Евгения Федорова - Призраки Припяти (СИ)

— Это что? — заинтересовался Шеф.

— Семейная фотография. Остатки, — Шура протянул Шефу карточку.

— Мать твою, пол лица отхватило! — зарычал разъяренный мужчина. — Ну что за день сегодня?! А могли бы в лицо узнать! Искать вторую половину! Живо! И окрестности обыскать. Давайте! Давайте, лентяи!

Развернулся на каблуках и, пнув в сердцах лежащего на полу и притихшего было командира, вышел на улицу.

— Нелюдь, тебе может пива налить свежего? — бармен с опаской обошел старого рыжего пса, славившегося своим подозрительным и злым нравом, и подсел к последнему посетителю.

Был ранний, предутренний час, когда небо на горизонте уже разбавилось серостью, но солнце еще не показалось из-за леса. К этому времени все посетители, даже самые стойкие, уже расходились, допив остатки своей выпивки, расползались по наполненным мраком грязным улицам окраин, утопающих в весенней вязкой жиже. Ночи все еще были холодны, и через полуподвальную форточку тянуло с улицы ледяной влагой и тяжелым глинястым запахом земли.

Но Дима Нелюдимый никуда уходить не собирался. Бармену порой начинало казаться, что человек этот и не спит вовсе, и не ест, живет на этом самом пиве, которое бармен исправно наливает ему каждый вечер. Столько, сколько захочется и совершенно бесплатно.

Бармен очень любил этого внимательного, необычайно проницательного человека; к нему тянулись все, кто понимал толк в людях, но Нелюдь немногих подпускал к себе близко, на вопросы чаще всего отмалчивался и лишних знакомств не заводил. Был он уже много лет завсегдатаем бара Белое Озеро и только улучшал его репутацию, никогда не бузил, ничего не требовал. Это благодаря ему Белое Озеро прослыло самым спокойным заведением в округе — пока Нелюдь сидел за дальним столиком, никто не осмеливался ни воровать, ни продавать нелегальные химикаты или оружие, за факт продажи которого мог здорово поплатиться перед крышей сам бармен. Драки прекращались сами собой под его пристальным взглядом; стоило Нелюдю подойти и споры затихали, а спорщики норовили побыстрее выпить чего-нибудь покрепче и побрататься, пока боком не вышло. От его глаз не могло скрыться никакое непотребство, мелкие воришки исчезли почти сразу, стоило Нелюдю переговорить с пойманным. И в баре наступала благодать. Заведение богатело, и бармен уже раздумывал о том, чтобы открыть второй бар, но понимал, что таким успешным ему не бывать, потому что Нелюдь в городе всего один и никогда второго такого не будет. А когда-то он не хотел пускать этого человека к себе, потому что за ним всегда таскалась эта старая и ворчливая собака! Каким же он был дураком! Когда этот пес перехватил руку с пистолетом, направленным на бармена, он перестал плохо думать о собаках и особенно об этой собаке Нелюдя.

Вот почему бармен всегда наливал Нелюдю бесплатно. Но главное, что ценил бармен в этом человеке, так это то, что с ним можно было поговорить, а можно было помолчать. И последнее было особенно ценным после тяжелой трудовой ночи, за которую он умудрялся сделать двойную прибыль, если сравнивать с аналогичными заведениями в округе.

А ведь Нелюдь появился в Малаховке давно, — думал бармен, глядя на хмурого мужчину, который с видимым интересом разглядывал свой легендарный нож. Он этот тяжелый охотничий нож метал за двадцать шагов и втыкал туда, куда целил на целую фалангу пальца. А иногда и глубже. И куда как неприятнее. Ему много раз предлагали выкупить оружие, но это когда постарше. А был помладше — лет шестнадцать ему было, когда приехал чужой, заросший бородой мужик, привез и оставил мальчишку без денег и жилья — так тогда отнять пытались. Тогда еще Малаховка не городом была — так, большой деревней на пятьдесят четыре дома. Теперь в Малаховке все свое есть — гидроэлектростанция, магазины, бары, канализацию вон хотят нормальную в будущем сделать и воду в дома, наконец, провести. Тогда вообще лафа будет. А так, свет по ночам горит? Горит! Тепло есть? Есть! Что еще для жизни надо. А условия со временем улучшатся. И тогда будет у нас как в столице, ведь структуру мы уже организовали: милиция есть, скорая. Правда, на велосипедах пока, но все это поправимо. Хорошо, что не на лошадях, — улыбнулся бармен своим мыслям.

А ведь не отдал Нелюдь ножик свой, защищался как волчонок, мальчишка против двоих мужиков. Они от него с криками бежали, но сначала чуть не убили вовсе. Кто знает, что там произошло? Никто ведь не пошел посмотреть или защитить, хотя все знали, что убивать мальчонку будут. Никому тогда до этого дела не было. Чужак, он и есть чужак, что малый, что большой. Бармен потом очень часто жалел о своем равнодушии. Право же, он не нашел в себе достаточно желания или благородства, а следовало бы. Дима был хорошим человеком, и бармену уже тогда стоило понять это и приложить малое усилие, чтобы выкупить у Дьявола свою душу. Но он упустил такую возможность и подросший Нелюдь, придя к нему в бар, стал исправно спасать и радовать его. Бармен был по уши обязан Нелюдю и его псине, и не знал, чем может отплатить им. Чем платят за покой, за процветание, за жизнь, наконец? Неужели в этом мире и вправду за все платят деньгами?!

Только Нелюдь деньги почти не брал. Пожимал плечами и говорил, что ему этого добра не нужно. Это при том, что у него не было своего дома, не было ничего, к чему он мог бы идти. Бармен скромно полагал, что парень спит на помойке или где-нибудь в подвале, но от Нелюдя к удивлению всегда пахло не потом и грязью, а чем-то вполне чистым; он всегда был опрятен и выбрит.

Бармен усмехнулся, в мыслях возвращаясь к городу с его преображением. За последние годы многое сделано во благо. Все же, как люди теперь живем. А кто остался? Только те, кто не смог уйти. Или те, кому погибшая родина дороже чужого края. Или те, у кого не было другого выбора. Интересно, Дима Нелюдь мог уехать прочь? По своей ли воле он здесь?…

— Тебе налить еще пива, Нелюдь? — тронув задумавшегося мужчину за руку, спросил бармен.

— Тебе налить еще пива, Нелюдь? — тронув меня за руку, как-то виновато спросил бармен, и я очнулся от невеселых мыслей. Жизнь, она ведь как? Мордой об стол приложит, а ты ей что «спасибо», что «за что?» — все одно, свою линию гнет и не робеет. А порою так хочется поспорить с нею! А еще больше хочется порою изменить прошлое. Но ведь ничего не изменится. Было то, что было, и это прошлое не переиграешь, можно его только переосмыслить.

Тяжелые настали у меня времена. Полный разлад с людьми и с самим собой. Ничего не осталось. Я был никем, я не умел брать деньги и ту, что ушла от меня два дня назад, это не устраивало. Но ведь она не сказала мне ни слова. Просто ушла. Просто. И опять я один. И никто ничего наверняка про меня не знает. А та, что ушла, забудет обо всем, ей нет смысла разбалтывать о Диме Нелюде всякие сплетни. Он ведь и человеком-то не был, потому что не имел благ, был наивен и глуп. Так, наверное, она думала. А то, что у Димы Нелюдя есть квартира, с которой он, дурак, не знает что делать… и то, что квартиру эту подарил ему подрядчик за спасение его несовершеннолетнего сына… от лейкемии…