце.

— Не может быть! Сработало!

За спиной стояла Нэйси.

— Ни фига себе солнце, – Дэннер поднялся. По земле еще пробегала дрожь, но уже успокаивалась. Твари орали так, что уши закладывало. – Что происходит, Нэйси?

— Я могу объяснить. Пойдемте к Лаэрри.

Дэннер

— Вообще-то, староват я стал для таких приключений. – Кондор, как всегда, сидел в обнимку с коньяком и ворчал. Перебинтованный вдоль и поперек Казимир, с которым мне так и не довелось познакомиться, отсыпался на диване. Еще пятеро гостей из-под земли, на этот раз, с дружественным визитом, которых наши привели с собой, сидели на стульях. На полу расположились старые знакомые – Артур, Джанджи, Майя и Лаура. Джерри и Тележкин – обалдеть – даже не препирались, а вполне себе тихо и мирно пили чай. Аретейни возилась у плиты, Нэйси ей помогала, а Октябрина обнималась с большим псом. Пес был не против, и почти дремал, зажмурив глаза и подняв одно ухо.

— Ладно, – полковник с трудом поднялся. – Помянем Лаэрри, Настоятеля и мою бестолковую дочь.

— Кого? – удивилась Нэйси.

Кондор задумался. У Лидии никогда не было позывных или прозвища.

— А кого мы только что хоронили, – пришел на помощь я. – Горислава, Лаэрри и Лидию.

— Селиванов! – одернул Кондор, но я отмахнулся.

— А я не суеверен. И, подумаешь, явятся сюда. Мы им тоже коньяка плеснем – пусть самих себя помянут. А вообще-то, не явятся, потому что мы их сожгли.

— Ни капельки человечности, – упрекнул Даклер, а я сжал в кармане одну из сережек Лидии.

— Совсем ни капельки… Бросьте препираться, ребята. Мертвые не пишут писем.

— Дэннер, он, вообще-то, дочь потерял! – не внял призыву Витька Тележкин.

— А ты – двух, – осадил я. – Все мы здесь кого-то теряем, причем, постоянно. Он потерял дочь, я потерял друга. Давайте поплачем?

— Грубо и цинично! Ты совсем ничего не чувствуешь?

— Чувствую. Но я не собираюсь устраивать из своих чувств греческий театр. Предпочитаю чувствовать молча.

— Дэннер прав, – неожиданно поддержал меня Кондор. Ласточка хлопала подозрительно отяжелевшими ресницами. И в повисшей следом тишине тихо прибавила:

— Мы мало общались, но она была моей подругой…

— Она была его любовницей! – Витька ткнул в меня пальцем, с таким видом, будто только что открыл Америку.

— Ну и что! – не впечатлилась Аретейни. – Как ты не понимаешь, мы человека хороним. – Она резко распрямилась. – Думаешь, я буду злиться на Лидию за то, что она спала с ним? Это глупо. Человек умер, ясно тебе? Мы все потеряли близких. И это детский сад – устраивать теперь скандал из-за того, кто кому и кем приходился. Чего ты хочешь этим добиться?

— Ну, вообще-то, Витька имел на нее виды, вот и злится, – пояснил Даклер.

— Да заткнись ты уже, кретин!

— Ладно, – сверкнул глазами Джереми, – заткнулся.

— Хватит, – не выдержал я. Поставил стакан на стол и встал, чтобы выйти. – Отвратительно.

— Аретейни, – донесся голос Кондора из кухни. Я поднялся на второй этаж. – Лидия была бесплодной, и очень хотела детей. Она надеялась, что ты ее вылечишь…

Я тихонько прикрыл за собой балконную дверь и достал из кармана сережку. Она тускло поблескивала на ладони. Интересно, сработает?

— Лидия. – Имя застыло в сыром воздухе, будто повисло. Никто не пришел. – Лидия!

Тишина.

Ерунда все эти ваши приметы.

Я, размахнувшись, швырнул сережку с балкона и вернулся в коридор, где меня и встретила Ласточка.