Евгения Федорова - Призраки Припяти (СИ)

Потом пришла весна, и стало попроще. Во всяком случае, было не так холодно. Хозяин отрядил Диму копать огород под картошку и парники, но и кормить начал приличнее. Мальчик стал ходить не только за магазином, но и по хозяйству дома. Теперь он был предметом насмешек и злых шуток. Две дочери Хозяина забрасывали его камнями и смеялись всякий раз, когда он начинал мыть пол в избе, жена Хозяина норовила пнуть, а старший сын смотрел на него презрительно сверху вниз и этот взгляд был обиднее тысячи брошенных камней и колких слов.

Сначала Дима начал выпускать тайком Лиса, чтобы тот мог поохотиться и наесться, но после того, как Лис приволок зайца, на теле Димы прибавилось с десяток лишних шрамов от хворостины.

Мальчик жил у Хозяина долгие полтора года. Он рос и крепчал, суровые условия жизни и постоянный труд делали его твердым в поступках и выносливым, хотя иной давно бы уже сломался.

Однажды ночью он вылез из-под прилавка, где спал в обнимку с теплым Лисом. Пес был без намордника — ночью и во время еды Диме позволялось снимать намордник со своего друга. Пес взволнованно поднял голову.

Мы куда-то идем? — отчетливо отразилось в его глазах.

Дима открыл узкое окно в складском помещении и подсадил туда пса. На ночь их запирали, но небольшое окно, заставленное стеллажами, закрыть от худощавого мальчишки было невозможно. Хозяин не допускал возможности, что мальчик может решиться сбежать.

Бабье лето было в самом разгаре и, не смотря на осень, ночь была теплой, шумной и ясной. Черный купол неба выгнулся дугой, усеянный мириадами звезд и Дима, совсем забывший, что такое настоящая жизнь, замер с открытым ртом, вглядываясь в космическую безграничность. В этот момент ему казалось, что небо вот-вот обрушится ему на голову звездным дождем. Он был потрясен и захвачен ужасающе острым ощущением одиночества.

Пес убежал к дереву и что-то там тщательно вынюхивал, довольный ночной прогулкой. Его не волновали те страсти, которые сейчас бушевали в душе его хозяина.

Шепотом позвав Лиса, Дима пошел прочь от бакалеи в сторону центра деревни. Он с удивлением смотрел на то, как она разрослась за прожитый здесь год. Повсюду были стройки, грузовики, меся колесами глину, рычали моторами, фундаменты были подсвечены скудным светом, но и этого света хватало. Дима с изумлением узнал, что на стройках люди работают и ночью. Гремели трубы, грохотали бетонные плиты, скрипели краны, сыпались рои искр от сварочных аппаратов. Ничего подобного в своей жизни он конечно не видел. Он провел с пол часа, наблюдая за тем, как кропотливо и незаметно, но неотступно стоится жилой дом. Для него грандиозность происходящего было не передать словами.

Город жил. Дима вслушивался в звуки и привыкал. В деревне-то по ночам все спали, а тут… В подворотне пьяно смеялись, из динамиков доносилась приглушенная, однообразная музыка. Дима как зачарованный пошел на этот звук и оказался перед высоким крыльцом с мигающей голубым огоньком вывеской: Бар Белое Озеро. Около крыльца стояла большая нетрезвая компания, из-за приоткрытой двери бара слышалась та самая музыка, к которой прибавился монотонный говор десятков людей. Потом зазвенело разбитое стекло, кто-то загоготал.

Пес поднял голову и приглушенно заскулил, словно бы спрашивая. Дима прекрасно понял его — Лису не хотелось туда идти, не хотелось подходить к пьяными и подниматься в бар. Это казалось ему опасным.

— Можешь побыть тут, — смело предложил Дима псу и уверенно пошел вперед. Лис, тяжело вздохнув, последовал за ним…

— Деревня почти мертва, — задумчиво проговорил Лысый, оторвав меня от воспоминаний. — Молодежь подальше от Припяти бежит и некому их винить. Здесь не долго и из ума выжить.

Мы остались на улице совсем одни. Леха и водитель Игорь уволокли раненого Патрика в какую-то избу. — Но мы с тобой все изменим, после нашего подвига все будет по-другому.

Меня передернуло от отвращения.

— Размечтался, — хмуро процедил я и сплюнул кровавую слюну.

— Слышь, Нелюдь, тебе чего, совсем не больно?!

— С чего бы? — я осторожно поводил головой из стороны в сторону, пытаясь остановить вращение мира и избавиться от гула в ушах. Вместо этого меня затошнило.

— Да ты все молчишь… тебя бьют — ты молчишь, тебя режут — ты молчишь. Может, тебе и не больно вовсе? Прямо феномен какой-то. А я, знаешь ли, страсть как люблю изучать феномены. Вот и давай поизучаем твой.

Лысый достал нож, отнятый у меня еще давно Лехой и Семом, и хищно уставился на мне в лицо.

— Я так понимаю, — медленно пробормотал я, — что напоминать тебе о счастливом избавлении от неминуемой смерти на дне карьера бессмысленно…

— От чего ж?! — Лысый распрямился, убрал нож и хитро покосился на меня. — Ты все же оказался не полнейшим идиотом, как я думал. Если тебя к стенке ставить, ты вполне начинаешь усваивать уроки!

— Ты о чем?

— О том, что я тебя научу относиться к долгам серьезно. Научу выцарапывать их силой и убеждением!

— А пошел бы ты куда подальше, — выдохнул я и поднялся, скрипнув зубами.

— Патрик не жилец, часа через два сдохнет, как миленький. Бросить его… но нет, на ночь глядя мы в Припять не поедем. Не успеем, а уж когда там действительно опасно, так это ночью…

Лысый выпил залпом стакан самогона и даже не поморщился, откусил кусок репы и замер, вслушиваясь в душераздирающие стоны, доносившиеся с сеновала. Патрик так и не приходил в себя.

Мы остановились на ночь в крайней избе, Лысый немало заплатил хозяину и хозяйке — двум ворчливым старикам — чтобы дом оказался в нашем полном распоряжении со всем, что в нем есть.

— Значит, не вытянет… — я сделал осторожный глоток самогона, ощутив на разбитых губах нестерпимое жжение.

С меня сняли наручники в виде поблажки. Общее настроение был подавленным, Лысый люто злился из-за потерянного джипа.

— Что, если ночь перекантуется, бросишь его?

— Не, — Лысый стащил с себя свитер и бросил его на кровать. — Ща еще полстакана нагрею и пойду, пристрелю, чтоб не мучился. А то эти вопли нам выспаться не дадут. Не порядок.

— Мне его отдай? — предложил я.

— Да ни за что! Ты мне завтра живой и сильный нужен. Я же уже говорил тебе: прекрати думать о пустяках! Все, кроме оружия — не твоя забота.

— Я могу спасти его, ты же знаешь.

— Не всем суждено жить, — философски заключил Лысый и опрокинул еще стакан самогона. Его щеки раскраснелись и напряженное лицо расслабилось.

— Кто же дал тебе право решать за него? — спросил я утомленно.

— А тебе? — резко парировал Лысый. — Не каждый мечтает оказаться в вечных должниках, уж поверь мне. А попробуешь ему помочь, натравлю на тебя моих девочек, чтобы знал свое место. Понял?!

— Я понял лишь то, что ты та еще скотина!